«Как нельзя быть грамотным, уметь читать и писать, если вы не знаете букв, нельзя научно понимать язык, изучать его или учить ему других, если вы не обладаете знанием палеонтологии речи…» (окончание)

О многозначности корня דבר. М.Носоновский пишет:
согласно библейскому словарю, области применения этого корня следующие: (1) «уводить и истреблять» (2) «быть позади» (включая девир — «потаенное святилище») (3) «вести за собой» (в том числе стадо животных или насекомых) (4) «заключать», «издавать мнение» или «приводить историю» (в частности, просто «говорить»). Отсюда целый спектр значений в иврите: даббер «говорить»; давар — «слово», «история», «вещь» девер — «мор»; довер — «пастбище»; девора — «пчела»;девир — «святая святых»; мидбар — «степь» (как место выпаса) или «пустыня».

Сразу возникает вопрос: почему автор считает указанный им «спектр значений» — производным от глагола? Здесь не все так однозначно.
По мнению Марра, глагол – позднейшее образование и вырастает из той же смысловой основы, что и имя существительное.
Вначале существовали лишь имена, т.е. первичной функцией слова была номинация предметов. Как говорится в Библии: «И нарек человек имена всем скотам, и птицам небесным, и всем зверям полевым (Быт.2,20).

«Словом, был момент, длинный период, многие эпохи, когда не было особой категории глаголов, были имена, те имена, которые впоследствии стали известны в грамматике под названием имен существительных и прилагательных, раньше также не различавшихся…»[1]

М.Носоновский ставит своей задачей показать, что « на самом древнем этапе праафразийский язык имел механизмы и средства для абстрагирования и расширения семантики, которые потенциально могли быть актуализированы по мере надобности. Эти лексико-грамматические средства обладают определенной заложенной в них внутренней логикой, и эта логика понятийная».

Он пишет: «При переходе между единицами смыслового ряда семы, т. e. элементы смысловых единиц (семем), имеют здесь, помимо паралогического и эмоционального, также четкие логические и таксономические отношения между собой.

Например, если корню דבר приписывается смысловое значение «вести за собой» (животных), либо «истреблять», то форма מדבר мидбар включает сему «имя места» (миCCaC), означая либо «просторное место выпаса», либо «пустынное, гиблое место» (в зависимости от того, какую этимологическую теорию мы выбираем), а также и «уста» как место речи. Аналогично, דבורה девора («пчела») может включать корневую сему «вести за собой» (в данном случае — рой насекомых) и окончание единчного имени —a со смыслом “eдиничное насекомое из роя».

Тут надо заметить, что пустыня как «место выпаса», да и «уста» как место речи – эти выражения ставят в недоумение. Пустыня – «место выпаса»? А «уста» как место речи — это вообще не ложится на слух.
Но дело даже не в этом.

На наш взгляд, ошибка и принципиальная — в самом утверждении автора о наличии понятийной логики в семантических рядах слов, производных от корня דבר

Бесспорно, что в мифическом сознании, где все взаимосвязано, нет действий и поступков, лишенных смысла. Но логика их действий не сопрягается с нашей логикой.

«Не стоит искать в мифе ни логики, ни причинных связей типа наших», поскольку «способ чувствовать и мыслить в каждую эпоху иной», — утверждала О.М. Фрейденберг.

Первобытное мышление « не каузально, оно творит слова не в логической причинной связи с содержанием слова, не по реальной роли предмета, напротив, здесь не только нет никакой причинной зависимости между назначением предмета и его наименованием, но между ними имеется полный логический разрыв» [2]

В еще более наглядной образной форме передает эту особенность мифологического мышления А.Ф. Лосев: «каждая вещь (в границах мифологического сознания) для такого сознания может превращаться в любую другую вещь, и каждая вещь может иметь свойства и особенности другой вещи». Отсюда следует закон абсолютной взаимопревращаемости вещей и явлений, или как называет его Лосев, закон универсального, всеобщего оборотничества. Это закон, согласно которому, — «все может быть всем».

