Господа расжижители

Прочла (почти до конца) пространную рецензию Алексея Курилко на повесть Марианны Гончаровой «Персеиды». Именно эту книгу Гончаровой пока не читала, с литературным творчеством Алексея Курилко тоже до сих пор знакома не была. Тем не менее, не могу не высказаться. Даже очень хочу.

Да, есть такой литературный прием рецензирования: ты как бы находишь в своем жизненном опыте то, что для тебя лично является подтверждением правоты автора, а совпадения этого опыта делают твой отзыв более персональным, более доказательным. Но это все только для одного: связать себя с автором, убедить читателя что вы благодаря таким совпадениям понимаете рецензируемого лучше и глубже.

И даже при таком подходе — всему же должна быть мера!
Курилко же увлекается собственной персоной безо всякой меры и без всякой необходимости для выбранной темы. Просто пишет как пишется, длинно, с хорошей долей нарциссизма и непонятно зачем. И нет на него редакторских ножниц!

«Со мной определённо что-то не так в последнее время. (Будь я роботом, можно было бы предположить неожиданную поломку… Или какой-нибудь изначальный дефект, брак, который проявился только теперь, спустя тридцать девять лет с момента производства. Недоглядели! Выпустили совершенно не пригодный к эксплуатации экземпляр. Но я не робот. Насколько мне известно. Я человек. Хуже того! … Но что-то со мной явно не в порядке. Судите сами. Попросили меня прочесть последнюю книгу Марианны Гончаровой «Персеиды» и поделиться о прочитанном своим мнением. Я с радостью согласился. Автор мне знаком. Знаком не лично, но вполне прилично. Кое-что, помню, читал, мне понравилось. Почему бы не ознакомиться с новой книгой моего соплеменника? (Нет, мы скорее, сослуживцы! Однополчане! Который год держим оборону в районе Малая Проза! Несём огромные потери в личном составе! Скольких уже с нами нет! Многие ушли безымянными, «недолюбив, не докурив последней папиросы»… Нам предлагали сдаться, гарантировали сохранить жизнь. Но жизнь без Литературы – немыслима. Мы скорее умрём! Хотя я так просто жизнь свою не отдам! Разве что в обмен на Бессмертие.) И почему бы не поделиться мнением о прочитанном? Я люблю читать добротную литературу. Люблю и умею! И почему бы заодно, если эта книга придётся по душе, не написать положительную рецензию? Тем самым, так сказать, поддержать талантливого коллегу. Товарища по оружию. Собрата. Хотя в данном случае сосестру: она ведь женщина. То есть морально поддержать талантливого (а бездарные и так пробьют себе дорогу к славе) сородича! Родственную душу! «Нас мало: нас, может быть, трое… » Решено? Решено! Да будет так! »

