Барбра Стрейзанд готова закончить свою карьеру

Барбра Стрейзанд готова закончить свою карьеру

Адам Кирш

http://www.tabletmag.com/jewish-arts-and-culture/books/202316/barbra-ready-for-her-close-up

Перевод с английского Игоря Файвушовича

Волнующая новая биография, написанная продюсером Нилом Габлером, исследует парадоксы современного еврейства


BRAND_BIO_BSFC_155542_SF_2997_005_20140311_V2_HD_768x432-16x9[1]

Первый раз, когда Барбра Стрейзанд пела для публики, она была известна до тех пор как Барбара. Это было 2 июля 1960 года, и она записалась на участие в конкурсе в шоу талантов в ночном клубе «Lion» («Лев»). Если жизнь Стрейзанд и была мифом, то это будет сцена, на которой она показывает себя как нечто большее, чем человек, героиня или «demigoddess» (обожествлённая женщина), способная поражать монстров или, в данном случае, зрителей. – «Она вышла на сцену», – пишет Нил Габлер в своей новой книге «Барбра Стрейзанд», – «в чудаковатом наряде из недорогого магазина, будуарном жакете с пурпурным страусовым оперением на платье лилового и фиолетового цвета» и спела песню Гарольда Арлена «Спящая пчела». Результат, как вспоминал годы спустя её друг, стал «своего рода оцепеняющим молчанием», затем последовали «извержение криков и свиста, оглушающие топот и выкрики». Неизбежно, Стрейзанд выиграла тот ночной конкурс, и в то время как она это праздновала, она объявила, что удаляет вторую букву «а» из её имени: Барбара станет Барброй.

Если бы речь шла о простом смертном, то, может быть, это – чрезмерно – так много внимания уделять такому ничтожному изменению. Но в этой короткой, волнующей биографии, Нил Габлер настаивает на том, что, когда речь идёт о звезде такого масштаба, как Стрейзанд, никакое количество интерпретации не является чрезмерным. В самом деле, биография – не совсем подходящее слово для того, о чём написал Габлер. Действительно, он пишет о пересечении культурных исследований и агиографии («жизнеописания святых»), сосредоточиваясь на эпизодах жизни Стрейзанд для того, чтобы выявить их символическое значение. Ибо в 20-м веке, эта звезда стала тем, кем в прежние времена были библейские или мифологические персонажи, человеком, чья жизнь служила для кристаллизации и драматизации больших тем человеческого опыта. – «В сущности», – пишет Габлер, – «моя книга – как биография метафоры, к которой мы пришли, чтобы узнать Стрейзанд как женщину … Стрейзанд – это гораздо больше, чем Стрейзанд».

В 21-м веке, у нас больше не было такого рода взаимоотношений со звёздами. Для того, чтобы стать метафорой, требуется определённое удалённое великолепие, которым не обладают, которого не желают такие знаменитости нашего времени, как Дональд Трамп или Ким Кардашьян. Но Стрейзанд таки желала этого, свирепо, начиная ещё с 1940-х годов, когда была маленьким, несчастным ребёнком в Бруклине. – «Со дня моего рождения, я пыталась выделиться», – призналась она позже, и она выделилась на удивление быстро. В возрасте 14 лет, она была беспокойной, одинокой девушкой, сидящей среди зрителей пьесы «Дневник Анны Франк», завидуя исполнительнице главной роли Сьюзан Страсберг. В возрасте 19 лет Барбара дебютировала на Бродвее в роли мисс Marmelstein, простодушной, но мечтательной секретарши, в мюзикле «Я могу достать для тебя всё», и её большая ария приостановила шоу из-за 3-минутной овации. В 20 лет она выпустила свой первый альбом, и газета «Newsweek» написала, что в один прекрасный день она «выиграет» всё. «Эмми» на телевидении, «Грэмми» на звукозаписи, «Тони» на Бродвее и «Оскар» в кино. (Она сделала это, одна из 12 человек, которым когда-либо удалось сделать это.) За несколько недель до её 22-го дня рождения, она открыла в качестве ведущего шоу «Смешная девчонка» и появилась на обложке «Time». – «Все знали, что Барбра Стрейзанд будет звездой», – написал Уолтер Керр в своем обзоре этого шоу, – «и она таки есть звезда».

Книга Габлера описывает все вехи в карьере Стрейзанд, от тех ранних хитов Бродвея и аншлаговых концертов, до тех лет в Голливуде, когда она снималась в главных ролях в основном плохих, но популярных фильмах, до её появления в 1980-х и 1990-х годах в качестве режиссёра таких фильмов, как «Йентл» и «У зеркала два лица». Даже упомянуто её появление в фильме «Знакомьтесь с Фокерами». Попутно Габлер, один из наших ведущих историков кино и популярной культуры, предлагает ряд пронзительных наблюдений о технике Стрейзанд в качестве исполнителя. – «Как певица», – пишет он, – «каждое слово она поёт с разной окраской и интонацией. Подумайте о том, как она по-особому поёт каждое слово в «Людях»: она делает ударение на первый слог и удлиняет второй, и это придает арии красивый ономатопоэтический (звукоподражательный) колорит, которое делает звучание «особенным».

Этот неординарный стиль делает Стрейзанд, подобно Фрэнку Синатре, не только певицей, но актёром песен. – «Кроме того», – отмечает Габлер, – «одно из качеств сделало её кажущейся старомодной, после того, как приливная волна рок-н-ролла разбилась об американскую популярную музыку в начале 1960-х, всего через год или два после её дебюта. Не то, что это оставило метку о её популярности – её альбомы были в топе первой «десятки» в течение десятилетий, но это означало, что, в то время как она была ещё совсем молодой, Стрейзанд уже, казалось, принадлежала к старшему поколению американской культуры. В 29 лет она пожаловалась репортёру журнала «Rolling Stone»: – «На мне стоит уже определённый штамп. Я играю для публики среднего класса в Лас-Вегасе». Трудно поверить, что она родилась всего за несколько месяцев до Дженис Джоплин.

