Американские писатели, пишущие на иврите
http://www.jewishideasdaily.com/content/module/2011/2/25/main—feature/1/writing—american—hebrew/r&jtahome
Симон Галкин, Габриэль Прейл.
Давным-давно, да и не так уж давно это было, когда в Соединённых Штатах писались и читались книги на иврите. То, что теперь это не так, произошло благодаря совершенно простой вещи, а именно потому, что великий американский потребитель и синтезатор индивидуальностей проделал свою глумливую работу и над ивритом тоже. Но это не причина того, почему сегодня, особенно с ростом еврейских и, в более широком смысле, этнических исследований, эта увлекательная тема должна оставаться «одной из самых охраняемых тайн еврейской американской культурной истории», пишет ученый Алан Минц.
Сам Минц предпринял значительные усилия, чтобы раскрыть этот секрет (его книга – многолетнее исследование американской поэзии на иврите появится в конце этого года), и он не один работает в этом направлении. В настоящее время этому проекту был дан мощный толчок в замечательной и будоражащей мысль книге Майкла Вейнграда «Американская литература на иврите». Подзаголовок – «Индивидуальность еврейской национальной литературы в Соединённых Штатах» предполагает не только то, что писатели и поэты с определённой мотивацией пишут литературу на иврите, но также и почему эти усилия дали всходы в произведениях их творческих наследников.
Хотя в Америке всегда были читатели литературы на иврите и редкие писатели, пишущие на нём, большая восточноевропейская эмиграция 1880-1924 годов принесла с собой небольшую, но активно пишущую литературную когорту, в некоторых случаях, не желавшую заниматься этим в Палестине. Для этих гебраистов, свободных от идеологической борьбы на своей родине, Америка во многом сотрясла почву под ногами… Созерцая своих товарищей-иммигрантов, бОльшая часть которых были бедными и необразованными, один поэт написал в отчаянии в 1892 году: «В России мы сражались в борьбе за просвещение и сионизм против наших собратьев православных, но даже самые фанатичные из них были видными фигурами. Там перед нами была свора хамов и невежд… В Америке же поэту, пишущему на иврите, не с чем, не с кем, да и не за что бороться».
С течением времени они здесь обрели свою почву. В 1913 году был выпущен журнал «Hatoren» («Мачта»), на страницах которого они отчеканили программу «Культура иврита». Прямые наследники европейской еврейской программы просвещения «Haskalah»(«Образование»), сторонники ивритской культуры подвергались критике и адептами социалистической революции, и сторонниками православной реакции. Они были презираемы как вульгарными городскими массами, живущими в центре городов и говорящими на идише, так и вульгарной немецко-еврейской буржуазией, живущей в верхней части городов. Три года спустя была основана «Еврейская Федерация» («ивритский Гистадрут»), а в 1921 году она начала издавать свою собственную газету «Hadoar»(«Почта»), которая продержалась в течение многих десятилетий после того, как была свёрнута в 1925 году газета «Hatoren»(«Мачта»).
Среди инициатив «Гистадрута» и смежных групп были публикации о новых проектах, культурных мероприятиях, и, прежде всего, о создании педагогических колледжей. Выпускники этих учебных заведений в будущем должны были стать сотрудниками факультативных еврейских школ, которые в течение десятилетий составят основную часть формального еврейского образования в Соединённых Штатах. Ещё предстоит рассказать полную историю этого гебраистского движения, сыгравшего формирующую роль в жизни многих американских евреев, как известных (таких, как Мордехай Каплан, Генриетта Сольд), так и некоторых неясных персоналий. Главным предметом изучения Вейнградом является литература, и он делает это со всей проницательностью, с акцентами на эстетику и исторические инстинкты, а также со своим собственным уверенным литературным подходом. Хотя некоторые из авторов, которых он обсуждает, являются известными литераторами, пишущими на иврите, многие и, возможно, большинство из них, неизвестны.
Америка, по словам поэта Гилеля Бавли (1893-1933годы), была «местом, где ивритская буква зависает в воздухе». Эта проблема заключалась не только в неспособности почти любой культуры нацменьшинств противостоять притяжению американской жизни, не говоря уже об американском отвращении к изучению иностранных языков. Это происходило также в результате выбранной позиции самих поэтов и писателей, пишущих на иврите. Они были романтиками в эпоху революции, просветителями, предполагаемая публика которых, находясь в жёстких тисках бурной ассимиляции, была больше заинтересована в динамичности, чем в утончённости и апостолах высокой и духовной еврейской культуры. Хаим Нахман Бялик воплотил в своих литературных героях этот культурный национализм и лирические исследования их веры и сомнений. Герои эти были смелыми в Европе, но сбитыми с толку в Нью-Йорке эпохи зарождения джаза. Где-нибудь в другом месте поэты, пишущие на иврите, обращались к символизму, экспрессионизму и минимализму, в то время как идишские поэты были увлечены модернизмом и, как и многие их читатели, светским и политическим радикализмом.
