Кто он — академик Н.Я.Марр? (окончание).

КТО ОН – АКАДЕМИК Н.Я.МАРР? (окончание)

До возникновения яфетической теории все языки мира разделялись на различные группы и были разделены на следующие семьи: индоевропейскую, семитическую, хамитическую, турецкую или тюркскую с угро-финской, монгольскую, и отдельно стоящую – китайский язык.
Но выдвинутое Марром «новое учение о языке» ставило своей целью изучение доисторических языков. Согласно ему, «язык не создан, а создавался. Создавался же он не тысячелетиями, а десятками, сотнями тысячелетий».
Доисторический язык, по Марру, — это и особое доисторическое мышление, это доисторические верования и доисторическое художественное творчество, а также доисторические формы хозяйственной жизни.

Именно из них впоследствии в различные эпохи и в различных странах, по мнению Марра, «вылупились семьи, и хамитическая, и семитическая, и индоевропейская и т.д.».

Подходя к вопросу о происхождении языка с точки зрения исторической перспективы, он подчеркивал, что яфетическая теория — это «теория стадиальности», т.е. учение о стадиальных сменах способа мышления со сменой закономерностей и «техники» образования слов. Поэтому между исторически засвидетельствованными древнейшими и так наз. новыми языками — «громадная психологическая разница».

Это высказывание Марра можно поставить в один ряд с тем, о чем в свое время писал классик теоретического языкознания В.фон Гумбольдт: «необходимо основной целью сделать изучение языка первобытных народов и попытаться определить низшее состояние в становлении языка с тем, чтобы познать из опыта хотя бы первую ступень в иерархии языковой организации» [1].

Яфетические языки – это «пережитки, реликтовые виды, такие же редкие драгоценные реликтовые виды, какие встречаются в растительном мире в горах Дагестана, Сванетии и т.п.».
Их источником, по Марру, являются, как доступные древнейшие письменные языки, так и живые, современные нам бесписьменные языки. Последние в качестве палеонтологически пережиточных явлений наблюдаются и по настоящий день в речи средиземноморских народов, в Африке, Америке, Австралии, Океании, вообще у народов так наз. первобытной общественности.

Марр указывал, что яфетические языки находятся в неразрывной связи с особенностями мышления, характерного для эпохи, когда «…люди мыслили мифологически, мыслили так называемым «дологическим» мышлением, собственно они еще не мыслили, а мифологически воспринимали…»

«В яфетических языках наблюдаются отложения словотворчества из эпох восприятия мира в образах космических и микрокосмических явлений, когда небо, земля и вода представлялись одним предметом, по всей видимости, живым существом, существом, находившимся в трех плоскостях, верхней, земной и преисподней, а члены его тела представлялись повторением такого же космического восприятия физического строения человека» [2].
Результатом такого «отложения словотворчества» в древних языках было образование
«целых семантических гнезд и отслаивающихся в них пучков значений».

Это его положение находится в полном согласии с воззрениями известного немецкого философа и историка Эрнста Кассирера (1874–1945), в лице которого Марр находит единомышленника и союзника.
Э. Кассиреру принадлежит особая заслуга в изучении первично-языковых явлений, а также в вопросе о происхождении языка.
Он показал, что первобытному мышлению свойственны особого рода закономерности, которые универсальны по своей природе и характерны для всего человечества, стоящего на ранней ступени цивилизации. По своей природе древнее мышление носило диффузный нерасчлененный характер, благодаря чему в мировосприятии древнего человека преобладала суммарность, комплексность представлений.

По утверждению Кассирера, для начальной стадии первобытного сознания характерным является структурное тождество языкового и мифического мышления. Поэтому процесс первичного зарождения языковых элементов и мифических образов необходимо рассматривать в их единстве.
Он рассматривал язык и миф в качестве параллельно развивающихся форм, утверждая, что миф и язык неразделимы и взаимообусловливают друг друга. Язык и миф зарождаются в доисторический период одновременно, связываясь друг с другом, как форма и содержание. Почти любое слово для древнего человека имело особую мифологическую глубину и сакральный смысл.