Мифологическое мышление построено на образах, их семантическом тождестве, поскольку в мифологическом сознании все предметы представляются тождественными.
Фрейденберг подчеркивает важность этого вывода для понимания, как особенностей архаической семантики, так и архаической смысловой системы в целом, к которой наши современные понятия совершенно неприменимы. «Совершенно необходимо уяснить себе эту семантику архаических «слов», логосов, и позабыть о значении нашего современного языкового слова»[3]

С этих позиций правомерно подойти к особенностям семантических связей в производных от корня דבר словах. Почему в иврите «слово» и «вещь» обозначаются одинаково — давар? Что лежит в основе такого сходства?

Представление о вещности, телесности «слова» уходит своими корнями в эпоху мифологического сознания, для которого вещь, слово и действие были тождественными. С этим связывается старинное верование, дожившее до настоящего времени и состоящее в том, что одно произнесение известного слова само по себе может произвести то явление, с которым оно связано. Произнесение слова как бы насильственно извлекает вещь из небытия.

Вяч.Вс.Иванов пишет: « Синкретические образы, не разграничивающие еще слово, вещь и действие, отражены в многозначности соответствующих терминов во многих языках Древнего Востока – хеттском (хет. uttar «слово, дело, вещь», memmiya – «слово, дело»), хурритском и других, как и в некоторых африканских языках (бамилеке в Йентральном Камеруне). Аналогично этому в иврите давар означает одновременно «слово и предмет, вещь».

Существенно, что в мифологическом мышлении в отличие от современного каждое слово носило сакральный характер, было провиденциальным.
Как отголосок этих представлений, можно рассматривать то, что в иврите от общего корня דבר образованы слова: давар (слово), двир (Святая святых Иерусалимского Храма), дибер (заповедь).

К этой же группе производных слов следует отнести и мидбар (пустыня), так как в сознании религиозного человека «пустыня» была «местом Откровения», или наилучшим местом для беседы, разговора с Богом.

Недаром в древнееврейском языке слово мидбар — одновременно, и «пустыня», и «орудие речи», и «уста». Из этого следует и фонетическое сходство между словами мидбар (пустыня) и мэдабер (говорит).
И так ли далеко отстоит от этих представлений поэтическое сознание, если вспомнить лермонтовское: «… пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит».

Как указывает Фрейденберг, в силу отождествляющего характера мифологического мышления «слово» могло быть добром и злом, небом и преисподней. Поэтому, сохраняя такую двойственность, «слово» могло выступать в двух функциях. Из функции слова-добра рождалась хвала, благословение, благо, слава.
Другая функция слова — хтоническая (хтонический — значит, «подземный») и заключает в себе зло, проклятие, брань.

Эта амбивалентность, двойственность значения «слова» имела своим последствием то, что древних языках одним и тем же словом обозначались прямо противоположные понятия.
К примеру, латинское sacer означает «святой» и «проклятый», а слово preces значит «мольба», «молитва» и «проклятие». У греков одинаково обозначаются «грех», «проклятый», но и «очищение от греха».
Это вызывает параллель с ивритом, в котором хэт (грех), хотэ (грешит), а также мэхатэ (очищает) и хатат (очистительная жертва) представляют группу однокоренных слов.

Дихотомия слова лежит в основе структуры многих корневых гнезд в иврите, в которых одноименным корнем обобщаются слова, соответствующие двум противоположным значимостям: благой и дурной.
Так, общий корень דבר связывает, с одной стороны, такие слова, как двир (Святая святых Иерусалимского Храма), дибер (заповедь), давар (слово), двора (пчела как символ красноречия), а с другой стороны — дэвэр (мор, чума), мадбир (уничтожает), мидбар (пустыня).

«Пустыня» здесь выступает, как символ бесплодия, отсутствия жизни, вопреки, казалось бы, ее значению, как сакрального пространства. Но в этом нет противоречия, принимая во внимание амбивалентный характер «слова» и его двоякую функцию в раннем языковом мышлении.
Прямым следствием этого словотворчества является звуковое единообразие, характерное для древнего языка, которое заметно себя проявляет в фонетическом сходстве таких слов, как мидбар (пустыня) и мэдабер (говорит), дэвэр (чума, мор) и довэр (говорящий).

Что сказать в заключение?

