Звёздочка

Толя с октября 24-го. В июне 41-го ему было только семнадцать. Кто сказал, что не брали? Взяли всех, весь класс. Вернулись только трое. Но об этом потом.

Письма, правда изредка, но шли до конца января сорок второго. Потом — тишина. А мы с мамой в Казани, в эвакуации. Папа в Москве. В конце марта телеграмма от папы — «толя госпитале ранен как я» (в гражданскую папа был ранен точно также в бедро, но об этом в другой раз). В апреле обратно в Москву.

Госпиталь в Загорске! Можно поехать! Папа отпросился у наркома до половины дня. В воскресенье все четверо (папа, мама, Ромка и я) едем. Госпиталь в школе на окраине. Грязь непролазная. Толя в спорт-зале на полу. Он — не «тяжёлый» и медсёстры не разговаривают. Некогда. Толя не бледный. Он просто белый. Я его не узнаю. В ране черви, серая простыня шевелится от вшей. Мама, никого не стесняясь, сдирает с себя всё бельё, потом с папы и Ромки. Моет и перевязывает. Медсестра даёт кружку керосина и какой-то порошок для матраса.

Так проходит полгода. Мама раз в две недели навешает брата. Чаще нельзя.  Рана не заживает. Там, в ноге, дремлет какая-то гадость. Грозят отнять ногу до пояса. Толя рассказывает и плачет. Пока ходит на костылях.  Левая нога вся обмотана.

В конце октября папа снова отпросился у наркома. «Предупреждаю, Исаак, а последний раз!» И в этот раз, для меня, происходит событие — Толя откалывает с гимнастёрки и дарит крохотную «рубиновую» звёздочку. Откуда она у него оказалась уже не узнаю никогда.

Обратно папа, он в сапогах, несёт меня на закорках ступая по полуметровому слою ледяной грязи. Я сжимаю правой рукой папину шею, а левой — звёздочку, которой завтра будет завидовать вся наша средняя группа.

В вагоне разжимаю потный кулачок. Звёздочки нет! Истерика. Я орал так, что весь вагон притих; я рвался наружу выкрикивая какие-то гадости в адрес родителей. Потом затих и около часа тихо скулил до Москвы…

А в ноябре небольшой праздник. Толю перевели в московский госпиталь, в Староконюшенном переулке. Обещают сохранить ногу, но рана ещё не заросла. И ещё! Кормят так, что мама приносит свою жалкую передачу обратно и пару кусков сахара от Толи!  Дальше-больше. Весной сорок третьего прибывает некая комиссия, которая очищает госпиталя от выздоравливающих. Либо поближе к фронту, либо на производство. Нечего тут прохлаждаться. И в ОТК одного завода появляется хроменький слесарь-стрелок. Он ещё не в состоянии установить в турель пристреливаемый пулемёт. Война отступила, но догнала брата в 45 лет. Правда, рано?