Автор: Рамбам постоянно подчеркивал пять основных особенностей своего труда «Мишне Тора»:
— категоричность формулировок, без комментариев и ссылок на авторитеты;
— систематизация и классификация галахи;
— полнота охвата по тематике, включая и то, что не имело в его (Рамбама) время практического применения из-за разрушения Храма и изгнания;
— выбор еврейского языка Мишны;
— характерное для автора слияние галахи и философии.
К настоящему времени сформировались большие группы как поклонников труда Рамбама, так и его критиков. Мы уделим особое внимание именно критикам Рамбама. Две особенности труда Рамбама всегда вызывали наибольший «огонь» критики – категоричность формулировок и классификация материала, предложенная Рамбамом.
Рабад (рабби Авраам бен Давид, Прованс, 12 век) ставил в вину Рамбаму то, что он, «выбрав только одно из мнений гаонов, записывает его в свою книгу. Почему я должен положиться на его выбор? Почему я должен отбросить традицию ради мнения автора? Рамбам отказался от пути, которым шли его предшественники».
Рабби Моше бен Йаков из Куси, тосафист из Франции (13 век) сравнивает категоричные формулировки Рамбама со «сном, значение которого неведомо».
Рош (рабби Ашер, Германия и Испания, 13-14 в.) критикует Рамбама за отсутствие «подтверждения своим словам» и предостерегает в связи с этим: «Читающему его книгу кажется, что он все понимает, но это не так».
Испанский раввин Крескас (14-15 в.) также не воздержался от критики Рамбама, его безапелляционных формулировок, обосновывая это тем, что талмудический материал требует внимательного рассмотрения и каждая деталь может повлиять на конкретную оценку ситуации.
Рабби Иехиэль Нисим из Пизы (Италия, 16 в.) иронизирует над подходом Рамбама: «Зачем нам проводить все дни, корпя над Талмудом, спорами амораев. Достаточно будет, если мы узнаем конкретный практический вывод по поводу каждой заповеди». Рабби Иехиль считает, что «надлежит в поте лица своего изучать законы, барайты и Талмуд, причем изучение Талмуда должно лежать в основе всех занятий».
При всем совпадении мнений вышеназванных авторитетов относительно недопустимости однозначных формулировок, как это делает Рамбам в «Мишне Тора», они расходятся в оценке вреда, приносимого таким подходом. Р.Моше из Куси отмечает дидактические трудности ученика, знакомящегося с галахой по Рамбаму (напомню – «сон, значение которого неведомо»). Рош предостерегает от возможного ошибочного понимания слов Рамбама. Рабад и р. Хасдай Крескас отмечают необходимость сравнения мнений всех сторон при обсуждении сложных вопросов и только после этого, по их мнению, можно принять решение. Другой подход, отмечают критики, отдает высокомерием автора безапелляционного решения. Крескас, р.Моше из Куси, р. Иехиэль из Пизы придают большое значение дидактической роли талмудических дискуссий, не признаваемых Рамбамом в «Мишне Тора». Всякая новая ситуация, считают они, отличается от предыдущей, по которой принято решение. «Дискуссии Талмуда – сама суть Устной Торы», — считает р.Иехиэль.
Определенную, хотя и меньшую критику вызывала предложенная Рамбамом систематизация и классификация материала «Мишне Тора». Рабби Иерухам бен Мешулам (Испания, 14 в.), чрезвычайно восхищавшийся Рамбамом, приводит осторожную критику его. Он утверждал, что у Рамбама чрезмерная строгость в размещении материала препятствует извлечению практической пользы и что читатель, незнакомый с методикой Рамбама, может подумать, что автор не довел обсуждение рассматриваемого вопроса до конца. Кодификаторы галахи после Рамбама извлекли уроки из во многом плодотворной попытки Рамбама, приложили значительные усилия для доступности изложения материала и для получения практической пользы, возможно, иногда в ущерб логической законченности и рамбамовской структурной четкости (Й.Каро. «Шульхан арух», 16 в.). Комментаторы «Мишне Тора» — «оруженосцы» пытались объяснить местонахождение галахического материала в «Мишна Тора» определенной сверхзадачей . «Контекст, — писали они, — поможет прояснить смысл закона и его назначение», однако, уже рабби Менахем ха-Меири (Прованс, Франция, 1249-1316) отметил, что иногда местонахождение правила определяется поверхностной аналогией и, по существу, случайно. Однако, возможно, эта критика вызвана непониманием «кода» Рамбама и ограничениями возможностей «дешифровки»? Возможно комментаторы еще только подходят к распознанию скрытых мотивов Рамбама, которыми он руководствовался при расположении материала?
Неприятие труда Рамбама в связи с категоричностью формулировок и нестандартной классификацией сопутствовало с неприятием названия его – «Мишне Тора» («Вторая Тора»), оцениваемого критиками как претензии автора на незаслуженный авторитет. Эти претензии являются, по мнению критиков, иногда весьма уважительных по отношению к самому Рамбаму, являются дерзкими и высокомерными. Именно по этому, начиная с конца 13 в. постепенно входят в обиход в сочетании с положительными эпитетами в адрес Рамбама названия книги «Йад Хазака» («Могущественная длань») или «Йад гдола» («Великая длань»).