Имея в виду труды Э.Кассирера, Марр писал: «совершенно неожиданно для нас и независимо от нас, в его построении яфетическая теория получает поразительное подтверждение целого ряда своих положений, вплоть до одинаковой их формулировки и тождественности терминов…»[3].

Все это возвращает нас к вопросу: в чем же «личный вредоносный привнос» Марра в науку языкознания? Почему яфетическая теория — это « личное создание» Марра?

В этом плане удивителен и факт совпадения научных взглядов Марра с воззрениями выдающегося ученого психолога Л.С. Выготского (1896–1934). Несмотря на то, что они работали независимо друг от друга и на разном материале, общность их интересов прослеживается и в их взглядах на проблему мышления и речи, и в той идее развития или «исторической перспективе», под углом которой и должны рассматриваться языковые явления.
Недаром, в свое время коллеги Выготского высказывали мысль о желательности его знакомства с Марром и не раз предлагали ему устроить с ним встречу. Но эта встреча так и не состоялась. Как полагают, препятствием к этому была скромность Выготского.

Тем более поражает сходство взглядов и научный параллелизм в их изысканиях.

Выготский указывал, что рассмотрение таких сложных психических образований, как мышление и речь, без генетического анализа, того, как развивалась психика на последовательных этапах его исторического развития или «предыдущего бытия», будет несовершенным. Он считал необходимым изучать мышление и речь в их «генетическом разрезе», поскольку всякое развитие в настоящем базируется на прошлом развитии.

Без генетического анализа «не только нельзя быть уверенным, что не принимаешь следствия за причины, но даже невозможно поставить самый вопрос об объяснения таких психических явлений, как мышление и речь » [4]. Лишь сравнительное исследование генетических срезов может открыть шаг за шагом действительное строение, а также связь между отдельными психологическими структурами..

Аналогично этому Марр писал о необходимости «генесиологического» метода, отсутствие которого характеризует изыскания лингвистов, работающих с одним формально-сравнительным методом.

Выготский, как и Марр, исходил в своих исследованиях из идеи развития, которая предполагает изучение не «готового понятия, а самого процесса его образования». Отступление от этого, изучение в статике и приводило, по его мнению, к той ошибке, что «самый продукт примитивного мышления в глазах исследователей приобретал загадочный и неясный характер».
Развитие — это ключ к пониманию всякой высшей формы. Но процесс смены отдельных форм мышления и отдельных фаз его развития нельзя представлять как чисто механический процесс, где каждая новая фаза наступает тогда, когда предшествующая уже завершена. «Различные генетические формы сосуществуют, как в земной коре сосуществуют напластования самых различных геологических эпох», — подчеркивал Выготский.
В полном согласии с этим звучит и высказывание Марра, что « яфетический» — это условное название того порядка, как в геологии третичный, четвертичный и т.п. термины, обозначающие различные эпохи и периоды геологических образований».

Из сказанного естественным представляется подход к языку, не как «к однородному массиву, а как к составу из различных наслоений в результате отложений стадиальных трансформаций из языков более древних систем» «в лексическом составе каждого языка, в различных его слоях выявляется творчество совершенно отличное от нашего восприятия мира, как результат отложения доисторического мышления» (Марр).

В этом плане правомерным представляется вопрос: какие пережитки древнего яфетического словотворчества находят отражение в структуре и словообразовании иврита как одного из древнейших языков человечества? Об отношении иврита к яфетическому языкознанию ранее было изложено в нашей статье[5].

Огромная заслуга Марра состоит в том, что он по-новому подошел к учению о семантике, законах возникновения значения того или иного слова. По его мнению, именно в семантике, в значении слов заключается пропасть, отделяющая доисторические языки от исторических эпох.
Это является тем более важным, что противопоставлялось антисемантическому направлению в науке.
Следствием такого отрицания значения, как и любых «ментальных» явлений, стали попытки «со стороны младшего поколения исследователей языка анализировать языковую структуру без какого-либо упоминания о семантике», писал известный ученый лингвист Р Якобсон.
О положении дела в вопросах семантики красноречиво свидетельствуют его воспоминания: «Летом 1945 г. меня пригласили прочесть цикл лекций в Чикагском университете. Когда я сообщил им название предполагаемого цикла: «Значение как центральная проблема языкознания», с факультета последовало дружеское предупреждение, что эта тема является рискованной»[6].

