Ничего не бойся, скоро-скоро
мы покинем гулкие просторы,
родину приемную свою,
полетим на карликовый остров,
станем очень маленького роста,
в детском обоснуемся раю.
Там читают сказки про индейцев,
известью выбеливают тельце
и узор выводят на лице,
обручи, браслеты, амулеты,
в волосах струящиеся ленты,
как лучи на Золотом Тельце.
Материк чуть видимый отсюда,
хрупкий, как китайская посуда,
углями наполнен до краев.
Резкими воздушными скачками
движемся, и длинными сачками
ловим перелетных соловьев.
Мы как дети – золото в остатке,
мы со взрослыми играем в прятки
и парим над гиблою водой,
камешками полнятся карманы,
вечерами добрые шаманы
нас волшебной кормят резедой.
Кто из кущ глядит на наши игры –
муравьеды, носороги, тигры? –
как летим с пригорка кувырком.
Ничего не бойся, сами, сами…
Ангелы с мышиными хвостами
чёрным угощают молоком.
Нам, когда-то срубленным под корень,
проклятым и вытоптанным – вровень
с мостовой, неведома тоска,
и со всех сторон островитяне,
как тычинки в огненном тюльпане,
тянутся из жаркого песка.
Завтра будем мы неуязвимы,
будет праздник сердца, именины
мертвых душ, незнающих любви.
А песок вдоль берега – что порох…
Заводи считалку: «Молох, Молох,
где же руки сильные твои?»
Марина Гарбер
Ничего не бойся, скоро-скоро
мы покинем гулкие просторы,
родину приемную свою,
полетим на карликовый остров,
станем очень маленького роста,
в детском обоснуемся раю.
Там читают сказки про индейцев,
известью выбеливают тельце
и узор выводят на лице,
обручи, браслеты, амулеты,
в волосах струящиеся ленты,
как лучи на Золотом Тельце.
Материк чуть видимый отсюда,
хрупкий, как китайская посуда,
углями наполнен до краев.
Резкими воздушными скачками
движемся, и длинными сачками
ловим перелетных соловьев.
Мы как дети – золото в остатке,
мы со взрослыми играем в прятки
и парим над гиблою водой,
камешками полнятся карманы,
вечерами добрые шаманы
нас волшебной кормят резедой.
Кто из кущ глядит на наши игры –
муравьеды, носороги, тигры? –
как летим с пригорка кувырком.
Ничего не бойся, сами, сами…
Ангелы с мышиными хвостами
чёрным угощают молоком.
Нам, когда-то срубленным под корень,
проклятым и вытоптанным – вровень
с мостовой, неведома тоска,
и со всех сторон островитяне,
как тычинки в огненном тюльпане,
тянутся из жаркого песка.
Завтра будем мы неуязвимы,
будет праздник сердца, именины
мертвых душ, незнающих любви.
А песок вдоль берега – что порох…
Заводи считалку: «Молох, Молох,
где же руки сильные твои?»