Фирма «Хамадбир» предлагает услуги…(продолжение).

Начало реформирования иврита было отмечено ожесточенными спорами. Перед языковедами встала масса вопросов. Какой язык взять за основу: язык Торы или Талмуда? Каким образом пополнить словарь и обновить его лексический состав, чтобы древнееврейский язык отвечал требованиям времени?
Как известно, Теодор Герцль, провозвестник еврейского государства, был против идеи возрождения иврита, считая, что пользоваться им невозможно: «Разве есть кто-нибудь, кто, пользуясь им, мог бы купить себе, например, хотя бы железнодорожный билет? Ведь нет!»
Он полагал, что при образовании еврейского государства «всякий сохранит тот язык, которому он научился в своем отечестве. Стоит только вспомнить Швейцарию, в которой нет господствующего языка, что не мешает ей между тем быть самостоятельным
государством, и всякий тотчас согласится, что с этой стороны не
может быть препятствий»[1].

Когда говорят о восстановлении иврита, то, как правило, отмечают, что на протяжении всей истории не было случая возрождения «мертвого» языка. Так, возрождение валлийского и ирландского языков остановилось, вследствие того, что встал вопрос о преподавании на них в высших учебных заведениях Уэльса и Ирландии. Высказывались опасения, что это может ухудшить качество учебы. Поэтому преподавание в этих странах до сих пор ведется на английском языке.

По сути, феномен возрождения иврита выходит за пределы собственно лингвистических проблем и требует своего осмысления в самом широком плане – как с точки зрения науки (языкознания, психологии, социологии), так и с точки зрения роли отдельного человека в языкотворческом процессе, его сознательного воздействия на язык.

Последнее представляется особенно важным (с учетом роли Элиэзера Бен Иегуды в создании современного иврита), принимая во внимание, что «языки возникли не по произволу и не по договору, но вышли из тайников человеческой природы и являются саморегулируемыми и развивающимися звуковыми стихиями». Поэтому «всякое творчество в области языка может быть плодом только его собственного жизненного импульса», как писал В. фон Гумбольдт [2].

Удивительно, что в своих трудах Гумбольдт поднимал вопросы, которыми как бы предугадывал события, будущие предметом обсуждения в отдаленном времени, а именно: «какое воздействие на язык может оказать какая-либо произвольно привлеченная сила, и как сам язык путем постоянного внешнего влияния может воздействовать на мышление и развитие идей».

Не вызывает возражений ставший уже очевидным факт, что иврит – это живой организм. Но при этом нельзя упускать из виду, что вследствие перерыва почти в 2000 лет, иврит сохранил присущие ему особенности древнего строя и архаические формы словообразования. Это отличает его от нормативных языков, которые проходили долгий и непрерывный путь, совершенствуя свои грамматические формы и вырабатывая общие абстрактные понятия, вошедшие в их лексический состав.

И, если говорить о его возрождении, то создание новой лексики — это лишь одна сторона проблемы. Главное, что в иврите сама смысловая система, находящая выражение в древнем языкотворчестве, была иной.

По общему признанию, интеллектуальная деятельность и язык нерасторжимо связаны друг с другом и представляют единое целое. Согласно Гумбольдту, «чтобы соответствовать мышлению, язык своим строением должен соответствовать внутренней организации мышления».

Как совместить эти высказывания с идеей восстановления иврита, неразрывно связанного с древним мышлением, которое откладывало свой отпечаток на его построение и словообразование? В иврите находят отражение многие древние представления, верования и предания, которые уходят своими корнями в мифологическую эпоху.
Для иллюстрации приведем два примера.

В Библии говорится: בחזקנו לקחנו לנו כרנימ, что в переводе — «силою своею мы приобрели себе рога» [Иов. 16:15]. Такой речевой оборот не может не озадачить.
Но в древнем сознании рога олицетворяли собой могущество, были символом славы и силы.
В мифологиях разных народов рога были атрибутикой всех Верховных божеств. У египтян коровьи рога — символ богини Хатор как Великой Матери.
В шумеро-семитской традиции рогатые головные уборы носят Ашшур, Ану и Бел.
В греко-римской традиции с рогами часто изображается Дионис. Пан является рогатым богом природы. Плутон, будучи богом богатства, также имеет рог.

Или возьмем следующий стих из ТАНАХа:

Возрадуются почки мои,
когда уста твои говорить будут прямо [Мишлей 23:16]
טז וְתַעְלֹזְנָה כִלְיוֹתָי— בְּדַבֵּר שְׂפָתֶיךָ, מֵישָׁרִים
Как из этого явствует, почки כִלְיוֹתָי употребляются в библейском тексте в значении органа чувств. Объяснение этому в том, что в древнем сознании сердце и почки считались органами «ответственными» за мысль. «Почки» понимались как «сосуд» ( כלי сосуд и почки כליות – слова одного корня ), вмещающий душевные ощущения и вместе с сердцем служили «метафорическим замещением слов «душа», «дух», «разум», «чувства» и т.п.» ( М. Ковсан).