Марр относил семантику и палеонтологию речи к чисто лингвистическим достижениям яфетической теории. Для яфетидологов, писал он, лингвистический элемент — это значимое слово, т.е. мысль в звуковом воплощении, а не звук. Яфетическая теория переносит бремя доказательств на семантику, т.е. на значения. В этом Марр видел «особую силу» своего учения о языке.

Выготский также считал, что в основу подхода к языковым явлениям должен быть положен метод семантического анализа, метод изучения словесного значения. Он указывал, что на каждой ступени языкового развития существует своя особая структура словесного значения. Значение слова не остается неизменным и постоянным.
По его выражению, «открытие непостоянства и неконстантности, изменчивости значений слов и их развития представляет собой главное и основное открытие, которое одно только и может вывести из тупика все учение о мышлении и речи».

И здесь Марр, можно сказать, буквально вторит словам Выготского. Основной постулат Марра — это строго закономерная изменчивость значений слов: «Нет в языке ничего неизменчивого, формы и значения меняются одинаково в такой мере, что если не знать палеонтологию речи … совершенно нельзя узнать существование какой-либо связи между разновидностями одного и того же слова в различные глоттогонические (от греч. glōtta язык + gonos рождение) эпохи».

Можно было бы и дальше продолжать развивать эту тему сходства в работах двух ученых. Но самое главное состоит в том, что теоретические построения Марра получают экспериментально-психологическую основу в исследованиях Выготского, созданной им концепции «комплексного мышления».
Его разработки полностью приложимы к исследованию древнего языкотворчества и словообразования. И в этом убеждает исследование иврита в аспекте «комплексного мышления».

Если сравнивать разные типы комплексного мышления с характером обобщения слов в иврите одноименным корнем, то нельзя не увидеть их явного соответствия друг другу, иначе говоря, корневые гнезда есть не что иное как «мышление в комплексах».
В свете этого получает объяснение и тот разброс значений, который характеризует входящие в корневые гнезда слова [7].

Это подтверждает положение Марра об особенностях словотворчества в яфетических языках, характерном для них образовании «целых семантических гнезд», что является как бы прообразом того, что получило в концепции Выготского название «мышления в комплексах».
Сказанное приобретает неоспоримую важность и актуальность в свете изучения иврита, на котором разговаривали несколько тысячелетий назад. Учитывая неразрывную связь с иврита с древним архаическим мышлением, особенности которого откладывали отпечаток на его словообразование, — в этой связи к ивриту можно с полным правом отнести слова Марра:
«Как нельзя быть грамотным, уметь читать и писать, если вы не знаете букв, неьзя научно понимать язык, изучать его или учить других, если вы не обладаете знанием палеонтологии речи».

Мы не останавливаемся в статье на разных спорных положениях научных трудов Марра, которые исчерпывающим образом освещены в огромном количестве критических публикаций о нем.
Задача нашей статьи – сосредоточить внимание на конструктивных положениях и взглядах Марра, без чего невозможно говорить о его научной деятельности и представить во всем масштабе его достижения в науке языкознания, которые почему-то остаются вне поля зрения критиков.

Но, допуская некоторую односторонность такого подхода, справедливо будет сказать о том лингвистическом положении Марра, которое стало главной критической мишенью для его многочисленных оппонентов.

