Автор: Литературовед Ольга Канунникова вспоминает старинные книги, которые читала в детстве, книжки-двойчатки: «на одной странице, рядом с буквицей, изображена заставка – солнце, на другой – луна». Героев произведений Башевиса-Зингера Канунникова соотносит либо с солнечной заставкой – это люди из детства Зингера, евреи штеттла – польского местечка начала 20-го века. «Круг их жизни очерчен вековым укладом, исполнением предписанных раз и навсегда обязанностей и ритуалов, следованием заветам отцов и Писания… Герои… «под знаком луны» – те же восточноевропейские евреи, но пережившие Холокост, а большей частью успевшие до Второй мировой войны сбежать от Гитлера в Америку… Если на одном «полюсе» у Зингера – «закат европейского еврейства», то на другом должен быть, как можно ожидать, «расцвет еврейства американского»… Но в том-то и дело, что ничего похожего там нет. Его «лунные» люди почти всегда живут отраженным светом – светом своей юности, своего детства, а то и воспоминаниями о том, чего никогда не случалось с ними. Призрачные люди того мира, его давно исчезнувшие запахи, его навсегда ушедшие звуки проникают, «просачиваются» оттуда в мир нынешний – и это решительно и явственно меняет жизнь зингеровских персонажей» (О.Канунникова. Люди и дибуки. Новый мир, N9, 2002, с.185-186).
Рассмотрим несколько произведений Башевиса-Зингера, где внятно звучит
эхо Катастрофы. Вот перед нами Ханка, героиня одноименного рассказа Зингера.
Она чудом выжила в аду немецкой оккупации, пряталась в польской семье. Поначалу повествователю в рассказе, некоему американо-еврейскому писателю (наделенному биографическими чертами самого Башевиса-Зингера), командированному в Южную Америку, в Аргентину кажется, что у него завяжется с Ханкой легкий «курортный» роман. И здесь он сталкивается с проблемой, общей для многих выживших в нацистской Европе евреев, неважно, прятались ли они от немцев, или были в лагерях или гетто. Эти люди, в данном случае Ханка, после пережитого словно принадлежат к особому племени, уже оторванному от своих корней «словно лист от дерева, и никакая сила не прикрепит обратно», то, что на иврите обозначается библейским выражением «на ве-над», то есть скиталец (“Вечным скитальцем будешь ты на земле”, Брейшит, 4:12).
«Я принадлежу к истребленному племени, мы не годимся для секса», – говорит Ханка повествователю, трактуя слово «секс» более широко, как пригодность к полноценной жизни вообще (И.Б. Зингер. Голуби. В кн. Зингер И.Б. Сын из Америки. Рассказы. М.1993, с.152). И это не случайная обмолвка героини одного лишь рассказа Зингера, а постоянно повторяющийся в его творчестве мотив. Например, в романе «Враги. История любви» другая героиня, Тамара, также прошедшая Катастрофу, говорит примерно то же: «Я – труп…, никто не может спать с мертвецом» (И.Б.Зингер. Враги. История любви. СПб, 2001, с.173).
Герой рассказа Зингера «Голуби», профессор Варшавского университета
Владислав Эйбищюц, еврей, отказался от своей должности в университете, когда польские студенты стали заставлять евреев сидеть в университете на особых скамьях «гетто». У него остались лишь две отрады – его книги и голуби, которых он любил кормить. Однако человек, привыкший жить в мире науки, даже с этим может не справиться: с книг, например, надо сметать пыль, их надо проветривать, а чтобы кормить голубей, надо выходить на улицу, где хозяевами стала хулиганствующая антисемитская польская молодежь.
Эйбищюц, – пишет Башевис-Зингер, – оставил «университет не только из-за студентов – антисемитов, но также из-за студентов-евреев, которые были коммунистами и использовали нападки на других евреев для своей пропаганды» (там же, с. 66). Этот мотив еврейской разобщенности, желание ставить свои идеологические убеждения выше общенациональных еврейских интересов, проходит красной нитью через многие произведения Башевиса-Зингера. И писатель неизменно пишет об этом с болью и осуждением. Вот так называемые «бегуны» из рассказа «Бегущие в никуда». Они бежали от Гитлера после того, как по варшавскому радио объявили, что все евреи должны перейти через Пражский мост в ту часть Польши, которая осталась за Сталиным. «Варшаву бомбили, дома лежали в руинах, убитые валялись прямо на улицах» (И.Б.Зингер. Бегущие в никуда. В кн. Зингер И.Б. Каббалист с Восточного Бродвея. М.2005, с. 119). И вот как в этой обстановке предстоящего всеобщего краха Зингер описывает поведение евреев:
«Троцкисты ненавидели сталинистов, сталинисты – троцкистов. Во время публичных дебатов они обзывали друг друга фашистами, врагами народа, провокаторами, империалистами. Угрожали друг другу, что когда массы, наконец, поднимутся, все предатели будут висеть на фонарях. Сталинисты повесят троцкистов, троцкисты – сталинистов, и те и другие – общих врагов: правых сионистов «Поалей Цион», левых сионистов «Поалей Цион», просто сионистов, и, конечно, всех религиозных евреев… Откуда они возьмут в Варшаве столько фонарей?» (там же, с. 122).
