Николай Мотовилов. Классификация литературы о Катастрофе. 3в. Литература о Катастрофе в отдельных странах. 3) Другие страны Европы и Америки, Израиль

С разрешения автора

В Чехословакии история Катастрофы изучалась сравнительно мало, однако в конце 50-ых гг. вышел как на чешском, так и на других языках (английский, немецкий, французский) альбом «Рисунки и стихи детей Терезина». О Терезине был также снят фильм «Эшелон из рая». В 1968 г. в Словакии вышел единственный в восточноевропейских странах перевод книги Ж. Стейнера «Треблинка» (с французского). Из художественной литературы на тему Катастрофы следует отметить повесть Я. Отченашека «Ромео, Джульетта и тьма».

В Болгарии упор делался на спасении болгарским обществом почти всей еврейской общины от поголовного уничтожения в 1943 г. Об этом написана книга Х. Оливера «Мы были спасены». Богатая фактическим материалом, она, однако, умалчивает о том, что Болгария была не единственной страной, где еврейская община почти уцелела (в Болгарии как в абсолютных цифрах, так и в процентах еврейского населения погибших было больше, чем в Дании и Финляндии) и о том, что евреи оккупированных Македонии и Фракии были выданы нацистам болгарскими властями. Несколько ранее (в конце 50-ых гг.) вышла небольшая книжка о болгарских евреях, погибших в Сопротивлении. В 1978 г. выходят «Писма до потомците», составленные А. Кузмановой по образцу «Писем приговоренных к смерти» Мальвецци и Пирелли; часть писем перенесена из этой книги, но комментарии написаны заново и в них отсутствует почти все, что относится к Катастрофе, в частности, сведения о числе убитых евреев по отдельным странам.

Во Франции тема Катастрофы поднималась после войны преимущественно в левой печати, в частности, в еврейской «Найе прессе» (на идише). Из монографий мне известна только «Треблинка». Настоящим же открытием Катастрофы для французского послевоенного поколения были вышедшие в 60-е гг. книги будущего лауреата Нобелевской премии мира Э. Визеля, особенно его трилогия «Ночь. Рассвет. День», имевшая во Франции большой резонанс. Главная тема Визеля – расчеловечивание человека (не только палача, но и жертвы) в лагерных условиях. Визель также едва ли не первым в литературе показал неспособность людей, не переживших Катастрофу (и геноцида вообще), понять психологию ее жертв.

В Италии довольно полная и, видимо, довольно объективная история еврейской общины в фашистской Италии содержится в монографии Ф. Коста. Там же еще в 50-е годы вышли уже упомянутые «Письма приговоренных к смерти». «Роль Визеля» в Италии сыграл Примо Леви («Человек ли это?», «Передышка»). Если учесть, что на Западе геноцид совершался все-таки не у всех на глазах, то понятно, что главное у Леви, как и у Визеля, – «проклятый вопрос» непонимания и недоверия. У Леви меньше внешних ужасов, в «Передышке» он местами поднимается даже до юмора. Но общее впечатление от его книг – впечатление безнадежности, а также разобщенности двух миров – выживших лагерников и бывших в то время «на воле»: «Мы совсем другое имеем в виду, когда говорим «голод», «усталость», «страх», когда говорим «боль», говорим «зима»[1]. И в другом месте: «В Освенциме к 1944 году из первого потока заключенных евреев… выжило несколько сотен и среди них ни одного работяги, то есть ни одного заключенного, надрывавшегося на общих работах и кормившегося по узаконенной норме»[2]. Иными словами, выжить в лагере можно было только за счет солагерников, то есть участвуя в геноциде.

В США, где исследование Катастрофы, несомненно, ведется в бóльших масштабах, чем нам известно, где создан первый за пределами Израиля Музей Холокоста и где курс Катастрофы преподается по крайней мере в части школ и университетов, а, следовательно, имеются и соответствующие учебники, лучшей из известных мне книг, долженствующих войти в курс Катастрофы, остается монография Л. Давидович: она достаточно полна, подробна, правильно ставит вопросы и свободна от вынужденной неполноты работ Эйзенбаха и других восточноевропейских авторов.

В Израиле увековечение памяти жертв Катастрофы началось вскоре после войны (Яд-Вашем), но систематическое исследование ее истории могло начаться лишь значительно позже. Это объяснялось тем, что: 1) во время войны информация о событиях в Европе доходила в неполном и искаженном виде; 2) главной проблемой израильского общества, в том числе и беженцев из Европы, до середины 50-ых гг. было выживание в условиях арабской агрессии; 3) в палестинском ишуве, а затем и в Израиле существовали предубеждения против «галутного еврея» (исчезнувшие лишь после 1956 и, в особенности, после 1967 гг.), вследствие чего роль еврейского Сопротивления преуменьшалась и недооценивалась. Переломным моментом в познании Катастрофы следует считать процесс Эйхмана, а первым учебником истории Катастрофы – речь Г. Хаузнера «6000000 обвиняют». Около 5 страниц этой речи из 170 посвящены еврейскому Сопротивлению (исключительно в Польше). Хаузнер совершенно справедливо указал, что Сопротивление – это не только вооруженная борьба, но также общественная взаимопомощь, распространение информации, тайное обучение, даже исполнение религиозных обрядов[3]. Лишь в конце 60-ых гг. история Катастрофы если не начинает преподаваться как отдельный курс или отдельный предмет, то, по крайней мере, включается в учебники. В нашей библиографии приведен обширный список книг и журнальных публикаций о Катастрофе и ее преподавании, самая старая датирована 1951 годом, но подавляющее большинство – 90-ми и 2000-ми годами. С 1983 г. в Открытом университете Израиля начинается преподавание курса «Катастрофа европейского еврейства», в 2005 г. переведенного на русский язык. Наконец, с 80-ых гг. начинается работа над Краткой еврейской энциклопедией (КЕЭ), значение которой для занятий историей Катастрофы трудно переоценить. В последние 20-30 лет был также осуществлен ряд совместных израильско-российских изданий по теме истории Катастрофы.

[1] П. Леви. Человек ли это? – М., 2001. Стр. 147.

[2] Там же, стр. 107.

[3] Г. Хаузнер. 6000000 обвиняют. – Иерусалим, 1989. Стр. 96.