Вот такое начало. И никто не сказал ему: друг Алексей, от сих до сих смело вычеркиваем.
Следующий бесконечный отрывок посвящен тому глубокомысленному факту, что рецензент никак не мог приступить к чтению.
«И вот тут начались проблемы. Я дня три всё никак не мог приступить к чтению. Книга с одинаковой силой разом и манила к себе, и отпугивала. Да! Смело признаю: я робел. Во-первых, боялся: а что будет, если книга мне не понравится? (Да почему, собственно, – спрашивал я себя, – она тебе может не понравиться? Да потому, – отвечал я себе тут же со свойственным мне красноречием, – что кончается на «у». Убийственно рациональный аргумент!). Мне трудно угодить. Ведь я читатель со стажем в 34 года. Простите, но какого качества текст я безошибочно определяю по первому абзацу. Почти так, как профессиональный сомелье легко определяет марку, сорт и год изготовления вина по одному глотку. Ему необязательно выпивать всю бутылку до дна, искусство дегустации – это высокое умение ощутить аромат и букет, а не низкое намерение осушить разом бар и буфет! Считайте это бахвальством, но мастерство и одарённость автора определяется мной по короткому фрагменту текста так же быстро, как и полное отсутствие дара или явные признаки графомании. Однако основная проблема не в том, что я могу отличить настоящее произведение искусства от искусственного ненастоящего произведения. Меня смущало то, что автор — женщина! Это хоть и во-вторых, но меня это беспокоило в первую очередь. Тут, сказал я себе, могут возникнуть проблемы. Да не «могут», а уже есть! Ибо любая женщина — это всегда проблема. Сама по себе. Уже проблема! Для мужчины. (Нет, я серьёзно! Даже когда шучу. Для каждого мужчины женщина – главный источник проблем! У мужчины без женщины – нет никаких проблем! Кроме одной – нет женщины! Заколдованный круг!). Но меня смущает не женщина, а то, что женщина – автор… Здесь я вынужден сделать страшное признание, нисколько меня не украшающее, напротив – ужасно порочащее мою и без того малопривлекательная личность. Я не очень-то люблю женщин-писательниц. Сугубо с профессиональной точки зрения, исключительно! Нет, даже не так. К писательницам я всегда относился весьма скептически… С недоверием… Я сомневался в их творческом потенциале… »
Да, господа присяжные заседатели, только полная самонадеянность позволила Алексею на одну чашу весов поместить скопом всех женщин-писательниц, а на вторую – чашу – себя самого, любимого. И не боится, что улетит в потолок и набьет синяков на рабочем писательском органе!
«Пытался найти логическое объяснение моему интуитивному недоверию… У пишущей женщины, даже у талантливой, есть один существенный недостаток – полное или частичное отсутствие чувства юмора. (Вероятно потому, что остроумие – оружие, а к оружию у мужчин природный интерес. Но, не имея чувства юмора, женщина знает толк в смешном. Так издревле пошло. Юмор – одно из качеств, призванных помогать завоёвывать женское внимание. Мужчины больше шутят, женщины чаще смеются. Но это лишь теория)».
Пытаюсь осмыслить фразу: «Мужчины больше шутят, женщины чаще смеются».
— А погодка-то сегодня – не хо-хо!
-Ха-ха-ха! — заливается женщина-подруга. Смешно ей, бедолажке, а сама пошутить так не может!
«А без юмора любое произведение слишком пресно, продолжает Алексей. — И ненатурально!»
Потом он вспоминает, что его труд посвящен Марианне Гончаровой, и выдает ей мимоходом банальный комплимент, состоящий из смешного пафоса и общих, затертых слов:
«А вот Гончарова, чуть ли не единственная из живущих ныне писателей, которая соединяет, нет, лучше сказать, переплетает в своей прозе смешное и печальное, весёлое и мудрое…»
Потом опять долго и нудно (да-с, господин писатель, нудновато!) о себе:
«Я пытался игнорировать эмоциональную сторону своего внутреннего мандража. И на помощь раздвоившемуся «я» мне пришлось позвать самого бездушного из всех моих субличностей. Холодного, жестокого и бескомпромиссного профессионала. Я называю его Мэтр! Другие называют его «Маэстро», а за глаза «Самоуверенный Ублюдок И Диктатор». Если соединить, получается Маэстро Самоуверенный Ублюдок и Диктатор. И вот Маэстро СУИД сказал: «Хватит скулить, щенки! Дайте мне эту чёртову книгу. Я сам прочту. Но предупреждаю! Если мне хоть что-то не понравится – буду справедлив до жестокости и честен до безжалостности! Коротко говоря, вердикт будет суров, но справедлив! И я не посмотрю, что она женщина. Я не испытываю жалости ни к старикам, ни к детям, ни к женщинам, ни к «подпольным советским миллионерам». Я беспощаден к бездарным врагам прозы. Чуть что не так – острой рецензией по горлу, и в Лету! И рука не дрогнет! Таков суровый закон каменных литературных джунглей! И никаких поблажек! Никаких реверансов! Хотели равенства и равноправия – распишитесь в получении. Короче: Платон мне друг, но истина дороже, вверх таких не берут, и тут, МУР, а не институт благородных девиц, литератор пола не имеет, пусть он звёзды хватал с небес, а ты как думал?! Тут вам не равнина, марш домой, к мамкам, нянькам, куклам, тряпкам! Корнет, вы женщина? Всё смешалось в доме… Оболенский… Кони, люди… Налейте вина! Я сказал!»
Вот он какой! Грозный Мэтр СУИД! (как остроумно! Женщине бы до такого ни в жисть не додуматься!) И вот, ознакомившись с книгой, этот жесткий, принципиальный и жуткий критик (он же СУИД), угрюмо помолчав, произнёс таинственную фразу: «Это волшебная повесть, но секрет её волшебства заключается не в том, О ЧЁМ и не в том КАК, а в том КТО её поведал». Что это могло означать? Он не соизволил снизойти до объяснений. И я решил сам прочитать повесть, дабы составить собственное мнение о прочитанном.»