Поистине, история ничему не учит евреев: «Почему был разрушен [Второй] Храм? Из-за беспричинной ненависти евреев друг к другу» (из Талмуда). Возможно, этот вывод еврейских мудрецов не давал покоя Башевису-Зингеру, который связывал его с Катастрофой, постигшей его народ уже не в 1-м, а в 20-м веке.
И. Башевис-Зингер имел обыкновение работать ранним утром. Днем он обычно прогуливался по Бродвею, кормя на улице голубей. Мотив кормления птиц постоянно возникает в произведениях Зингера. Таковы, например, его рассказы «Голуби», «Чемодан». Однако в карманах у Зингера были не только пакетики с крошками для птиц. Его карманы были набиты наличными долларами на случай, если придется срочно бежать из Нью-Йорка. У Норманна Грина, одного из исследователей жизни и творчества Зингера, мы читаем: «Он полагал, что это может случиться снова» /Grin, цит. по http://www.salon.com/books/int\1998/04/cov_si_28int.html/.
Из прозы Башевиса-Зингера недвусмысленно следует, что психология жертв нацизма – это система взглядов целого поколения, чудом спасшегося от гибели. Главный герой романа «Враги. История любви», прятался всю войну на сеновале в польской деревне и не имел непосредственных контактов с фашистами. В начале романа он живет уже в Америке, но не может избавиться от воспоминаний о войне:
«Герман понимал, что находится в Бруклине, но тем не менее явственно слышал крики нацистов. Они тыкали штыками, пытаясь вспугнуть его, а он забивался все глубже и глубже в сено. Лезвие штыка касалось его головы» (И.Б.Зингер. Враги. История любви. СПб, 2001, с.7).
И через несколько страниц снова: «Стоя перед зеркалом, он вновь погрузился в фантазии. Нацисты снова приходят к власти и оккупируют Нью-Йорк. Герман прячется в ванной комнате … Он мог бы купить револьвер, а может быть, даже пулемет. И если бы нацисты обнаружили тайник и пришли арестовать его, он встретил бы их градом пуль, оставив одну для себя» /там же, с.15–16/.
Вопросы, которые Зингер задавал сам себе и которые ставил на обсуждение средствами своего литературного творчества, были типичны для еврея-беженца его поколения: «Как это могло случиться? Было ли случившееся по воле Бога, а если нет, то почему Он допустил это? Является ли зло, которое мы причиняем своим близким, порождением нашей собственной воли или это навязано нам случаем?» /Grin, цит. по http://www.salon.com/books/int\1998/04/cov_si_28int.html/.
Библейский рассказ о жертвоприношении Авраама (в еврейской традиции его принято называть akeda – «связывание Ицхака») «обычно рассматривается как высшее испытание веры, как пересечение Божьей воли и беспрекословного человеческого подчинения. (Однако) В литературе о Холокосте тема akeda интерпретируется как отсутствие Божественного вмешательства в судьбу людей, которые скоро будут принесены в жертву» (К.Дэвис. Введение в курс литературы о Холокосте. «Заметки по еврейской истории», №6(55), 2005, см. www.berkovich-zametki.com).
Сам же Башевис-Зингер с полной откровенностью отвечал на эти вопросы:
«Я верю в добрую волю мужчин и женщин. Я также полагаю, что есть добрая воля у животных. Я также верю в судьбу. Бог стоит за всем. Подобно отцу, который видит, что его дети делают много глупых вещей, Он сердится на них, Он наказывает их. В то же время они – Его дети. Я думаю, что можно восхищаться Богом, Его мудростью, и в то же самое время возражать против Его нейтралитета. Большие религиозные лидеры были также по-своему протестантами. Вся человеческая жизнь – один большой Холокост. Это не только еврейская история. Мы сами не выполняли наши обещания. Мы не действовали согласно нашему выбору, даже если мы выбирали правильный путь» (Grin, цит. по http://www.salon.com/books/int\1998/04/cov_si_28int.html)