Вопрос о происхождении языка Марр увязывал с возникновением звуковой речи. Согласно Марру, язык произошел от четырех речевых элементов: SAL, BER, YON, ROШ, одинаковых для всех языков.
Говоря о первичном состоянии звуковой речи, Марр считал, что это была магическая речь, точнее не речь, а подбор магических выражений в трудовом процессе, используемых в определенной обстановке для сигнализации того или иного предмета. Эти четыре элемента имели функцию значимости, как термины не выделявшейся еще от труда магии. Эти элементы, как части языка, позднее сочетались друг с другом и, таким образом речь все более усложнялась.
Со стороны научных кругов этот постулат Марра вызвал единодушное неприятие. Его теория была объявлена «безумной» и противоречащей логике современной теоретической лингвистики.
Окончательное развенчание «яфетической теории» произошло уже через семь лет после смерти учёного, оно развернулось в форме открытого диалога на страницах газеты «Правда», и завершилось трудом И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания. После этого труда произошло окончательное разрушение мифа о Марре.
Теория Марра стала поводом для изощренного злословия, о чем свидетельствует название некоторых статей, как например: « От первоэлементов Н. Я. Марра к мичуринским яблокам: Рациональность и абсурд в советской науке 1920—1950-х гг.// Абсурд и вокруг: Сборник статей. 2004».

Однако история науки знает немало примеров, когда, то, что раньше принималось за ересь, абсурд, «вредную галиматью» (как в случае с трудами О.М.Фрейденберг), потом принимается за истину и получает признание.
Известнейший лингвист, академик Т. В.Гамкрелидзе писал о Марре и его прозрениях в 1996 г.:
«Эта теория, представляющая своеобразную модель языка, весьма близкую к
генетическому коду, […] может послужить иллюстрацией
проявления в ученом интуитивных и неосознанных представлений
[…]». Иначе говоря, по неуловимой логике судьбы самое скандальное и примитивное в теории Марра — сведение всех слов к четырем элементам — в какой-то степени
предварило открытие четырех элементов генетического кода[8].

Нельзя не признать, что Марр и его школа (Фрейденберг, Франк-Каменецкий, Кацнельсон и др.) вывели изучение доисторической духовной культуры на новый уровень, благодаря тому, что отправлялись от данных лингвистики, особенностей архаической семантики, равно проявляющей себя в языке, древних верованиях, мифе и эпосе.

Конечно, с позиций современной науки некоторые положения Марра выглядят анахронизмом. Невольную улыбку могут вызвать его слова о том, что «новое учение об языке» по яфетической теории есть на данном этапе нашей жизни весьма существенное орудие классовой борьбы в пользу социалистического строительства».
В зрелые годы Марр стал убежденным марксистом, взявшим на вооружение метод исторического материализма. Его идеи о классовом характере языка, приверженность его марксистскому учению о производстве и производственных отношениях, которым он придавал такую большую значимость в происхождении речи – были в русле характерной для той эпохи политизации науки и отвечали духу того времени.

С разрушением мифа о Марре, ему многое стали вменять в вину. После того, как «новое учение об языке» получило официальный статус, оно стало повсюду внедряться как единственно правильное лингвистическое учение. Он добивался монополии в науке. Ученым старой школы не давали работать, ряд отраслей языкознания были запрещены.

Но, как известно, «короля играет свита». Окружение Марра не было однородным. По словам Алпатова, заметное место в нем занимали так называемые «подмарки», люди, не имеющие профессионального образования и малокомпетентные в языкознании, которые усвоили из «нового учения о языке» главным образом идеологические формулировки. Их деятельность заключалась в восхвалении Марра и борьбе с его противниками. Именно они занимались пропагандой учения Марра и борьбой с «буржуазной наукой». От имени академика они руководили проработками ученых старой школы, причисляя к врагам всех, кто полемизировал с Марром, подвергал сомнению его идеи и выводы.

Наверное, его теория не бесспорна, а местами и ошибочна. Но Марр сам осознавал, что «исследование находится всегда под угрозою ошибок: чем более творчески развертывается конкретная углубленная работа, тем более исследователь оказывается между Сциллой и Харибдой». Он видел необходимость в совместной работе с другими учеными и ратовал за их участие в изучении яфетических языков. Но лингвисты, по его словам, их «чураются, как огня». И с горечью он писал: « я вижу пустыню вокруг по части рабочих рук, отсутствие жнецов при громадной жатве и от ужаса перед своим бессилием хочется закрыть глаза, не видеть…»[9].

Л И Т Е Р А Т У Р А

1. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 2000, с.308.

2. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с. 184.
3. там же, с.104
4. Выготский Л.С. Психология. — М.: Эксмо-Пресс, 2000, с.302
5. Беленькая И. Об отношении иврита к яфетическим языкам. Статья в «Мастерской», август 2013г.
6. Якобсон Р. Избранные труды. – М.: «Прогресс»,1985, с.358
7. Беленькая И. О сверкающих «бзиках» в глазах…Статья в «Мастерской», февраль 2013
8. Гамкрелидзе Т.В. Википедия.http://vikent.ru/enc/3433/
9. Марр Н.Я Яфетидология. — Жуковский-Москва, Кучково поле, 2002, с. 294

6 комментариев для “Кто он — академик Н.Я.Марр? (окончание).

  1. Наша «дискуссия», уважаемый Ефим, я вижу, плавно перешла от Марра к Дине Рубиной. Я не возражаю, ее книга на самом деле необыкновенная! Но чтобы уже больше не тревожить тень Марра, скажу еще пару слов, чтобы на этом поставить точку.
    Потому что, победить стереотип в отношении Марра – дело практически невозможное. К этому надо добавить и эффект восприятия: образ злодея (по законам сценического искусства) куда более выигрышная роль, чем роль не запятнавшего себя положительного героя.
    Я не ставила себе задачей развенчание его теории, когда писала о Марре. И без меня этих статей неисчислимое множество.
    Среди них выделяется, конечно, блистательное эссе Алпатова «История одного мифа», где он дает подробный анализ такого явления, как «марризм» и самого феномена Марра.
    Он признает яркость личности Марра: в характере Марра было немало качеств, необходимых для крупного ученого,— большие природные способности, обширные знания, огромная работоспособность, забота об учениках, талант организатора науки и т.д.
    Причину же «захвата власти в языкознании» Марром он видит в том, что его деятельность совпала с периодом кризиса мирового языкознания, а также в созвучности его идей эпохе двадцатых годов или политической конъюнктуре.

    Почему же «новое учение о языке» имело такую популярность? — ставит вопрос Алпатов. Объяснение этому в самом названии статьи – «это не была притягательность научной теории. Это была притягательность мифа». В параллель мифологии Алпатов выстраивает и свою статью, давая подзаголовки: «сюжеты мифа», «структура мифа» и «торжество мифа».
    Далее он пишет: «для поддержания мифа выгодно обращаться к мнению специалистов в других, иногда достаточно далеких науках». Окончательный его вердикт: теория Марра не подлежит реабилитации.

    И с этим нельзя согласиться. В частности, интерес Марра к междисциплинарным исследованиям надо поставить ему в заслугу. Против «эмансипации лингвистики», за синтез ее с другими науками выступали все крупные ученые. В противном случае, как писал Р.Якобсон, «идея автономии вырождается в сепаратизм и изоляционизм, пагубный, как всякая узость интересов».
    В этом убеждает и опыт изучения такого древнего языка как иврит, который несводим к одному языкознанию для понимания законов древнего словотворчества. Это обязательно тянет за собой другие науки. Без мифологии, учения об особенностях и закономерностях древнего мышления, психологических проблем мышления и речи – здесь не обойтись. И Марр в этом безусловно прав, страстно призывая лингвистов к изучению мысли, воплощенной в звуке, а не только одного звука. Это одна из конструктивных его идей. на которую я хотела обратить внимание. И его конструктивные идеи переживут время, в отличие (надо признать) от его политиканства и идеологических завихрений, которые выступают на поверхность, заслоняя и дискредитируя все его достижения.

  2. Пишу вдогонку. Когда я прочитала ваш комментарий, Ефим, то была естественно расстроена и разочарована. Но надо было бы мне прежде посмотреть в гороскоп. Оказывается, иногда бывает полезно. А заглянув в него, я прочитала, что причиной моего разочарования сегодня могут стать мои завышенные ожидания и тщетные надежды. Так что, если бы я знала об этом, то не рассчитывала бы на «суперрезультат», сохранив спокойствие. Остается внять совету «сосредоточиться на самочувствии и домашних делах». И еще в гороскопе уж совсем в точку, — «гораздо приятней окажется получить то, что вы не планировали». Неожиданно позвонили из библиотеки, где я стояла в очередь за книгой Дины Рубиной «Русская канарейка». Две я уже прочитала, иду за третьей. Мое мнение — вот так надо писать триллеры!

