Автор: 
Первый просветитель Вятки Лаврентий Горка
Когда открывали 30 мая 2015 года памятник Трифону Вятскому, то был удивлен, прочитав в речах наших администраторов о его позиционировании как просветителя Вятского края. О просвещении и книжной культуре нашего края достаточно подробно написано в книгах Е.Д. Петряева, например в книге «Записки книголюба» (Киров, 1978), но имя Трифона Вятского как просветителя, там не упоминается.(1).
Отмечу, однако, в ней такой пример просветительства. Евгений Дмитриевич написал в книге о том, что еще в конце 1950-х годов в Кирове, проходя мимо заброшенного кладбища (в районе Филейки), некоторые старики останавливались, снимали шапки, иногда крестились. Рассказывали, что тут могила сельского учителя Стефана Куртеева. Одни считали его святым, другие мудрецом, подобным старцу Зосиме у Достоевского.
Настоящее имя его Семен Петрович Куртеев. Он родился в 1830 году в семье крестьянина деревни Молчановской. Учился в Вятской гимназии, готовился поступить в медико-хирургическую академию, но под влиянием вышедших тогда «Писем Святогорца о святой горе Афон» решил посвятить себя аскетической жизни. После разных скитаний, он поселился около села Филейки в землянке на берегу Вятки, где занимался чтением религиозных и философских сочинений, зарабатывая на хлеб обучением детей грамоте. Число учеников у него доходило до 170. В 1874 году он стал учителем вновь открытой в селе Филейском школе. В том же году в Вятке вышла его первая нравоучительная книжка «О пьянстве». Она быстро разошлась. К нему шли и ехали за советами. Но духовенство не могло терпеть конкурента. Его заставили «склониться на убеждение» и стать монахом. Он продолжал писать и издавать свои книжки. Сам Куртеев писал, что книжки его сочинения «распространялись в народе количеством более 500.000 экземпляров».
Такой широкой известности не достигал тогда ни один вятский автор. Тысячи вятских крестьян считали его своим учителем.
Стефана «взяли» в Вятский Трифонов монастырь и держали там почти до самой смерти в 1890 году. И тут началась спекуляция церковников его именем.
Однако, немалое значение для крестьян имело то, что Стефана насильно постригли в монахи и запрятали в монастырь. В глазах крестьян он был страдальцем за правду. Его фотографии висели во многих крестьянских избах. Такой чести не удостаивался ни один вятский епископ.
Теперь о том, что писали о Лаврентии Горке солидные дореволюционные издания:
«В 1723 году в раз открылись пять школ: в Казани, Суздале, Коломне, Вятке и Холмогорах.
В Вятке школа была открыта епископом Алексеем, о котором историк Вятской епархии Платон Любарский говорит, что он, как и его антецессоры (предшественники), был из неученых дворян. Школа его держалась без попечения начальства до 1730-х годов, когда за устройство ее принялся ученый преемник Алексея – Лаврентий Горка.
При Алексее 35 учеников учились «славянской азбуке, часослова, букварей, псалтыри, толкования блаженств евангельских и писать, а более, прибавлено в отчете о школе, другим наукам учить некому. Для того, что таких учителей в оной Вятской епархии не обретается».
В Вятской епархии архирейская школа была обращена в семинарию в 1735 году благодаря просветительской деятельности Лаврентия Горки, «муз любителя и богослова», как его величает стихотворная надпись на его гробнице, одного из друзей Прокоповича.
Историк Вятской епархии Платон Любарский дает о нем весьма сочувственный отзыв: «Он имел превосходные дарования душевные и телесные, ученостью славный муж, нравом прост, совестен, благочестив, нелицеприятен, непамятозлоблив, только чрезмерно горяч и вспыльчив, но ненадолго. Сие последнее свойство было причиною, что он подчиненным своим не очень нравился. Почему за строгость многие от них Святому Синоду приносимы были жалобы. Для прекращения коих Лаврентий Горка переводим был во многие епархии, из астраханской в устюжскую, рязанскую, а с сей на Вятку.
К оной строгости подавали ему случай подчиненных его грубые обычаи, кои простотою его прежних антецессоров исправляемы не были. В науках непросвещенность, кои он против их заводить старался и, наконец, заматерелая распутность невоздержания, бесчиние и другие пороки, которые он наперелом прекратить старался.
