МИРОВАЯ И ОТЕЧЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА.
Опыт экранизации романа «Как закалялась сталь» в отечественном кинематографе.
Окончание (начало – 02 07, 03 07, 04 07, 05 07 2014).
■ Патетика и быт.
Фильм патетичен, публицистичен. Мащенко не боится прямого обращения героев к зрителям. Исповедническая интонация и интонация присяги, клятвы здесь выведены на высшую точку. Не потому ли в фильме даже высокие раритеты – революционные лозунги – звучат как-то по-новому.
Но есть у режиссёра порой срывы и в т.н. ложную патетику, условную романтику, красивость. Так, например, объяснение Павла с Таей на берегу моря под рокот волн и в пене прибоя – кадры, чуждые своей «специальной» красивостью эстетике картины, суровой, строгой и правдиво человечной.
Доводилось слышать и читать, что в эпизодах на Боярке ощущается надрыв, что есть некоторое преувеличение, «нажим» и страдание. В этих упрёках, по-видимому, доля истины имеется: можно понять и тех, кого «ужаснули» такие кадры, как, скажем, мечущийся в тифозной горячке парень, которого с трудом удерживают несколько товарищей, а он исходит разрывающим душу криком: «Жарко! Жарко!» С тем же воплем падает в снег, корчится в судорогах и сам Павел. Смотреть на это тяжело. Но кто скажет, что… «надо бы с лёгкостью»?
Выдающийся мхатовский актёр Л. Леонидов как-то сказал в своей беседе с театральной молодёжью того времени: «Без слов, без волнений, без смеха, без потрясений нет театра». Попробуйте представить себе, что Мащенко в эпизодах, о которых шла речь, притушил краски, умерил ярость и боль. Останется та же сила впечатления, воздействия, и не скажет ли тогда-то иной молодой зритель, равнодушно созерцая картинки прошлого, что оно «придумано»?..
Умение Мащенко и в патетическом, публицистическом быть правдивым, человечным обрело в его последней работе новое качество, подлинно образную силу. И это, по своей вероятности, не вызывает ни у кого из рецензирующих картину сомнений и споров.
А вот по поводу изображения быта высказываются упрёки: фильм, мол, очищен от быта.
Такой упрёк, однако, нельзя считать справедливым. В нём надо разобраться.
В таких картинах, как «Комиссары» и «Иду к тебе», второй план действия – быт, детали которого иногда оставались непрописанными. В этом фильме Мащенко преодолевает «знакомый» недостаток. Он точен, лаконичен и не теряет образности и в эпизодах, где требуется внимание к бытовому окружению. Вспомним прекрасные образы врачей, один за другим осматривающих Павла, или, с другой стороны, поднимание быта до философии.
Именно так, философски масштабно передан художником мещанский быт семьи Кюцам. В романе же сказано, что старик Кюцам, «ограниченный, узколобый, придирчивый до мелочей, держал семью в вечном страхе и этим снискал себе глубокую неприязнь детей и глубокую ненависть жены, все двадцать лет боровшейся против его деспотизма».
Мащенко делает небольшую переакцентировку. Он показывает Кюцама не стариком, полным сил, а энергичным мужчиной с хищными усами. Во время разговора с семьёй и Павлом Кюцам-старший пьёт чай. Но если в книге сказано, что он «сосредоточенно размешивал сахар в стакане и зло поглядывал поверх очков», то на экране Кюцам пьёт чай вприкуску. И как! Он сильно, хищно захватывает зубами большой кусок сахарной головки и шумно хрупает. Этот хруп, как хруп костей, как пулемётная очередь, убивающая невидимыми пулями. Следовательно, жвачно агрессивный – вот образ мещанства, выступающий в лице папаши Кюцама. С этим врагом революции Павел сражается с той же яростью, с какой рубил в кавалерийской атаке палачей-петлюровцев.
■ Огонь разгорающийся.
Шесть серий телевизионного фильма «Как закалялась сталь» позволили перелистать бессмертную книгу. Перед нами не буквальное постраничное перенесение романа на экран, а попытка выразить самое главное в нём, передать дух книги и образ её героя средствами уже иного искусства. Повторение, буквализм были бы здесь гибельны. И не правы те, кто упрекает сценаристов и постановщиков в отступлении от книги, в отказе от воспроизведения тех или иных её эпизодов. Всё, что добавлено, развито на телеэкране по сравнению с книгой – иногда создатели фильма строят целые сцены, опираясь на т.н. деепричастный оборот в романе, – в высшей степени убедительно. Фактически вся «болезненная» последняя серия – болезнь героя и создание его книги – создана по крупицам из различных источников.
Парадокс биографии и личности Корчагина заключается в том, что по мере того как природа сковывала его физические силы, всё ярче и ярче разгорался огонь его души. Краснозвёздный боец Павел Корчагин, превращённый даже в «мумию», не только остался в строю, но и умножал армию своих единомышленников и соратников.
Известный французский режиссёр Луи Малль в начале семидесятых создал фильм под названием «Огонь затухающий». В нём он рассказал историю буржуазного интеллигента, который задыхается и гибнет в обществе корысти и индивидуализма. Ему не хватает кислорода человечности, участия, эссенции смысла жизни.
