Новогоднее стихотворение Михаила Юдовского

Завершив этот день, я спокойно ушел на ночлег
в те края, где не чувствуешь боль от внезапных падений.
Но к утру оказалось, что городом властвует снег,
сделав скучную явь удивительней всех сновидений.
Вспоминаю, как мальчиком, глядя на вьюгу в окне
и деревья, черневшие сотней неровных разметок,
ощущал я, как нежная плоть нарастает на мне,
словно выпавший снег на костях обнажившихся веток.
Я, казалось, мужал с декабрем, январем, февралем,
я почти что летал над зимой снегирем и синицей
и в сугробе барахтался белым мохнатым нулем,
сознавая себя бесконечно живой единицей.
Новогодние праздники были сродни волшебству.
В суете под плывущим неоном сияли витрины,
все невольно стремилось к сближенью, единству, родству.
Пахло уткой и сдобой. Под елью цвели мандарины.
Я в ту ночь их не трогал, должно быть, боясь, что вспугну
неразрывную целостность, что представлялась нетленной.
Мне казалось, что праздничный стол, уходящий к окну,
за окном продолжается в самых глубинах Вселенной.
И плыла, как созвездья, цветных огоньков круговерть
на таинственной ели, и мир в приоткрытую створку
проникал в мое сердце. И жизнь ощущалась, как смерть.
И я чувствовал страх, удивительно близкий к восторгу.
Не пройтись ли по снегу, пока он еще не размок?
И присев на укрытые белым колени сугробу,
сжаться робко, беспомощно, нежно в невзрачный комок
и вернуться на пару мгновений обратно в утробу.
Остановится время, забывшее нечет и чет,
и прижмет меня вечер к плечу, снисходительно кроток,
и, от спелости брызнув, струей золотой потечет
мандариновый сок, перепачкавший мне подбородок.