ДЕГРАДАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ — 12

«КЕЙНСИАНСКАЯ  РЕВОЛЮЦИЯ»

Обвал 

Вторая мировая война как бы подтвердила теорию Кейнса.  Резкий рост государственных расходов во всех странах не вызвал дурных последствий.  После короткого периода послевоенной инфляции начался подъем, который длился (с небольшими перерывами на слабые рецессии) аж до 70-х годов.  [Этот период получил название Великой Модерации].

Кейнсианство царило в науке сорок лет.  Этот период отмечен гигантскими темпами роста расходов государства и непрерывным обесценением национальных валют вследствие планируемой инфляции.

Казалось, политика вмешательства государства и его высоких расходов работает.  Широко распространилось мнение, что цикл можно подавлять.  И только в 70-е годы, пишет Блауг, «начали материализоваться некоторые из зловещих прогнозов Хайека».   Это и была стагфляция, упомянутая в предыдущем выпуске.

Господствующее кейнсианство не могло ни предвидеть такого поворота, ни объяснить его, ни предложить выход из положения. И оно, естественно, рухнуло. Даже сам Хикс как бы признал свою вину в том, что его кривым ISLM «придавали слишком большое значение» (эти изощренные кривые помогали претворить рассуждения Кейнса в показатели для кейнсианской политики государства).

Стали вспоминать тогда, что еще раньше некоторые развивающиеся страны столкнулись с подобным явлением одновременного роста безработицы и инфляции.  Советники же из кейнсианцев не хотели замечать вещей, которые не укладывались в их теорию.  Вместо того, чтобы честно сказать «я не знаю, что делать», упрямо советовали меры фискальной политики, исходящие из противоположности между безработицей и инфляцией.

Вечно живое учение

Гибель «Титаника»?  Не тут-то было!  Дыры тут же стали затыкать: это было не настоящее кейнсианство!  Немедленно послышались утверждения, что господствовавший вариант кейнсианства не был целиком адекватен задумкам основоположника.  Оказывается, «Хикс вытеснил Кейнса». Теорию, обнаружившую свою несостоятельность, стали называть «хиксианским кейнсианством».  Знаменитый экономист женского полу Джоан Робинсон даже выразилась: «ублюдочное кейнсианство» (Bastard Keynesianism).

Возможно, возможно.  Только где вы были раньше, господа хорошие?  Почему-то до тех пор вас все устраивало, не так ли?

Анализ Генри Хэзлитта

В 1959 г. вышла книга Генри Хэзлитта «Провал “Новой экономической теории”».[1]  В следующем году Хэзлитт выпустил под своей редакцией сборник критических материалов разных авторов о теории Кейнса.[2]

«Не думаю, что можно указать какую-то одну “центральную” несуразность (fallacy) Кейнса, от которой зависит все остальные, или из которой они выводятся, — пишет Хэзлитт. – Книга не настолько логична и последовательна.  Скорее, это последовательность несуразностей, которые должны поддерживать одна другую.  Но возможно, лучше начать с того, что не может быть найдено в “Общей теории”.  Несмотря на невероятную репутацию книги, я не мог найти в ней ни единой доктрины, которая была бы верной и оригинальной.  Что в книге оригинально, то неверно, а что верно – не оригинально.  На деле, даже самые главные ее ошибки не оригинальны, их можно найти у десятка авторов прошлого».

Подобно случаям Гегеля и Маркса, сама неясность и непонятность книги Кейнса стала восприниматься как знак особенной глубины.   К тому же, сам Кейнс написал в Предисловии: «Те, кто погряз в том, что я называю “классической теорией” будут качаться между мнением, что я целиком неправ и мнением, что я не предлагаю ничего нового».  Многие экономисты попались на этот крючок, опасаясь больше всего прослыть «ортодоксами» и цепляющимися за устаревшие идеи.

Так пишет Хэзлитт и заключает: «Каким бы ни было исчерпывающее объяснение культа Кейнса, его наличие есть один из величайших интеллектуальных скандалов нашего времени».

«Кейнсианская революция» — это что?

«Общая теория» Кейнса увидела свет в 1936 г.  В течение трех лет перед тем Кейнс непрерывно выступал с лекциями в Кембридже, популяризировал свои новые идеи в статьях.  Свежеиспеченная книга продавалась по заниженной цене (5 шиллингов).  Еще до того, как книга поступила в продажу, студенты Кембриджа заказывали ее  ящиками.

С некоторых пор появилось выражение «кейнсианская революция».  По  смыслу слова «революция», оно предполагает переворот в экономической теории.  Однако,  в данном случае этого не было.

