Леонид Мартынов. Проблема перевода

Я вспомнил их, и вот они пришли. Один в лохмотьях
был, безбров и черен. Схоластику отверг он, непокорен,за
что и осужден был, опозорен и, говорят, не избежал петли.
То был Вийон.

Второй был пьян и вздорен. Блаженненького под руки
вели, а он взывал: «Пречистая, внемли! Житейский путь мой
каменист и торен. Кабатчикам попал я в кабалу. Нордау
Макса принял я хулу, да и его ли только одного !»
То был Верлен.

А спутник у него был юн, насмешлив, ангелообразен,
и всякое творил он волшебство, чтоб все кругом сияло
и цвело: слезу, плевок и битое стекло преображал в звезду,
в цветок, в алмаз он и в серебро.
То был Артюр Рембо.

И может быть, толпились позади еще другие, смутные
для взгляда, пришедшие из рая либо ада. И не успел спро-
сить я, что им надо, как слышу я в ответ:
— Переводи!

А я сказал:
— Но я в двадцатом веке живу, как вам известно, го-
спода. Пекусь о современном человеке. Мне некогда. Вот
вы пришли сюда, а вслед за вами римляне и греки,
а может быть, этруски и ацтеки пожалуют. Что делать мне
тогда? Да вообще и стоит ли труда? Вот ты, Вийон, коль
за тебя я сяду и, например, хоть о Большой Марго переведу
как следует балладу, произнесет редактор: «О-го-го! Ведь
это же сплошное неприличье». Он кое-что смягчить предло-
жит мне. Но не предам твоей сатиры бич я редакционных
ножниц тупизне! Я не замажу кистью штукатура готиче-
скую живопись твою!

А «Иностранная литература», я от тебя, Рембо, не
утаю, дала недавно про тебя, Артюра, и переводчиков твоих
статью[*]: зачем обратно на земные тропы они свели твой
образ неземной подробностью ненужной и дурной, что ты,
корабль свой оснастив хлмельной и космос рассмотрев без
телескопа, вдруг, будто бы мальчишка озорной, задумал
оросить гелиотропы, на свежий воздух выйдя из пивной.
И я не говорю уж о Верлене,- как надо понимать его
псалмы, как вывести несчастного из тьмы противоречий?
Дверь его тюрьмы раскрыть! Простить ему все преступ-
ленья: его лирическое исступленье, его накал до белого ка-
ленья! Пускай берут иные поколенья ответственность такую,
а не мы!

Нет, господа, коварных ваших строчек да не переведет
моя рука, понеже ввысь стремлюсь за облака, вперед гляжу
в грядущие века. И вообще, какой я переводчик! Пусть уж
другие и еще разочек переведут, пригладив вас слегка.

Но если бы, презрев все устрашенья, не сглаживая
острые углы, я перевел вас,- все-таки мишенью я стал бы
для критической стрелы, и не какой-то куро-петушиной, но
оперенной дьявольски умно: доказано бы было все равно,
что только грежу точности вершиной, но не кибернетической
машиной, а мною это переведено, что в текст чужой свои
вложил я ноты, к чужим свои прибавил я грехи, ив резуль-
тате вдумчивой работы я все ж модернизировал стихи. И это
верно, братья иностранцы, хоть и внимаю вашим голосам, но
изгибаться, точно дама в танце, как в данс-макабре или
контрдансе, передавать тончайшие нюансы Средневековья
или Ренессанса — в том преуспеть я не имею шанса, я не
могу, я существую сам!

Я не могу дословно и буквально как попугай вам
вторить какаду! Пусть созданное вами гениально, по-своему
я все переведу, и на меня жестокую облаву затеет ополченье
толмачей: мол, тать в ночи, он исказил лукаво значение
классических речей.

Тут слышу я:
— Дерзай! Имеешь право. И в наше время этаких
вещей не избегали. Антокольский Павел пусть поворчит, но
это не беда. Кто своего в чужое не добавил? Так поступали
всюду и всегда! Любой из нас имеет основанье добавить,
беспристрастие храня, в чужую скорбь свое негодованье, в
чужое тленье — своего огня. А коль простак взялся бы за
работу, добавил бы в чужие он труды: трудолюбив-так
собственного пота, ленив — так просто-напросто воды!

1962

3 комментария для “Леонид Мартынов. Проблема перевода

  1. Это стихотворение Л.Мартынова было своего рода программным: он добавил в горячие дискуссии о переводе того времени и свой голос:

    «… Но если бы, презрев все устрашенья, не сглаживая
    острые углы, я перевел вас,- все-таки мишенью я стал бы
    для критической стрелы, и не какой-то куро-петушиной, но
    оперенной дьявольски умно: доказано бы было все равно,
    что только грежу точности вершиной, но не кибернетической
    машиной, а мною это переведено, что в текст чужой свои
    вложил я ноты, к чужим свои прибавил я грехи, и в резуль-
    тате вдумчивой работы я все ж модернизировал стихи…».

