Автор: 
Над стальной полосой монотонного тусклого льда
Серебрится, сгущаясь, туман океанский, рельефный до дрожи.
Я когда-то читал, что на время – не стоит труда,
От кого-то я, помнится, слышал, что смерть и забвенье похожи.
Как я долго скитался один среди каменных зданий и догм,
Натыкаясь в тумане случайно на мертвые души,
Позабыв почему-то, что Джеком построенный дом
Никаким ураганам уже не подвластно разрушить.
Как упорный монах, как щенок, что всю мебель изгрыз,
Открывает душа в изумленье, что суть не вмещается в числа.
Ничего нет сравнимого с чудом бесцельной словесной игры,
Из тумана которой зачем-то являются искорки смысла.
Власть над словом не знает пределов и этим сродни
Крайней степени рабства бесправного, вечного плена.
Все мы данники дня – и щенок замирает, уснувший в тени,
И младенец кричать устаёт, и монах подгибает колена.
Так давай же с тобой говорить ни о чём, а точнее – молчать.
Нас нельзя уличить ни в мотивах, ни в заданной цели.
Прилетели в апреле грачи, развели, откормили грачат,
Дождались холодов и туманов – и вновь улетели.
Леопольд Эпштейн
Над стальной полосой монотонного тусклого льда
Серебрится, сгущаясь, туман океанский, рельефный до дрожи.
Я когда-то читал, что на время – не стоит труда,
От кого-то я, помнится, слышал, что смерть и забвенье похожи.
Как я долго скитался один среди каменных зданий и догм,
Натыкаясь в тумане случайно на мертвые души,
Позабыв почему-то, что Джеком построенный дом
Никаким ураганам уже не подвластно разрушить.
Как упорный монах, как щенок, что всю мебель изгрыз,
Открывает душа в изумленье, что суть не вмещается в числа.
Ничего нет сравнимого с чудом бесцельной словесной игры,
Из тумана которой зачем-то являются искорки смысла.
Власть над словом не знает пределов и этим сродни
Крайней степени рабства бесправного, вечного плена.
Все мы данники дня – и щенок замирает, уснувший в тени,
И младенец кричать устаёт, и монах подгибает колена.
Так давай же с тобой говорить ни о чём, а точнее – молчать.
Нас нельзя уличить ни в мотивах, ни в заданной цели.
Прилетели в апреле грачи, развели, откормили грачат,
Дождались холодов и туманов – и вновь улетели.