Лев Мадорский Не судите и не судимы будете

НЕ СУДИТЕ И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ

Эта библейская заповедь наиболее полно раскрывается в Евангелии от Матфея:
«…ибо, каким судом судите, таким будете судимы и какой меркой мерите, такой и вам будут мерить».
Хорошо или ничего.
Недавно побывал в Москве и навестил приятеля, Игоря Бравермана. Причём, не просто навестил, а прожил у него несколько дней. В семидесятые годы мы работали педагогами в одной московской музыкальной школе. Сейчас Игорь на пенсии, живёт один, в двухкомнатной квартире и я, возможно, ошибочно, посчитал, что не очень стесню его. С утра я уезжал по делам, а вторую половину дня проводили вместе. Много разговаривали. Вспоминали совместную работу, учителей, но, в основном, что называется, беседовали «за жизнь». С тех пор прошло больше месяца, но до сих пор, когда вспоминаю разговоры эти, появляется у меня ощущение спокойствия и какой-то внутренней чистоты. Первое время с удивлением прислушивался к себе и пытался понять, почему. И, наконец, кажется, понял. Игорь ни о ком не говорил плохо. Не поддерживал разговора, если я начинал кого-то осуждать. Как в перефразированной мудрости древних римлян: «О людях хорошо или ничего».
Пробую применить принцип Игоря в собственной жизни и понимаю, что это не так-то просто. Почти невозможно. Настолько прочно и бесповоротно желание осуждать вошло в наше мышление. Стало сутью наших разговоров о других людях. А ведь, если разобраться, осуждение и злословие одно и то же. Ну, скажем так: почти одно и то же. Почему?
Мы много не знаем.
Осуждая кого-то, мы почти всегда не знаем всех обстоятельств. Мы, попросту, не можем их знать. Для этого нужно долго жить рядом с тем, кого осуждаем, знать о его детстве, родителях, условиях жизни, болезнях, генетической предрасположенности и ещё много о чём. Что называется, съесть с ним пуд соли. Иначе, повторяю, осуждение становится злословием.
Не примериваем на себя.
Осуждать легко. Значительно труднее самому вести себя достойно, если оказываешься в тех обстоятельствах, в которых оказался человек, которого осуждаем. Мы, например, часто говорим плохие слова о тех, кто испугался, когда надо было вступиться за слабого или несправедливо обиженного. Мол, как они могли промолчать, «умыть руки», пройти мимо.… А как повели бы мы сами на их месте? Я, человек немолодой и не слишком спортивный, далеко не уверен, что у меня хватило бы смелости вступиться за девушку, к которой пристают в электричке подвыпившие хулиганы. Беру, разумеется, первую пришедшую в голову гипотетическую ситуацию.
Во времена сталинских репрессий многие знали, о том, что происходит, но молчали. Единодушно голосовали «за». Потому что понимали, что любое выступление «против» наказуемо. Да и в хрущёвско-брежневские годы продолжался полный «одобрямс». Пять человек вышли на Красную площадь, когда советские танки давали демонстрантов в Праге.
Не думаем о последствиях.
Не думаем о том, как болезненно, наотмашь «осуждение-злословие», способно ударить. Сразить наповал. Даже убить. Особенно, если те, кто злословит, делает это долго, умело и целеустремлённо. Как сказал Вольтер: «Первое обвинение отбрасывается, второе задевает, третье ранит, а четвёртое убивает».
Помню, как в музыкальной школе, где я работал, кто-то распространил слух, что один из лучших педагогов по фортепиано, многие ученики которого поступали в музыкальное училище, становились лауреатами конкурсов – педофил. Этот слух, совершенно ни на чём не основанный, быстро распространился по школе и родители стали забирать у этого учителя своих детей, просили перевести их к другому педагогу. Дошло до того, что учитель из школы уволился, а позже попал в нервную клинику в тяжёлом депрессивном состоянии.
И ещё. Давайте не забывать.
Злые слова возвращаются.
Не могут не вернуться. Потому что злословие — грех. Даже если оно построено не на клевете, а на истинной информации. А грех наказывается. Независимо, вмешиваются ли тут высшие силы, как считают верующие, или по каким-то другим причинам. Давайте попробуем отказать от злословия. Давайте попробуем жить как мой московский приятель. Французский писатель Андре Моруа старался жить именно в этом ключе. «Надо вменить себе в правило,- писал он,- никогда не распространять чужого злословия, пока не проверишь насколько он справедливо. Правда, тогда придётся навсегда замолчать».