Когда мы говорим о революции маржинализма после 70-х годов XIX в., это означает, что имел место подлинный переворот в науке – в самой парадигме, в подходах и методах анализа.

А что такое «кейнсианская революция»?  Классическая наука считала, что не может существовать долговременное равновесие при неполной занятости.  Теория Кейнса провозгласила, что ситуация неполной занятости может держаться неопределенно долго.  Пожалуй, этим исчерпывается ее революционное значение.

Правда, и этого немало.  Отсюда делались далеко идущие выводы, вплоть до направлений экономической политики государства.  На этой основе кейнсианство претендовало на смену всей парадигмы экономической науки.  Беда в том, что указанный тезис краткосрочен, и держится он на предпосылке о фиксированной зарплате.  Но негибкость зарплаты держится не на законах экономики,  а на институциональных факторах.  Известна страна, где еще недавно все цены устанавливались внеэкономическими институтами.  Закон Сэя там не действовал, но это не причина, чтобы считать его ошибкой.

Кейнсианство означало отказ от классического либерализма, это факт.  Но был ли этот переворот научным – большой вопрос.  И ответ на него вряд ли может быть положительным.  С точки зрения только науки, успех кейнсианства нельзя назвать победой над (пост)классической наукой, хотя изрядная часть академической среды назойливо трубила (и трубит) об этом.  Прежняя парадигма никуда не делась.

Кейнс предложил новый подход к анализу – макроэкономику.  Это не было преодолением существующей теории цен, составляющей ядро постклассической науки.  Последнюю после этого стали называть микроэкономикой.  И нужда в микроанализе никуда не делась с появлением кейнсианства.

Еще раз: теория Кейнса не отменила экономику «до Кейнса».  Скорее, она ее дополнила.  В науке возникла некоторого рода иерархия, в которой макро как бы возобладало над микро.

При этом все (ну, не все на самом деле)  понимают, что агрегатные величины, которыми оперирует макроэкономика («совокупный спрос», совокупные сбережения» и пр.), сами по себе являются не более чем абстракциями.  Они не наблюдаемы в опыте и лишь приблизительно поддаются статистическим оценкам задним числом (как это было, например, в случае оценок Саймона Кузнеца).  Реальные экономические процессы происходят на уровне «микро», где  действуют люди, принимающие решения.  Однако, на уровне агрегатных величин ничего такого не видно.

Есть совокупный (агрегатный) спрос, есть совокупное предложение, но нет возможности даже в принципе обсуждать взаимодействие между элементами каждого из агрегатов или между элементами  одного и другого.  Нет никакой возможности учесть, что какие-то элементы совокупного предложения могут вызвать (или снизить) спрос на другие элементы того же агрегата.  Например, прирост спроса на электромобили может снизить спрос на нефть…  Или увеличить?  Ведь для электрогенераторов нужно оно же самое — жидкое топливо.  Спрос на видеоигры и электронные «читалки» снижает спрос на книги.  Примеров масса.  И все такие вещи, в свою очередь, влекут большие сдвиги на рынке труда и в доходах населения.

Макроэкономика ничего подобного заметить не способна.  Фактически, она оказалась надстройкой над постклассической микроэкономикой.

Экономика стала двухэтажной, но все еще оставалась как бы единым зданием.  Как ни в чем не бывало, — наряду с МАКРОэкономикой, — в университетах преподавали (и до сих пор преподают) МИКРОэкономику – в основе своей, ту самую, неоклассическую, основанную на предельном анализе (хотя она уже не та, что была в 30-е годы).  Кейнсианство не содержит какой-то своей, особой микроэкономики, но на решение важнейших экономических проблем претендует именно макроэкономика.  Она стала «главнее» не потому, что решила важные теоретические вопросы, а потому что стала формировать политику государства.

Задолго до того, с подачи Маршалла, стало общепринятым, что краткосрочные и долгосрочные закономерности сильно различаются.  Модель Кейнса принадлежит к классу моделей «мгновенного равновесия».  И только.

Сутью так называемой «кейнсианской революции» было то, что  теория Кейнса возобладала в университетах, умах и сердцах широкой массы экономистов и  публики.

Интеллектуальная загадка

«Как могло случиться, что книгу, настолько полную неясностей, противоречий, путаницы и неточностей, превознесли как одну из величайших работ ХХ столетия, а ее автора – как Мастера экономики?» — вопрошает Хэззлит.  Вряд ли возможен исчерпывающий ответ, продолжает он, но некоторые вещи можно указать.

Первое.  Кейнсианство дало новое и более разработанное обоснование для инфляционистов.  Второе. С самого начала репутация Кейнса как знающего экономиста покоилась на его литературном блеске.