Оказывается, речь до сих пор шла об одном из многих лиц автора. И только сейчас на сцену выходит уже непосредственно он. Позади, между тем, строк 400!
Потом идут 13 (!!!) длинных полновесных абзацев, посвященных сравнительному анализу быстрого чтения (в один присест) с медленным, раздумчивым чтением.
Ну где же, где Гончарова?! Ну как же, там и сям разбросана маленькими кляксами поверх автопортрета. «Вот ознакомился я с повестью «Персеиды». Получил массу удовольствия от столь приятного знакомства с добрым, ясным, ироничным, мудрым и в то же время по-детски наивным миром настоящего художника».
«Коротко говоря, мне было что сказать нашему современнику о чудесном мире, созданным Гончаровой, о мире и о его творце. «Коротко говоря» — сказать надо было много. Казалось бы, встань и иди. То есть сядь и пиши».

И опять о себе. Да пишите вы о себе – ради бога! – но интересно. Без этого, ребята, и не подходите! Знаете что, я вам скажу, уважаемый писатель. Писатели тоже могут изредка того… графоманничать! Пользуются бездонностью информационного поля и не могут остановиться, разжижают и без того разбавленный информационный бульон до состояния яичного отвара. А сами яйца где? Где яйца, я вас спрашиваю?! Где насыщенный желток, где полноценный обрамляющий белок – кладезь протеина, где, наконец, скорлупа, которую тоже можно измельчить в полезный препарат? Что же вы водичку льете?
И это при том, что к оставшейся писательской братии вы вполне критичны и даже бескомпромиссны:
«С удивлением обнаружил, что мне давно не попадались в руки творения нашего времени, после которых не возникало бы стойкого желания наложить на себя руки или вцепиться ими в горло того, кто умудрился своим, так называемым, художественным произведением очернить, опошлить, осквернить и загадить всё, что ни попадало в поле его внимания? (Это если мне еще хватало сил и воли следить за неловкими потугами неуклюжего и обрюзгшего повествования, украшенного сверкающей бижутерией из цинизма и дешевого эпатажа, или если я не уставал от долгой, заунывной, однообразной, порой маловразумительной речи окололитературного бича, который постоянно суёт себе в рот всякие объедки от вчерашнего пира: заумь, контаминации, ассоциации, аллитерации… В ход идёт всё, кроме здравого смысла!»
Ну, что тут скажешь! Критический оздоравливающий взор иногда следует развернуть на 180 и направить вовнутрь. Принимать небольшими дозами три раза в день.

9 комментариев для “Господа расжижители

  1. Какая эта «новая журналистика»?! Там — эффект присутствия, эстетизация медиа, а здесь — неумение остановить словоизвержение и бессодержательность.
    ______________________
    Ася, вы правы. Но, спасибо Е.Левертову. Я никак не могла найти подходящее слово для определения такого рода писательства. Мелькали какие-то смутные ассоциации. Но, благодаря Левертову, теперь могу сказать, что это слово — эстетствующий. Есть эстетизация и есть эстетствование. Вот «словоизвержение и бессодержательность» и вмещает в себя последнее.

  2. Уважаемая Ася Крамер!
    Критикуемая Вами рецензия Алексея Курилко написана в жанре так называемой «новой журналистики». Мне кажется, что Вы подошли к рецензии не с того конца. Пока я лишь подхожу к этой теме и подобрал в Интернете некоторые заготовки- цитаты по этой теме. Цитаты поставлены в моем блоге
    http://blogs.7iskusstv.com/?p=49985

    1. Дорогой Ефим, ну побойтесь Бога! Какая эта «новая журналистика»?! Там — эффект присутствия, эстетизация медиа, а здесь — неумение остановить словоизвержение и бессодержательность. Так ни во что не ставить рецензируемого автора, выдавая ей время от времени напыщенные общие комплименты, — это может войти в учебники.