«Огонь разгорающийся» – так можно было назвать фильм о Павле Корчагине.
Огонь этот не гаснет даже со смертью героя, ибо последний – искра от великого пламени нашей революции.
Почта фильма, что и говорить, была безудержной, экспрессивной, прочувствованной. Людей можно понять – они хотели выплеснуть на листах бумаги те чувства, которые переполняли, не давали спокойно жить, рвались из глубины сердец.
Я приведу только одно письмо Валентины Мазанка из Днепропетровщины:
«После фильма я потеряла покой. Я плакала, я мучилась, я жалела, я переживала вместе с Корчагиным, я не находила себе места, когда Павка попадал в трудные ситуации, я готова была броситься на помощь. Я прочла письма Н. Островского. И особенно взволновало меня письмо его к Харченко. Она писала, что писатель очень жестоко обошёлся с судьбой героя романа. Н. Островский ответил: «Если бы это был выдуманный герой, то я бы показал его примером богатырского здоровья. Но дело в том, что я сейчас гость у Корчагина. Он уже шестой год лежит в постели и пишет новый роман «Рождённые бурей». Я не могла удержаться, чтобы не заплакать. Как он мог так писать о себе, не представляю!
Меня поразил упрямый взгляд Павки. Сердце моё сжалось, потому что я увидела человека, который будет авангардом в моей жизни» /ист. указ./.
Говорят, женщины чересчур эмоциональны. Однако так думали миллионы искренних советских граждан, не понимая, по-видимому, того, что, когда уходит жизнь, хочется Вечной Памяти о том, кто сгорел в этой жизни.
Самое поразительное здесь – убедить своей исключительной жертвенностью в ненапрасности горения.
■ Авторское резюме я начну с того, что передо мной на рабочем столе 3-й том Н.А. Островского, именуемый «Письма» /М.: Молодая гвардия, 1990. – 670 с./. Всего за свою жизнь Николай Алексеевич написал (очень многое, конечно же, под диктовку) шестьсот тридцать четыре письма.
Да, я физически не мог видеть первой экранизации «Стали» 1942 военного года.
Да, я опять-таки физически не мог видеть фильма «Павел Корчагин» с Василем Лановым в главной роли. Родился в год создания фильма – и затем, если его повторяли в отечественном кинопрокате, откровение «фанатика» Ланового прошло мимо меня.
Да, мне посчастливилось увидеть Владимира Конкина с плеядой честных советских актёров, воссоздавших то время, в котором наши корни и подсознательные ответы на, казалось бы, вечный вопрос: почему такое случилось именно с нами??
Нет-нет, можно и нужно уважать историю Отечества, зная болевые точки последней. Можно и нужно уважать историю Отечества, понимая эффект Зеркала, показывающего и светлое, и тёмное.
Можно и нужно, наконец, уважать историю Отечества, не… повторяя тёмных пятен, идя дальше – от тоталптаристской жертвенности к демократической свободе, не приводя это к распущенности и вседозволенности.
Впрочем, такова цена за тот самый «особый путь» России. На кого же нам, собственно, пенять? Правильно: на самих себя.
Учитывая временУю данность, фильмы не могли быть иными.
Не рождается сразу гений, который может за свой век, отведённый ему Всевышним, выработать какое-то «сказочное» противоядие против вселенского зла.
И Отечество наше развивается вверх по спирали . Трудно, но развивается, вопреки досужим сплетням о «конце света».
Конец второго тысячелетия от Рождества Христова не конец света, – убеждён я стопроцентно.
Шестисерийная телеверсия «Стали» 1973 года – опять-таки не последняя попытка понять автора книги, потому что на самом деле он совершенно другой в эпистолярии.
Понимаете!?
И, если мы будем по-чеховски выдавливать в себе раба и меньше ностальгировать по социалистическому прошлому, нам будет неизмеримо легче «вытаскивать себя за волосы» по-мюнхгаузенски.
Другого-то нам не дано вообще. Потому что жизнь не жертва ради «красной идеи».
Даже если она – жизнь – даётся только один раз.
ЛИТЕРАТУРА. БИБЛИОГРАФИЯ. СЛОВАРИ.
1. Островский Н.А. Собрание сочинений: в 3-х т. Т. 3: Письма. – М.: Молодая гвардия, 1990. – 670 с.
2. В. Гужева, А. Крыжановский, И. Малишевский. Вся жизнь – атака. //Портреты и диалоги. – Киев, 1974. – Изд-во «Мистецтво». – 143 с.
3. //Искусство кино, 1974. – № 4.
4. З. Ефимова. Василий Лановой. – М.: Союз кинематографистов СССР, Всесоюзное творческое объединение «Киноцентр», 1990. – 35 с.
5. //Искусство кино, 1957. – № 2.
6. Н.М. Зоркая. Советский историко-революционный фильм. – М.: АН СССР, 1962. – 218 с.
7. Марк Донской. Мастера советского кино. – М.: Искусство, 1973. – 270 с.
8. ЛЭС /Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. – М.: Советская энциклопедия, 1987. – 752 с.
Г.Ш. 06 07 2014. [Подлинная дата работы – Челябинск, 09 02 1999.]