    1. Вы правы, уважаемая Инна! Пожелаем Дине Рубиной стать призером конкурса «Большая книга».

  3. Уважаемый Ефим! От ваших вопросов веет одним предубеждением и негативизмом в отношении Марра. А на деле? Вы недоумеваете, «как можно «ратовать» за то, что этими учеными отвергалось?». Но когда он писал о необходимости совместной работы с другими учеными, его учение не «отвергалось», он был в ореоле славы. Это был 1928г. Но он то уж понимал, как мало у него настоящих единомышленников, т.к. в основном, это были прихлебатели и конъюнктурщики.
    Вы видите «главный криминал» Марра в том, что ученым старой школы не давали работать. Но это не его вина. Не он устраивал погромы и проработки. Такова была политика, идеология. И его «свита» была на подхвате и действовала в угоду власти. Если бы была другая политика, Марр разделил бы участь того же Вавилова. Что и произошло впоследствии. Изменились времена, и Марр был тут же растоптан, как враг, а на его учении был поставлен жирный крест.
    Что касается его злосчастных «четырех элементов», то, не говоря уже о Гамкрелидзе, который писал, что теория Марра предварила «открытие четырех элементов генетического кода», задолго до него об этом писал Р.Якобсон.
    Вы не поклонник Марра, и я вас очень хорошо понимаю. И на мое сознание довлело слово «марризм», которое компрометировало его имя дальше некуда. И вышла я на Марра случайно, когда стала изучать иврит, и возникли разные вопросы. А ответы на них я нашла в его трудах. Все особенности словотворчества архаических языков, о чем он пишет (удвоение слогов, образование глаголов, прилагательных, происходящих от частей тела — руки, глаза, носа, головы — наречий и предлогов), находят свое полное соответствие в словообразовании иврита. И не только это, так сказать, его реабилитирует. Достаточно того, что его учение о своеобразии доисторического мышления и семантики коррелирует с учением Выготского, находит подтверждение на экспериментально – психологическом уровне. Но по непонятной причине об этом нигде не говорится. Все только пишут об «ошибочности» его утверждений, хотя (как тот же И.М.Дьяконов) без стеснения пользуются его и Фрейденберг научными постулатами и разработками. Вся эта кампания против Марра напоминает мне полемику, развернувшуюся вокруг концепции Леви-Брюля о пралогическом мышлении, которая довела его до нервного срыва. А он был « одним из скромнейших и при этом наиболее революционно мыслящих ученых», как о нем писал Марр. Но история все расставляет по своим местам. Надо надеяться, что это произойдет и с Марром.

  4. «Он видел необходимость в совместной работе с другими учеными и ратовал за их участие в изучении яфетических языков».
    —————————————————————
    Но как можно «ратовать» за то, что этими учеными отвергалось?

    «После того, как «новое учение об языке» получило официальный статус, оно стало повсюду внедряться как единственно правильное лингвистическое учение. Он добивался монополии в науке. Ученым старой школы не давали работать, ряд отраслей языкознания были запрещены».
    —————————————————————-
    В этом и есть главный «криминал» Марра.

    «Согласно Марру, язык произошел от четырех речевых элементов: SAL, BER, YON, ROШ, одинаковых для всех языков».
    ——————————————————————
    Можно ли действительно всерьез в это верить?

  5. Марр считал необходимой совместную работу с другими учеными и ратовал за их участие в изучении яфетических языков. Но лингвисты, по его словам, их «чураются, как огня». С горечью он писал: « я вижу пустыню вокруг по части рабочих рук, отсутствие жнецов при громадной жатве и от ужаса перед своим бессилием хочется закрыть глаза, не видеть…».
    Хочется думать, что настоящая слава Марра — еще впереди.

Обсуждение закрыто.