Непостоянство вещи, её разлад
с временем, что исправно берет своё.
Это льняное платье длиной до пят
предполагало жить, но оно — тряпьё.
Траченный молью плащ — в нём уездный фат
лихо пленял сердца молодых вдовиц —
взят огородным пугалом напрокат
и рукавами машет, гоняя птиц.
Кнопки, крючочки, пёстрая мишура.…
Время слежалось в складках, прогнув корсет.
Там, где оно дохнуло, — ожог, дыра,
трещина, из которой сочится свет.
Вещи — пустые коконы, мотыльки,
высохшие меж стеклами. Прах. Пыльца.
Не зарастает, времени вопреки,
в белом мундире дырочка от свинца.
Ирина Евса
Непостоянство вещи, её разлад
с временем, что исправно берет своё.
Это льняное платье длиной до пят
предполагало жить, но оно — тряпьё.
Траченый молью плащ — в нём уездный фат
лихо пленял сердца молодых вдовиц —
взят огородным пугалом напрокат
и рукавами машет, гоняя птиц.
Кнопки, крючочки, пёстрая мишура.…
Время слежалось в складках, прогнув корсет.
Там, где оно дохнуло, — ожог, дыра,
трещина, из которой сочится свет.
Вещи — пустые коконы, мотыльки,
высохшие меж стеклами. Прах. Пыльца.
Не зарастает, времени вопреки,
в белом мундире дырочка от свинца.
Ирина Евса
Ирина Евса
Непостоянство вещи, её разлад
с временем, что исправно берет своё.
Это льняное платье длиной до пят
предполагало жить, но оно — тряпьё.
Траченый молью плащ — в нём уездный фат
лихо пленял сердца молодых вдовиц —
взят огородным пугалом напрокат
и рукавами машет, гоняя птиц.
Кнопки, крючочки, пёстрая мишура.…
Время слежалось в складках, прогнув корсет.
Там, где оно дохнуло, — ожог, дыра,
трещина, из которой сочится свет.
Вещи — пустые коконы, мотыльки,
высохшие меж стеклами. Прах. Пыльца.
Не зарастает, времени вопреки,
в белом мундире дырочка от свинца.