Но если Стрейзанд никогда не была частью молодёжной культуры, она по-своему отразила бунт, который был большой темой 1960-х годов. Сердцевиной книги Габлера является его интерпретация того, за что выступала Барбра Стрейзанд, что её жизнь и легендарность означали для её поклонников; и то, о чём они думали, прежде всего, был бунт против господствующей тенденции, стандартов 1950-х годов американской красоты и славы. Феноменом Стрейзанд был референдум по вопросу о том, кто смотрелся и звучал, как Стрейзанд, и мог стать известным. Её первые критики и поклонники были одержимы её нетрадиционной внешностью, так как «нетрадиционной», конечно, означает «еврейской». Могла ли еврейская женщина, с непримиримым еврейским носом и нескрываемым бруклинским акцентом одержать победу над знатной пуубликой таким же образом, как Джуди Гарланд или Дорис Дей? Могла ли еврейка стать звездой?

– «Конечно, Стрейзанд не была первой еврейской звездой Бродвея или Голливуда, вовсе нет. Но она была», – убедительно доказывает Габлер, – «первой звездой, которая преуспела из-за своего еврейства и несмотря на него. Стрейзанд гениально использовала своего рода технику дзюдо с помощью своего еврейства, превращая то, что можно было бы считать слабостью, – в силу – действительно, центральную часть её мифа. Во всех её больших ролях», – показывает Габлер, – «Стрейзанд играла женщин, которые были слишком пылкими, волевыми, властными и необыкновенными, короче говоря, слишком еврейскими, чтобы победить или удержать мужчину. В дополнение к этому была идея домашнего уюта Стрейзанд, которая была связана с её еврейством, и, особенно, с её еврейским носом – носом, который был лихо описан злобным критиком Джоном Саймоном, как выглядящий перед тем, «как Петух Бранкузи бросается на шмат ливерной колбасы».

Это было, как превентивный удар против такого рода едва скрываемого антисемитизма, когда Стрейзанд вызывающе спела, в мюзикле «Я – величайшая звезда»: – «Кто такая – роза американской красоты? /С американским красивым носом?» – «Она просто решила быть красивой, и теперь она такой стала», – сказал фотограф Ричард Аведон»,– «и мысль, что человек может пожелать себе, чтобы стать привлекательным, или талантливым, известным, – занимает центральное место в мифе Стрейзанд. Старые звёзды кино, как Кларк Гейбл или Вивьен Ли, были, очевидно, настолько великолепны, что они, казалось, принадлежали к высшей расе бытия. Но когда Стрейзанд, в мюзикле «Смешная девчонка» поприветствовала своё отражение в зеркале со словами: – «Привет, великолепная!»,– она не просто принимала свою красоту; она настаивала на ней.

Конечно, Стрейзанд не полностью придумала себя, она родилась с голосом, который послужил основой для её славы. Но, возможно, именно по этой причине, потому что её голос был настолько очевиден (жаль, что нет слова «очеслышим» – И.Ф.), а не сделан, она испытывала двойственные чувства по поводу своего пения. В самом начале она настаивала на том, что она – актриса, а не певица; пение было своего рода ярлыком славы, которую она хотела обрести. Она никогда не появлялась на Бродвее после «Смешной девчонки», а после концерта 1967 года в Центральном парке, который привлёк 135000 поклонников, она оставила живое выступление на два десятилетия. Даже на пике своей славы»,– рассказывает Габлер, – «она ощущала себя достаточно ненадёжной, чтобы быть высокомерной и перфекционисткой, – многие говорили, что с ней просто невозможно работать. Было, по сути, широко распространённое и укоренённое мнение в кинобизнесе против Стрейзанд, рвение, чтобы она потерпела неудачу. Но это препятствие тоже послужило усилению её мифа. Если Стрейзанд и была аутсайдером, которая приехала из Бруклина покорять Голливуд, то от Голливуда следовало ожидать лишь враждебность.

Книга Габлера появляется в серии «Yale University Press» под названием «Жизни евреев», и, соответственно, так же еврейство было абсолютно центральным в жизни и образе Стрейзанд. Тем не менее, Барбра Стрейзанд также предполагает, что еврейство, как аналитическая категория, слишком текуче и многовалентно, – оно может объяснить что-либо, а это значит, что оно ничего не объясняет. В разное время, по словам Габлера, еврейство означало неженственность, амбиции, «фантазии и эмоции» («исторически, евреи стали экспертами и в фантазии, и в эмоциях»). Тем не менее, если бы вы сказали, что еврейство также означало гиперсексуальность, оторванность от жизни и рациональность, вы могли бы тоже найти доказательства этих стереотипов.

Действительно, анализ Габлера показывает, что еврейство имеет значение для евреев, потому что мы никогда не можем быть уверены, какие наши собственные аспекты в настоящее время воспринимаются как «еврейские». Это – парадокс современного еврейства, который Барбра Стрейзанд – скорее, как Франц Кафка, превратила в универсальную метафору. Габлер цитирует Бернарда Маламуда: – «Все люди – евреи, за исключением тех, кто не знают об этом». Слушая Стрейзанд, они таки об этом узнали.

Адам Кирш является директором магистерской программы по иудаике в Колумбийском университете и автором совсем недавно вышедшей книги «Символы кончины мира: Стихи под фотографиями Аугуста Зандера».

Конец формы