Так пишет Хэзлитт и заключает: «Каким бы ни было исчерпывающее объяснение культа Кейнса, его наличие есть один из величайших интеллектуальных скандалов нашего времени».

 

Главной причиной всему, очевидно, было повреждение экономической мысли, начиная со второй половины 19 в., о чем больше всех писал Хайек (историцизм, социализм и т.п.).  На это наложилось оправдание теорией Кейнса такого сильного вмешательства государства, какого история не знала со времен меркантилизма.

В свое время идеи и  практика меркантилистов были разгромлены Адамом Смитом в пух и прах.  Приговор был окончательный, и меркантилизм исчез из науки и практики.  Казалось, навсегда…  Оказалось – до тех пор, пока экономисты не перестали читать Смита и классиков…

 

Продолжение следует

[1] Henry Hazlitt. The Failure of the “New Economics”, 1959.  Автор проходит по всей книге Кейнса, указывая на ошибки и несуразности в свете классической политэкономии.

Генри Хэзлитт (Henry Hazlitt, 1894 – 1993) — Американский экономист, философ, литературный критик, журналист.  Печатался в ведущих изданиях, включая Уолл-Стрит Джорнал, Ньюсуик  и Нью-Йорк Таймс.  В последнем он был (в 1934 – 1946 гг.) главным пишущим редактором с еженедельной колонкой.  Кроме того, написал около 30 книг по экономике, философии и литературе.  Его блестящая книга «Экономика в один урок», сочетающая популярность изложения с научной строгостью, переведена на десять языков, ее продажа достигла миллиона экземпляров.  Хэзлитт был убежденным сторонником свободного рынка и критиком Кейнса с самого начала.  О нем высоко отзывался Хайек, а Мизес назвал его «наш лидер».

[2] The Critics of Keynsian Economics, 1960.  Содержит материалы девяти ученых – критиков теории Кейнса.

Один комментарий к “ДЕГРАДАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ — 12

  1. «Кейнсианство царило в науке сорок лет. Этот период отмечен гигантскими темпами роста расходов государства и непрерывным обесценением национальных валют вследствие планируемой инфляции.
    Казалось, политика вмешательства государства и его высоких расходов работает. Широко распространилось мнение, что цикл можно подавлять. И только в 70-е годы, пишет Блауг, «начали материализоваться некоторые из зловещих прогнозов Хайека». Это и была стагфляция, упомянутая в предыдущем выпуске…
    Советники же из кейнсианцев не хотели замечать вещей, которые не укладывались в их теорию. Вместо того, чтобы честно сказать «я не знаю, что делать», упрямо советовали меры фискальной политики, исходящие из противоположности между безработицей и инфляцией… Подобно случаям Гегеля и Маркса, сама неясность и непонятность книги Кейнса стала восприниматься как знак особенной глубины. К тому же, сам Кейнс написал в Предисловии: «Те, кто погряз в том, что я называю “классической теорией” будут качаться между мнением, что я целиком неправ и мнением, что я не предлагаю ничего нового». Многие экономисты попались на этот крючок, опасаясь больше всего прослыть «ортодоксами» и цепляющимися за устаревшие идеи… «Как могло случиться, что книгу, настолько полную неясностей, противоречий, путаницы и неточностей, превознесли как одну из величайших работ ХХ столетия, а ее автора – как Мастера экономики?» — вопрошает Хэззлит. Вряд ли возможен исчерпывающий ответ, продолжает он, но некоторые вещи можно указать.
    Первое. Кейнсианство дало новое и более разработанное обоснование для инфляционистов. Второе. С самого начала репутация Кейнса как знающего экономиста покоилась на его литературном блеске. Так пишет Хэзлитт и заключает: «Каким бы ни было исчерпывающее объяснение культа Кейнса, его наличие есть один из величайших интеллектуальных скандалов нашего времени».
    Главной причиной всему, очевидно, было повреждение экономической мысли, начиная со второй половины 19 в., о чем больше всех писал Хайек (историцизм, социализм и т.п.). На это наложилось оправдание теорией Кейнса такого сильного вмешательства государства, какого история не знала со времен меркантилизма.
    В свое время идеи и практика меркантилистов были разгромлены Адамом Смитом в пух и прах. Приговор был окончательный, и меркантилизм исчез из науки и практики. Казалось, навсегда… Оказалось – до тех пор, пока экономисты не перестали читать Смита и классиков…»
    ::::::::::::::
    Koгда перестают читать классиков, когда каноны заменяются случайными правилами, когда всё позволено и побеждают краснобаи, возможно,
    тогда и приходят к власти ничтожества.

Обсуждение закрыто.