      1. Уважаемая Ася!
        Когда-то, много лун тому назад я слыхом не слышал о «новой журналистике», что не помешало мне написать небольшой текст о моей однофамилице, американской поэтессе Денизе Левертов, см. http://berkovich-zametki.com/2005/Zametki/Nomer3/Levertov1.htm. Мне захотелось проверить этот текст на ком-нибудь, кого я бы считал специалистом, и я не нашел ничего лучшего, как передать его учительнице русского языка и литературы моей дочки. Через некоторое время я получил от нее ответ: «Статья в общем неплохая, но зачем я все время тяну одеяло на себя, пишу «я, я и я». Так я понял, что нахожусь на правильном пути и почти освоил «новую журналистику».

  3. И советы: «Критический оздоравливающий взор иногда следует развернуть на 180 и направить вовнутрь. Принимать небольшими дозами три раза в день…» — — вряд ли помогут. Случай, пожалуй, безнадёжный.
    _______________________
    Вот тут я с вами согласна, Александр! Это все паллиатив (сглаживание, смягчение проявлений болезни). А случай , и правда, тяжелый. Может, лучше шоковая терапия?

    1. Когда говорят о шоковой терапии , независимо от ситуации ( и даже от контекста) , почему-то вспоминается
      стихотворение НАТАЛЬИ ГОРБАНЕВСКОЙ (26.5.1936–29.11.2013)

      Ю.Галанскову

      В сумасшедшем доме
      выломай ладони,
      в стенку белый лоб,
      как лицо в сугроб.

      Там во тьму насилья,
      ликом весела,
      падает Россия,
      словно в зеркала.

      Для ее для сына –
      дозу стелазина.
      Для нее самой –
      потемский конвой.

      Отчего бы это, уважаемая Инна Б., ума не приложу.
      Т.е. не прилОжу. Впрочем, блог Аси К. здесь также не в контексте. Лучше — в Гостевой. Всего Вам доброго.

    2. Инна, согласна, что случай безнадежный. И вот почему. Человек, не сведущий в написании текстов, чувствует, что надо бы короче выражать свои мысли, но не умеет. Не знает как. А здесь — показушные длинноты: вот буду рассусоливать, a вы читайте, потому что я — писатель, а вы — читатели.
      Только не поняла, почему в слове «разжижители» такая уж особенная смелость… Вот если бы я оставила первый вариант заголовка — это была бы смелость! Там, обращаясь к тем авторам, которые сливают нам вместо насыщенного текста яичный навар, да и тот — разжиженный, я озаглавила так: «Где яйца, я вас спрашиваю?!»

  4. Мне тоже показалось, что очень многословно, автор растекается мыслью по древу, а самолюбование, как каша из кастрюли, лезет из каждой строчки. Но рецензия подстать рецензируемой прозе. С первого раза я не смогла дочитать до конца рассказы, как и саму рецензию. Потом вновь вернулась к ним, когда появился один коммент. Но, нет, все-таки эта проза — «дамская».
    Ася, мне очень приятно было узнать, что наши взгляды совпадают. А также выразить восхищение вашей смелостью. Вы не побоялись сказать о «разжижителях», а я , к своему стыду, побоялась, оказаться «раздражителем» одного мэтра от литературы, который пылает непонятной любовью ко мне, что меня даже смущает: чем я ее заслужила.

  5. «Я пытался игнорировать эмоциональную сторону своего внутреннего мандража. И на помощь раздвоившемуся «я» мне пришлось позвать самого бездушного из всех моих субличностей. Холодного, жестокого и бескомпромиссного профессионала. Я называю его Мэтр! Другие называют его «Маэстро», а за глаза «Самоуверенный Ублюдок И Диктатор». Если соединить, получается Маэстро Самоуверенный Ублюдок и Диктатор. И вот Маэстро СУИД сказал: «Хватит скулить, щенки! Дайте мне эту чёртову книгу. Я сам прочту.»
    M-да, суровый критик СУИД, г-н А.Курилко.
    Однако — милосердный: «А вот Гончарова, чуть ли не единственная из живущих ныне писателей, которая соединяет, нет, лучше сказать, переплетает в своей прозе смешное и печальное, весёлое и мудрое…»
    — Вот такие переплетения и сплетения. Всё те же сны.
    «Разжижатели» говорите, уважаемая А.К. ?
    Я бы употребил другое определение: наивные, самоуверенные и самодовольные фальсификаторы.
    И советы: «Критический оздоравливающий взор иногда следует развернуть на 180 и направить вовнутрь. Принимать небольшими дозами три раза в день…» — — вряд ли помогут. Случай, пожалуй, безнадёжный.

Обсуждение закрыто.