О лекции А.Зализняка «Об исторической лингвистике»: pro et contra

Удивительно, что на протяжении всей лекции, а она читалась в два этапа, с перерывом в два года, Зализняк ни словом не упомянул о мышлении, с которым язык «неразлучен» (Марр). Он говорит только о фонетике, о произношении слова, изменении того или иного звука и т.д. Но «язык есть не только звучание, но и мышление, да и не одно мышление, а накопление смен мышления, смен мировоззрения», — писал Н.Я. Марр.
Анализ языковых данных представляется нереальным без учета мышления как сокровенного его содержания, по его утверждению. Ему претил установившийся в науке приоритет «доведенной до звукоедства фонетики», который сводил все учение о языке к законам звуковых явлений.

Мне скажут, что лекция была посвящена фонетике. Но, говоря «об исторической лингвистике», тогда надо было бы сделать оговорку, что фонетика – это только одна ее часть. Ведь состав аудитории — учащиеся и поэтому трудно переоценить значение, оказываемое лекцией именитого ученого на формирование их интересов и приоритетов.

По мысли Марра, в отсутствие законов семантики — законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи, учение об индоевропейских языках (а речь в лекции о них) является голым фонетико-сравнительным учением без мышления. Это «учение о звуках», которое « принимали по недоразумению за лингвистическую науку, т.е. за учение о речи и мышлении».

Для Марра и его школы лингвистический элемент — это значимое слово, т.е. мысль в звуковом воплощении, а не звук. Его «новое учение о языке» переносило бремя доказательств на семантику, т.е. на значения. В этом Марр видел «особую силу» своего учения о языке — «ведь вопрос не в словах-звучаниях, а в их смысле…»

Зализняк справедливо пишет о том, что «современный француз, конечно, может читать тексты двухсотлетней давности, может с некоторым трудом читать тексты четырехсотлетней давности. Но уже для того, чтобы читать тексты тысячелетней давности, ему потребуется специальное обучение. А если еще глубже взять — дойти до латыни, то это для француза будет просто иностранный язык, в котором он ничего понять не сможет, пока специально его не изучит. Так что совершенно очевидно, что на протяжении какого-то числа веков язык может измениться до того, что вы уже решительно ничего не будете из него понимать».

Вот и Марр пишет о том, что «нет в языке ничего неизменчивого, формы и значения меняются одинаково в такой мере, что если не знать палеонтологию речи … совершенно нельзя узнать существование какой-либо связи между разновидностями одного и того же слова в различные глоттогонические (от греч. glōtta язык + gonos рождение) эпохи»[1]

Но при этом какая разница! Основной постулат Марра — это строго закономерная изменчивость значений слов, о чем Зализняк вообще не упоминает.

Зато идеи Марра полностью согласуется с идеями ученого психолога Л.С. Выготского. По мнению Выготского, в основу подхода к языку должен быть положен метод семантического анализа, метод изучения словесного значения. Как он подчеркивал, на каждой ступени языкового развития существует своя особенная структура словесного значения. Значение слова не остается неизменным и постоянным, оно скорее «динамическое, чем статическое образование». В ходе исторического развития языка, по его утверждению, изменяется не только структура значения, его психологическая природа, но изменяется самый характер отражения и обобщения действительности в слове[2]

Недаром Марр считал необходимым привлечение смежных наук к лингвистике, объединение лингвистов с этнологами, археологами, психологами, поскольку исследование языка с неизбежностью затрагивает целый ряд пограничных областей научного знания.

Ему претил изоляционизм и сепаратизм лингвистов, который он уподоблял работе историков материальной культуры — археологов и этнографов: «Одни прослеживают какой-нибудь лапоть во всем мире, другие занимаются тем, к какой расе лапоть относится, к русской (славянской) или финской… И те и другие без представления о законах языкотворчества, истории возникновения речи и т.д. Какой же это будет археолог без знания языка, его творческих закономерностей? А этнограф со своими примитивами? Да он сам примитив»[3]

После лекции Зализняк отвечал на вопросы. Один из вопросов звучал так: «Как вы считаете, насколько осмысленно было бы искусственно создать синтетический язык для всего человечества?»
А. А. Зализняк: Эта идея в какой-то момент очень активно реализовывалась. Была целая эпоха: конец XIX — начало ХХ вв., когда появилось несколько таких языков. Самый известный из них — эсперанто, но есть еще добрый десяток других, менее известных: идо, волапюк, например. Остальные не выжили. Язык эсперанто в какой-то степени выжил, но большого успеха не имел.

По мнению Зализняка, «при нормальном развитии языка как функции общения, а не просто чего-то выдуманного на бумаге, обязательно происходит такое расслоение: в одном языке бывают пласты более современные, средние и древние. У них разная грамматика, и поэтому древнее выглядит как исключение; так и формулируется, что это исключение.
К выдуманному доктором Заменгофом эсперанто это не подходит — там всё идеально. Но дальше происходит одно из двух. Либо это эсперанто остается на полке памятником изобретательности доктора Заменгофа, либо оно становится живым международным языком. А если оно становится живым международным языком, оно никуда не уйдет от законов развития языка: в нем появятся исключения. И тогда человечеству нет уже никакого смысла бросать свой английский, свой испанский, свой русский язык и переходить на эсперанто».
Зализняк проводит параллель с ивритом. «Примерно то же самое происходит с ивритом в Израиле. Там они, правда, и не исходят из того, что это должен быть язык без исключений. Библейский язык, на основе которого построен иврит, — это вполне нормальный язык, в котором имеется регулярная грамматика, но имеются и части совершенно неправильные и т. д. Кстати, пример Израиля показывает, что в принципе возможно создать такую социальную ситуацию, что новое поколение будет говорить на языке, который предложили, так сказать, из идеи и который не был языком родителей. Так что с этой точки зрения эсперанто в принципе могло бы и привиться –– дело здесь, очевидно, в другом».

На мой взгляд, Зализняк делает ошибку и принципиальную, сравнивая иврит с эсперанто. Иврит – это не искусственный язык. Новые слова суть производное старых корней. Они создавались по архаическим «лекалам», в соответствии с закономерностями древнего языкотворчества. Т.е. с учетом особенностей архаической семантики и законов древнего мышления.

Но, как писал с сожалением Н.В. Крушевский (1851-1887), один из «гениальных теоретиков польского происхождения», по Р.Якобсону, в лингвистике, « чуть ли не у каждого специалиста свой метод, своя подготовка, свои задачи, и вследствие этого весьма немногие специалисты способны понимать друг друга»[4]

И эти слова как нельзя более справедливы по отношению к сегодняшнему дню.

ЛИТЕРАТУРА

1. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с.107

2. Выготский Л.С. Психология. — М.: Эксмо-Пресс, 2000, с.469

3. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с.95

4. Крушевский Н.В. В кн.: Якобсон Р. Избранные труды. М.: «Прогресс»,1985, с.344