    Л.Мартынов, в общем, встал на ту же точку зрения, что и К.Чуковский в своей замечательной книге «Высокое искусство»: тот утверждал, что буквализм не помогает понять оригинал, а убивает его наповал. И надо не цепляться за ту или иную фразу, а попытаться на руссом передать ощущение, создаваемое автором, допустим, английского текста, «… переводить не слово — словом, а шутку — шуткой …». Это совершенно блестяще сделано в известном переводе «Хроники времен Карла IХ» Мериме, сделанным Н.Любимовым:

    в тексте монах заключает пари с беспутными молодыми дворянами, что он вставит божбу в воскресную проповедь. И действительно, начинает свою речь с амвона следуыющим образом:

    «Возлюбленные братья мои,
    Чтоб вас разтак и разэтак …» — делает паузу, и дождавшись возмущенного ропота, смиренным тоном продолжает: «… не мучили черти в аду …».

    Что не соответствует буквальному тексту Мериме, но превосходно передает намеренье автора 🙂

    1. Борис Тененбаум
      29 сентября 2017 at 18:06
      \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

      Борис, главу «Неточная точность» упомянутой Вами книги Корнея Ивановича Чуковского «Высокое искусство» (http://samlib.ru/w/wagapow_a_s/chuk-tr.shtml) предваряют следующие два эпиграфа:

      Что очень хорошо на языке французском, то может в точности быть скаредно на русском.
      Сумароков

      …стараясь передать Мильтона слово в слово, Шатобриан, однако, не мог соблюсти в своем преложении верности смысла и выражения. Подстрочный перевод никогда не может быть верен.
      Пушкин

      И вот как она начинается:

      Словарные ошибки встречались не раз у самых больших переводчиков, и все же их переводы гораздо художественнее (и значит вернее) огромного множества таких переводов, где каждое отдельное слово передано с максимальной точностью. Лермонтов смешал английское kindly (нежно) с немецким das Kind (дитя) и перевел строку Бернса «Had we never loved so kindly» так:

      Если б мы не дети были.

      Между тем эта строка означает:

      Если б мы не любили так нежно…

      Тургенев, переводя «Иродиаду» Флобера, сделал из ее дочери сына, превратив таким образом Саломею в мужчину1.

      Виссарион Белинский перевел слово «vaisseaux» — корабли, а в подлиннике шла речь об артериях.

      Валерий Брюсов имя Керубино перевел — Херувим, то есть превратил мальчишку в ангелочка.

      И все же их переводы — мы знаем — имеют большую литературную ценность.

      Словарные несоответствия указывать очень легко. Если в подлиннике сказано лев, а в переводе собака, всякому ясно, что переводчик ошибся. Но если он извратил не отдельные слова или фразы, а основную окраску всей вещи, если вместо взрывчатых, новаторски-дерзких стихов он дал в переводе благополучно-шаблонные, вместо горьких — слащавые, вместо текучих — занозистые, мы почти бессильны доказать рядовому читателю, что ему всучили фальшивку. Я вспоминаю пятистишие Пушкина, переведенное на немецкий язык и с немецкого обратно на русский:

      Был Кочубей богат и горд
      Его поля обширны были,
      И очень много конских морд,
      Мехов, сатина первый сорт
      Его потребностям служили.

      Изволь, докажи читателю, что хотя тут нет ни отсебятин, ни ляпсусов, хотя переводчик аккуратно строка за строкой скопировал подлинник, хотя кони у него так и остались конями, меха — мехами, Кочубей — Кочубеем, для всякого, кто не совсем равнодушен к поэзии, этот перевод отвратителен, так как Пушкин подменен здесь капитаном Лебядкиным, тем самым, который сочинил знаменитый шедевр:

      Жил на свете таракан,
      Таракан от детства,
      А потом попал в стакан.
      Полный мухоедства.

      Если бы по этому переводу мы вздумали знакомиться с творчеством Пушкина, Пушкин явился бы нам дубиноголовым кретином2.

      Здесь главная трагедия переводческого искусства — оно зачастую содержит в себе клевету на переводимого автора…

  2. Леонид Мартынов. Проблема перевода

    Я вспомнил их, и вот они пришли. Один в лохмотьях
    был, безбров и черен. Схоластику отверг он, непокорен,за
    что и осужден был, опозорен и, говорят, не избежал петли.
    То был Вийон…

Добавить комментарий