Автор: ОН НЕ СКАЗАЛ НИЧЕГО ОСОБЕННОГО
Сашу Мирского, баяниста с консерваторским образованием, (таких не так уж много), проживающего в Германии с 1987 года, знаю ещё по Москве. Он обладает редким качеством, я бы сказал, редчайшим — говорит что думает. Не считаясь с условностями, не просчитывая последствия или реакцию окружающих. Так, например, Мирский со студенческих времён не скрывал от знакомых и приятелей, не говоря уже о друзьях и близких, что «социализмом сыт по горло». Что при первом же выезде за рубеж в, как он выражался, «приличную страну», непременно попросит политического убежища. Повторял об этом направо и налево. Тем не менее, выехал. И остался. Потрясающе! То ли он необыкновенный везунчик. То ли среди приятелей не нашлось стукачей. То ли, действительно, наступали другие времена…
Кое с чем из того, что Саша говорит, я согласен. Но не решался и никогда, наверно, не решусь в этом признаться. Помню, какое возмущение вызвал он в Москве, в компании интеллектуалов, постоянно пытающихся подчеркнуть свои элитные художественные вкусы, когда сказал, что «Чёрный квадрат» Малевича, как и 90% абстрактной живописи, бред и бессмыслица. Или банальный розыгрыш. -Уверен,-заявил он тогда, -Малевич, оставшись наедине, веселился и хохотал, что розыгрыш удался…- Иногда в его откровениях явное богохульство. -Все, кто говорят, что верят в Б-га,- рассыпает Саша быстрым говорком, глядя в глаза и, как бы ожидая возражений,
-может быть, за исключением зомбированных фанатиков, верят не потому что поверили, а как бы, на всякий случай — а вдруг и правда Б-г есть. Никто не может доказать — есть Всевышний или нет. Поэтому люди, которые сделали религию профессией, лжецы. Они должны, такая уж у них профессия, преподносить людям, как истину в последней инстанции, то, в чём нельзя, невозможно быть уверенным до конца.
Мирский, мне кажется, сам того не желая, постоянно становится возмутителем спокойствия. Вызывает шок у окружающих. Недавно навестил Сашу и стал свидетелем очередного скандала. В еврейской Общине (город не буду называть) праздновали День Независимости Израиля. Пели песни на иврите, идиш, русском. Говорили слова в поддержку борьбы Израиля с терроризмом. Один из выступавших, пожилой, невысокого роста мужчина, судя по орденским планкам на пиджаке, фронтовик, выступал особенно горячо и эмоционально:
-Это наша земля. Завещанная евреям Б-гом. Мы никому её не отдадим. Если потребуется, мы готовы стать на её защиту. И сражаться до последней капли крови. Как во время Великой Отечественной…- И дальше в таком духе довольно долго. Фронтовику шумно аплодировали.
Тут поднялся Саша. Я предчувствовал, что что-то назревает и попытался его остановить, но бесполезно.
-Я, конечно, уважаю награды Михаила Исааковича,- сказал Мирский в напряжённом молчании зала, -и не сомневаюсь в его мужестве и благородных намерениях сражаться за Израиль до последней капли крови. Но давайте называть вещи своими именами. Его прекрасные слова, также как и наши шумные аплодисменты, звучат двусмысленно и нелепо. Мы все и я, разумеется, в том числе, предали свою историческую родину. Именно предали. Другого слова не могут найти. Потому что вместо Земли Обетованной, которой мы нужны. Которая ждала нас. Приехали в Германию. Не надо сотрясать воздух и фарисействовать. Скажем правду самим себе. Мы приехали в Германию потому что испугались. Потому что в Израиле стреляют, а в Германии спокойно и безопасно. И комфортно. Значительно более комфортно, чем на нашей исторической Родине. Так что не будем, повторяю, смешными и нелепыми. Не будем строить из себя патриотов и храбрецов больших, чем израильтяне. Большими роялистами, чем король…
Господи. Мамочки родные. Что тут началось. Шум, крики: «Безобразие!», «Выведите его из зала!». Кто-то Мирского материл. Кто-то ему аплодировал. Михаилу Исааковичу стало плохо с сердцем и вызвали скорую помощь. Мы с Сашей вышли на улицу.
-Санёк, ты даёшь! В своём репертуаре. Что тебе больше всех надо?
-А что? Разве я не прав? Разве ты думаешь не так же, как я?
-Ну, может, в чём-то и прав. Но зачем лезть со своей правотой? Портить людям праздник. Бить по больному месту. Заниматься самоедством. Что это изменит? Мы приехали, живём здесь. И ничего плохого в этом нет. Да и фронтовика зря обидел.
-Лёва, не надо. Я хорошо знаю твою привычку пытаться примирить всех и вся. Это не всегда получается. И не всегда уместно. Я обидел не фронтовика, а аплодирующих ему. Которые, как страус, спрятали голову в песок и не видят, что происходит кругом. И как глупо они выглядят со стороны.
Мы замолчали. Сменили тему разговора. Стали вспоминать какие-то забавные случаи из московской жизни. Однако, чуть заметный холодок висел в воздухе и не исчезал. Я собирался погостить ещё пару дней, но, сославшись на новые обстоятельства, уехал в этот же вечер. С тех пор вот уже довольно давно не звоню Саше. И он не звонит. Хотя, если задуматься, что он такого сказал? Ничего он такого особенно не сказал.