Специфические речевые обороты пронизывают древнееврейские тексты и создают их неповторимое своеобразие. Помимо этого нерасторжимая связь иврита с мифологическим мышлением и архаической семантикой проявляется в особом характере обобщения слов, при котором разнородные по значению слова восходят к одному и тому же корню.

В аспекте сказанного предстает и главная проблема возрождения древнего иврита.
Как соотносится архаический способ словообразования и древние грамматические формы с современным уровнем понятийного мышления? Или, как ставил вопрос В.фон Гумбольдт, «может ли какой-нибудь язык достичь завершенности, минуя некоторые средние стадии развития»?

Каждый язык в своем функционировании стремится к формальному мышлению – и в этом сущность языка. Согласно Гумбольдту, архаические языки не способствуют развитию формального мышления и не могут обеспечить свободного развития идей, чтобы «отливать в форму мыслей материю мира вещей и явлений». В случае же привнесения в язык каких-либо преобразований извне, «всему строю языка придется испытать необходимую ломку» [3].

На этом мы бы хотели заострить внимание.
Вспомним призыв Элиэзера Бен Иегуды: «Иеhуди, дабер иврит!» («Еврей, говори на иврите!»). Но овладение древним языком нельзя сравнить с обучением какому-либо современному иностранному языку, его преподаванию в школах. В чем заключалась проблема? Требовалось так модернизировать иврит, чтобы новообразованные слова вошли органичной частью в древний иврит, чтобы иврит не стал искусственной конструкцией. И Бен Иегуда нашел решение этой проблемы.

Какой же принцип был положен им в основу образования новых слов?
Когда изучаешь созданные им неологизмы, то невольно приходит на память, что «все гениальное – просто».
Суть в том, что при образовании новых слов Бен Иегуда не отступал от закономерностей древнего мышления и языкотворчества, а следовал за древней языковой мыслью. Именно в этом — его гениальное прозрение, благодаря чему, идея возрождения иврита была претворена в жизнь.

Он ввел много новых слов. Его словотворчество убеждает в том, что новообразованные слова — производное старых корней. Обобщение их со старыми словами идет путем установления связей между ними по ассоциации, функциональному родству или сходству по какому–либо признаку, т.е. тем способом, который лежит в основе раннего языкового мышления и отвечает его «комплексному» характеру (по Выготскому).

Однако здесь есть одно «но». Тот факт, что иврит сохранил архаичность форм словообразования и грамматического построения, вступает в противоречие с высказыванием Гумбольдта о том, что в случае привнесения в язык каких-либо преобразований извне, «всему строю языка придется испытать необходимую ломку».

Как разрешить это противоречие? Не ставит ли под сомнение эти слова неопровержимый феномен восстановления иврита?

Говоря о реформировании иврита, следует добавить, что его грамматика не претерпела существенных изменений.
По мнению ученых, в отличие от лексики грамматическая основа языка – категории числа, рода, классификация по частям речи, времена, залоги – все эти грамматические формы наиболее сращены с языком.

Что характеризует грамматику иврита? Кроме особенностей, которые свойственны всем семитическим языкам (второстепенная роль гласных звуков; четкое выделение корней в виде «скелета»; максимально развитая флексичность, изменение состава и порядка гласных внутри слова при словообразовании и др.), древнееврейский язык характеризуют следующие отличия:
а) отсутствие падежей в именах и замена падежных окончаний синтаксическими словосочетаниями, частицами и предлогами;
б) наличие двойственного парного числа имен существительных;
в) отсутствие категории времени. Окончательную основу в виде трех основных времен – прошедшего, настоящего и будущего – категория времени нашла только в новом иврите [4].

По Гумбольдту, в тех языках, где падежи образуются при помощи предлогов, которые добавляются к слову, там грамматическая форма отсутствует, а существуют лишь два слова, грамматические отношения между которыми, можно только условно предположить. Имея в виду более консервативный характер грамматической части языка по сравнению с ее лексической частью, он полагал, что тот язык, который не имеет различий в роде, падеже, страдательном или среднем залоге – этих пробелов уже не восполнит.
Основное же значение в грамматическом строе языка Гумбольдт отводил глаголу, считая его «нервом» всякого языка. Недооценка или неполное осознание глагольной функции, писал он, приводит к тому, что в отдельных языках не существует коренного различия между именем и глаголом, вследствие чего каждое слово в них может быть превращено в глагол.
Например, в шумерском языке одно и то же грамматическое средство употребляется для выделения именного сказуемого, но также для выделения определения (эпитета), писал Дьяконов, имея в виду «неразличение иерархии логических связей в древних языках».