До прибытия Лаврентия Горки на Вятку никаких здесь словесных наук не было.
Он первый вызвал из Киевской Академии учителя Михаила Финитского, завел славяно-латинские училища, в кои способных священно-церковно-служительских детей набирал почти не безусильно. К искоренению прежнего суеверия, грубости и омерзения к наукам и к вкоренению истинного благочестия, вежливости и просвещения, такое прилагал старание, что сам ежедневно почти посещал училища, поощрял, обнадеживал учеников, учредив для них во облегчение от скуки разные забавы, выгоды и преимущества. Выписывал состоящую из весьма полезных и знатных авторов книг библиотеку. Неученых и, по крайней мере, чтением книг не просветившихся, какого бы они звания не были, гнушался, обхождения с ними не имел, таковых из подчиненных своих не только во священство и на другие ступени, но ниже в причет церковный не производил, почему рукоположения его из священников и причетников весьма были немногие.
Священное Писание, древнюю историю, хронологию и хорошее чиноположение сам изъяснял, ревностно желая влиять на просвещение»
Любарский Платон – Сборник Казанских древностей. Казань, 1868, с.172-173.
«Для открытия и обеспечения семинарии Лаврентий Горка поднял на ноги всю епархию. Сам узнавал доходы духовенства и назначал, сколько, кому давать семинарского сбора. В то же время производил энергичный набор духовных детей для записи на учение, старался побудить к отдаче в свою школу детей даже светских граждан.
В 1733 году, когда сословные принципы достигли уже значительной крепости, Лаврентий Горка, малоросс, привыкший к всесословному характеру южнорусских школ, вздумал придать такой же характер только лишь открытой им в городе Вятке архирейской школе. Но как он на этом ни настаивал, как не убеждал горожан в пользе латинского учения для их детей, ревность его не привела ни к чему.
Его крутые меры к образованию духовных детей подняли против него такую упрямую оппозицию со стороны подчиненного духовенства, что в борьбе с ней, несмотря на всю свою энергию, он приходил иногда в совершенное отчаяние.
«Все единодушно на мое зло настроены, писал он в 1734 году в Священный Синод, все не слушают, иные бегают, другие укрываются, и неисповедимые пакости мне творят. Хотел я и учения славяно-латинские в епархии Вятской заводить и учителей из Киева двух человек мирских вызвал, но за таким гонением и противностями ждать доброго невозможно».
Борьба эта продолжалась больше года и расстроила даже здоровье ревностного архипастыря (в 1737 году он умер от паралича).
Семинария все-таки была основана и получила надлежащие средства к своему существованию. Она помещалась в четырех небольших избах при самом архирейском доме. Учеников было набрано до 400, хотя, впрочем, они не все поступили в школу, а частью розданы были для обучения в монастыри и духовным лицам города Вятки, частью отправлены к отцам с обязательством явиться в семинарию уже в латинский класс.
Но едва только Лаврентия Горки не стало, как все заведенное им с такими усилиями стало рушиться. Архирейский приказ не только не заботился о поддержании заведенной семинарии, но, явно, против нее недоброхотствовал.
Ученики побежали по домам. Учителя, не получая жалования, один за другим уехали, кроме одного. Школьные постройки без ремонта пришли в такое состояние, что в них трудно стало жить.
Расстройство это продолжалось до 1739 года, когда в Вятку приехал архирей Вениамин Сахновский, во многом напоминавший собою Лаврентия Горку.
Крутыми мерами он успел восстановить по-старому, и даже значительно расширить совсем было упадавшую семинарию. К концу 1740 года число учеников возросло до 450. Кроме того, открыты были новые классы пиитики и риторики.
При архирейском доме вятская семинария находилась до 1744 года, когда была переведена в Успенский Трифонов монастырь.
«Вятские губернские ведомости», 1868, №1, 2, 4, 12.
Знаменский П. – Духовные школы России до реформы 1808 года. Казань, 1881, с.98-100, 164, 214, 293.
Примечание:
(1) Страниц в книге Е.Д. Петряева не указал, потому что, в отличие от современных авторов, он всегда снабжал свои книги именными указателями. Евгений Дмитриевич считал, что путь к факту должен быть предельно коротким.
Александр Рашковский, краевед, 8 июня 2015 года.