Когда утверждается наличие понятийной логики в образовании семантических рядов в древних языках (как в данном случае с корнемדבר ), то это может означать лишь то, что представления древнего архаического человека интерпретируются в терминах собственной психологии и описываются в категориях собственного языка. В то время, как для мифологического человека ни одно явление, ни один предмет, ни одно существо не воспринимаются так, как это кажется естественным для современного человека, о чем писал еще Леви-Брюль.
По его убеждению, тем самым первобытные понятия искажаются и подменяются понятиями и логическими конструкциями самих исследователей.
Иначе говоря, заключения ученых выводились из деятельности первобытного сознания подобного их собственному. Леви-Брюль считал, что «термины, которыми пользуются для анализа наших умственных функций, не подходят для функций, отличающихся от наших» — нужна новая терминология.

С этими словами Леви-Брюля перекликается высказывание Марра: «Языки доэллинской культуры требуют иного мышления, чем то, которым обладают исследователи, они требуют иной системы анализа речи, чем та, которой они располагают чтобы анализировать язык в свете ментальности, воспринять новый метод, надо быть свободным от старого мышления, перейти к иному «думанию», что требует немалых умственных усилий».

Не потому ли так туманны и размыты размышления автора статьи о наличии понятийной логики в рассматриваемых им семантических рядах?

В свете исследований Марра и Фрейденберг попытки интерпретировать особенности мифологического мышления, как это делает Дьяконов, привлекая «принцип воронки» физиолога Шеррингтона, а также построенную на этом принципе гипотезу ученого фармацевта Л.С.Салямона, выглядят, по меньшей мере, беспомощными и несостоятельными.

Так и остается неразрешимой загадкой, почему работы Марра и Фрейденберг, где все эти вопросы получают разрешение, не востребованы учеными? Почему нужно до сих пор замалчивать их имена, а предпочтение отдавать людям совершенно не причастным к этим научным проблемам? Почему? Нет ответа….

ЛИТЕРАТУРА

1. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с. 247
2. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. — М.: РАН, Изд. Фирма «Восточная литература», 1998, с.54-55
3. там же, с.76

5 комментариев для “«Как нельзя быть грамотным, уметь читать и писать, если вы не знаете букв, нельзя научно понимать язык, изучать его или учить ему других, если вы не обладаете знанием палеонтологии речи…» (окончание)

  1. Александр Биргер
    7 декабря 2017 at 19:25 (edit)
    …то в новом мышлении и слово-извержении цена слову — копейка.
    В лучшем случае — шекель.
    _______________________

    На что или на кого Вы намекаете этим шекелем, уважаемый Алекс?

  2. Ася Крамер
    7 декабря 2017 at 20:50
    ________________________
    Спасибо, Ася. Мое «увлечение» — дело десятое. Вы, я думаю, согласитесь, что они не зря писали — эти марры и фрейденберги. А тут как раз такой красноречивый пример представился, чтобы в этом убедиться.

  3. Поразительно интересный, глубокий текст. Видно, Инна, что вы увлечены темой, много думаете над ней и поэтому у вас получается вдумчиво и эмоционально. И доказательно. Читается с наслаждением!

  4. Если вспомнить начало: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет»… (Ветхий Завет, Первая книга Моисеева. Бытие , гл.1). Здесь и глагол, и Бог, и свет.
    А человеков, на которых Вы ссылаетесь, ещё не было.
    Ни Марра, ни Фрейденберг, ни Салямона… А потом появились Адам, Ева, Соломон и др.
    Человек, будучи человеком, стал «в ударном порядке» придумывать слова: земля, небо, дерево .. закат, Книга, … палеонтология, мифология… и, дойдя до сложных слов, вроде — синкретические образы, разграничить, провиденциальный, запутался настолько, что возгордился и отгородился от себе подобных. О «братьях меньших» и говорить нечего. Стал человек разумный сдирать с них кожу-меха и строить разные замысловатые одежды, что отражено в литературе Древнего Востока и менее древнего Запада.
    И, если «в мифологическом мышлении, в отличие от современного каждое слово носило сакральный характер, было провиденциальным», то в новом мышлении и слово-извержении цена слову — копейка.
    В лучшем случае — шекель.

  5. Когда утверждается наличие понятийной логики в образовании семантических рядов в древних языках (как в данном случае с корнемדבר ), то это может означать лишь то, что представления древнего архаического человека интерпретируются в терминах собственной психологии и описываются в категориях собственного языка. Тем самым древние понятия искажаются и подменяются понятиями и логическими конструкциями самих исследователей.

Добавить комментарий