«Стремится ли язык удалить из глагола всякий признак именных свойств», «придается ли глаголу то обозначение, которое формально выражает его истинную функцию» – по этим характеристикам Гумбольдт проводил различие между языками и их сравнение в грамматическом отношении.

Указанные особенности грамматических форм в древних языках не могут не вызывать некоторых параллелей с грамматикой иврита.

В Библии говорится: «Одежду изменническую надевают они» [Исх.24:16], что на иврите בגד בוגדימ בגדו бэгэд богдим богаду. В этом предложении все самостоятельные части речи являются производными от одного и того же корня, т.е. глагол, имя существительное и определение вытекают из общей звуковой и смысловой основы.
В древнем сознании בגד означало одежду, одеяло, покров, но также личину, притворство, обман и таким образом употреблялось в значении «таиться», «скрыться изменнически, принимать свойство» (Штейнберг).

Тот же принцип конструирования глаголов мы видим и в современном иврите — исходным является назначение предмета или его функция, от которой глагол берет свое происхождение. Происходит как бы «оглаголивание» имени существительного, подтверждением чего служат следующие примеры: домкрат (магбэаh) и поднимает (магбиаh), соловей (замир) и напевает (мэзамэр), фосфор (зархан) и светит (зорэах), клад (матмон) и прячет (матмин), ластик (махак) и стирает (мохэк), губка (сфог) и впитывает (софэг), ухо (озэн) и уравновешивает (мэазэн), ширма (мавдэлет) и отделяет (мавдил), цистерна (мэхал) и вмещает (махил), мясник (кацав) и отсекает (коцэв).

В продолжение разговора об особенностях грамматического построения иврита, нельзя оставить в стороне категорические высказывания Гумбольдта, имеющие к этому отношение. Как он писал, «языки при отсутствии грамматических форм или, располагая несовершенными грамматическими формами, отрицательно воздействуют на интеллектуальную деятельность вместо того, чтобы ей благоприятствовать, что вытекает из природы языка и мышления»; «в полном соответствии с развитием идей пребывают только языки с развитым грамматическим строем»[5[.
.
Однако эти умозрительные выводы идут вразрез с тем, что мы видим на примере возрождения иврита. Это убеждает в том, что древнейший язык при известной степени его модернизации может полностью отвечать требованиям времени, сохраняя при этом специфичность построения своего грамматического строя и способ словообразования.
Опровергает ли это утверждения Гумбольдта?

По мнению некоторых ученых, многие языки, обладая несовершенными грамматическими формами, тем не менее, могут выразить любую мысль и идею также полно, что и высокоразвитые языки.
«Языки, как таковые, вполне открыты для добавления философского груза в их лексический запас», писал по этому поводу американский лингвист Э. Сепир.
В плане этого он усматривал даже гипотетическую возможность перевода кантовской «Критики чистого разума» на эскимосский и готтентотский языки.

По его словам, «в формальных особенностях языков эскимосов и готтентотов нет ничего такого, что затемняло бы ясность или скрывало бы глубину кантовской мысли. Наоборот, можно предположить, что высокосинтетическая и риторичная структура эскимосского с большей легкостью выдержит груз кантовской терминологии, чем его родной, немецкий» [6].

Гумбольдт также допускал мысль, что каждая идея, пусть даже с различной степенью удачи, может быть выражена в любом языке. Но при этом он делал существенную оговорку: «Имея в своем распоряжении поистине многое, такие языки лишены только одного, а именно – выражения грамматических форм, как таковых, и его важного и благотворного воздействия на мышление».
Предположение Сепира на самом деле очень далеко от его конкретного воплощения, о чем пишет и сам Сепир, «поскольку культура этих первобытных народов еще не достигла такого уровня, при котором для них представляло бы интерес формирование абстрактных концепций философского толка» [7].

Но это не исключает того, что при иных условиях и исторических обстоятельствах эти идеи не могли бы быть претворены в жизнь.

Как свидетельствуют последние исследования современного разговорного иврита, наблюдается тревожная тенденция развития иврита в направлении «денормативизации, упрощения и интернационализации» (А.Крюков). В чем причина этого явления?

Об этом в следующей статье.

Продолжение…
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Герцль Т. Еврейское государство: Опыт современного решения еврейского вопроса, 1896
2. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 2000, с.324,159
3. там же, с.315
4. Шапиро Ф. Очерки истории иврита. Сборник статей. – Тель-Авив, Иврус, 2000, с.143
5. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 2000, с.347, 348

6. Сепир Э.. Грамматист и его язык В кн. Языки как образ мира. М.- СПБ.: Издат. группа АСТ, 2003, с. 147
7. там же, с. 146