И, тем не менее, на протяжении десятилетий, эта группа талантливых и обогащённых опытом писателей создала свою собственную, заслуживающую внимания, еврейско-американскую литературу, сформированную совпадением в будущем с их не менее характерной версией еврейской и американской идентичности. Городская жизнь, что не удивительно, занимает видное место в их творчестве, но также, что ещё более удивительно, там отражается и жизнь деревенской Америки. В сельской местности эти писатели могли экспериментировать не только с другого рода ассимиляцией, но с другой версией богопоклонения, которое вдохновляло их литературных коллег в Палестине, а также – и на противостояние с нееврейским населением, которое любит Библию так же сильно, как они. Далее Вейнград пишет: «Потому, что их культурная миссия была глубоко библиоцентричной, американские гебраисты были способны на бОльшую культурную близость с набожными христианами… И они часто могли найти в проявлениях американской протестантской духовности ощущение сходства, редкое в других произведениях еврейской литературы в Соединенных Штатах».
Они исследовали также другие стороны принявшей их страны. В частности, в 1920-х и 30-х годах некоторые литераторы обратились к эпическим описаниям коренных американцев. Тем самым они вникали в местные американские реальности, укоренённые в религии, но нетронутые христианством, и те реальности, исчезновение которых резонировало с их самыми тёмными предчувствиями. Вейнград продолжает: «В трагической фигуре индейца эти поэты могли выразить ощущение беспомощности, одиночества и осаждённости отдельно взятого иммигранта, а также чувство оскорбления своего национального достоинства перед лицом потрясений современной истории».
В предпоследней главе своей книги Вейнград подробно исследует творчество двух самых значительных американских писателей, пишущих на иврите, Симона Галкина и Габриэля Прейла. По словам Вейнграда, «Каждый из них по-своему стоял перед другой мучительной дилеммой: параличом психики, с которым столкнулись еврейские националисты, и соблазнительной сионистской мечтой, ведь даже когда они продолжали жить в Соединённых Штатах, они никогда не примирялись со своим американским домом».
Галкин, поэт, прозаик, критик и историк, не совсем отказывался от Америки или чернил её – среди прочего, он создал великолепный перевод сборника стихов Уолта Уитмена «Листья травы». Галкин просто считал, что рано или поздно американская среда подвигнет евреев к культурной и духовной ассимиляции: «а задержка в североамериканском ландшафте, в то время как судьба еврейского народа [решалась] или решается в Израиле» является тяжким грехом». С Богом, затмевающим небеса, и уничтоженным европейским еврейством в душе, Галкин смог бы в одиночку искупить этот грех только путем возвращения своего народа в Израиль, в который он уехал в 1949 году.
У Прейла, последнего значительного писателя гебраистского движения, была другая история. Он прикипел к своей поэзии и излюбленным кафе Нью-Йорка, которые, были расположены на границе между его домом и улицей, то есть, активностью и праздностью, и были разными точками его местоположения. «В другой жизни», писал Прейл: «я с надеждой пристально смотрел на стакан, который удерживал в себе и отражал все морские зарницы». Но это было тогда. Какую песню могли бы спеть сегодня пишущие на иврите поэты, бестелесные, безбожные и одинокие в американских просторах?
Если это некий комфорт, культурный национализм, отдавший швартовы и поплывший к религии и оставленный на милость глобализации, то сегодня он тоже на привязи в Израиле. Ахад ха-Ам (1856-1927годы), великий глашатай культурно-националистического видения, представлял себе ивритоязычное еврейское государство с еврейской Палестиной в качестве его центра. В некотором смысле, американские гебраисты пытались дожить до завершения этого замысла – и, в конце концов, нет никакого центра, нет ни периферии, ни царства без обогащающих его провинций.
Конечно, мысли об Америке как периферии относительно чего-нибудь могут показаться шуткой (по крайней мере, так было до недавнего времени). Попытка же перевести американское еврейство в регистры иврита было стремлением увязать удаление языковых границ. Для того чтобы значительному числу американских евреев стать читателями или писателями, потребовалось бы убеждение в том, что их родной язык это как иврит, так и английский. Трудно представить, что любой, но определённый срез общины религиозных евреев планировал свою деятельность так далеко. И, действительно, эти религиозные писатели, относительно поздно присоединившиеся к гебраистскому движению, поддерживали его в течение нескольких десятилетий, вплоть до закрытия «Почты» («Hadoar») и «Гистадрута» в 2005 году.
Но, как аргументированно показывает Вейнград, «Мы не можем оставить всё как есть. Американские писатели, пишущие на иврите, открыли различные перспективы, со своим собственным видением еврейского противостояния Америке, а в своих лучших произведениях и мечтах – другой набор культурных и духовных возможностей. Когда мой отец был мальчиком, он встретил Габриэля Прейла в бруклинском доме моих бабушки и дедушки. Узнав, что у них в гостях поэт, он воскликнул: «atah ha’mishorer sheli!» («Ты мой первый поэт!»). Полвека спустя, когда мы гуляли с отцом вдоль реки Гудзон, то увидели Прейла. «Не забывайте», сказал он моему отцу, к тому времени бывшему президентом «Гистадрута», «что я всё ещё ваш первый поэт!»
Это было действительно удивительно, – поэт, пишущий на иврите в Америке, даже если это не может продолжаться больше… По крайней мере, у нас есть их книги.
Перевод с английского Игоря Файвушовича, Хадера.