Автор: 40 дней со дня смерти Евгения Евтушенко
Евгений Евтушенко, вне всякого сомнения, яркая и самостоятельная поэтическая личность. Большой поэт всегда выламывается из ряда, но в то же время как-то соотносится и с современниками, и с предшественниками. Родственных современников у Евтушенко, как известно, трое, а вместе их четверо, как и констатировал, развивая Пастернака, Вознесенский: «Нас мало, нас, может быть, четверо», то есть Евтушенко, сам Вознесенский, Ахмадулина и Рождественский. Некоторые хотят поставить в этот ряд Булата Окуджаву, но это не верно: Окуджава – человек иного поколения, фронтовик. А эти четверо, как принято было когда-то говорить, дети двадцатого съезда, пресловутой оттепели. Нас сейчас интересует один Евтушенко, и мы хотим найти его предшественников. Конечно, вспоминается первым делом Маяковский, у которого Евтушенко заимствовал жанр стихотворной публицистики, богато им развитый. Но я бы вспомнил еще одно имя: Гайдар, Аркадий Гайдар. И не с писаниями Гайдара я бы его связал (мало общего, поэзия и проза), а с жизненной установкой, биографией попросту говоря. Это очень выразительная противоположность, как раз и провоцирующая на сравнение по принципу контраста. Гайдар за советскую власть полной мерой воевал, сражался, убивал – и сам в конце концов убился, погиб, можно сказать, сам искал гибели: мог бы вполне остаться в живых военным корреспондентом центральной прессы. Но ему было за что погибать – за веру свою беззаветную, купленную и оплаченную кровью, чужой и своей. И вот вопрос: была ли такая вера у Евтушенко? Это вопрос не праздный, потому что сам Евтушенко постоянно заявлял себя советским поэтом, советским человеком, живущим заодно со страной. Сколько стоила эта его вера – вот вопрос…
Читать дальше здесь:
Борис Парамонов. Крики и шепоты
40 дней со дня смерти Евгения Евтушенко
Евгений Евтушенко, вне всякого сомнения, яркая и самостоятельная поэтическая личность. Большой поэт всегда выламывается из ряда, но в то же время как-то соотносится и с современниками, и с предшественниками. Родственных современников у Евтушенко, как известно, трое, а вместе их четверо, как и констатировал, развивая Пастернака, Вознесенский: «Нас мало, нас, может быть, четверо», то есть Евтушенко, сам Вознесенский, Ахмадулина и Рождественский. Некоторые хотят поставить в этот ряд Булата Окуджаву, но это не верно: Окуджава – человек иного поколения, фронтовик. А эти четверо, как принято было когда-то говорить, дети двадцатого съезда, пресловутой оттепели. Нас сейчас интересует один Евтушенко, и мы хотим найти его предшественников. Конечно, вспоминается первым делом Маяковский, у которого Евтушенко заимствовал жанр стихотворной публицистики, богато им развитый. Но я бы вспомнил еще одно имя: Гайдар, Аркадий Гайдар. И не с писаниями Гайдара я бы его связал (мало общего, поэзия и проза), а с жизненной установкой, биографией попросту говоря. Это очень выразительная противоположность, как раз и провоцирующая на сравнение по принципу контраста. Гайдар за советскую власть полной мерой воевал, сражался, убивал – и сам в конце концов убился, погиб, можно сказать, сам искал гибели: мог бы вполне остаться в живых военным корреспондентом центральной прессы. Но ему было за что погибать – за веру свою беззаветную, купленную и оплаченную кровью, чужой и своей. И вот вопрос: была ли такая вера у Евтушенко? Это вопрос не праздный, потому что сам Евтушенко постоянно заявлял себя советским поэтом, советским человеком, живущим заодно со страной. Сколько стоила эта его вера – вот вопрос…