О   Писателе   Эдварде   Радзинском

Общеизвестно, что писатель, сочиняя роман, отождествляет себя с его персонажами, независимо от возраста и даже пола. И чем глубже его погружение в роль, тем увлекательнее чтение, тем больше веришь автору,  не задумываешься, действительно ли было такое? Невозможно представить, что один и тот же человек способен войти в роль Ивана Грозного и Шаттобриана, войти и сыграть, то есть написать. Но это – факт! И Сталин, и Джакомо Казанова – всё это писатель Радзинский. Я думаю, если бы какая-то компьютерная программа выделила словари книг о Сократе и о Распутине, в них не оказалось бы совпадений, разве что  союзы и предлоги. Язык, на котором у Радзинского говорит Моцарт и язык его императора Нерона – это немецкий и латынь, просто мы читаем их в удачном переводе на русский.

Радзинский обосновывает право писателя на исторический роман в так удающейся ему афористической форме: «Люди не меняются, они лишь меняют одежды» и «Это был век, где самый изощренный вымысел был скучнее жизни».

Я думаю, афоризм Радзинского о том, что каждая человеческая жизнь есть урок, выше многих концепций истории.

 

Наверное, России повезло с Эдвардом Радзинским. Когда начался сокрушительный переход от социализма к капитализму, оказалось, что изучаемая Россией собственная история Нового времени – книжка–раскраска: кто хотел, всё объяснял красным террором, кто желал – все добродетели приписывал белым и российской аристократии.  Россия оказывалась и «тюрьмой народов», и раем, «который мы потеряли». Политический базар, состязания демагогов, патетика и хамство – всё, что угодно, только не наука.

Радзинский придал новейшей истории России фундамент: документ. Больше не нужно спорить, давал ли В.И.Ленин распоряжение о расстреле царской семьи, ни к чему гадать, где был Сталин в первые дни войны, подкупили ли немцы русскую царицу и не выжил ли кто-нибудь из семьи Романовых, сбежав в Финляндию? И, думаю, дело не только в публикации царских дневников и свидетельств охранников-убийц, а в убеждающей искренности автора. Его откровения – в интервью или в романе – звучат, как исповедь: «Это была история “против течения” – то, что я больше всего люблю».

 

Но самое важное, как это написано! Во-истину, Господь осеняет талантом своих избранников. Радзинский – он Моцарт (в пушкинском смысле: «Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь»). Ведь это – чудо: чужой ему человек с другого конца планеты, я наслаждаюсь возвращением в прозу поэзии. «Домики Старой Москвы» – это запоминается наизусть после первого же прочтения:

«Они прячутся в старых, кривых московских переулках. И там, величественные и жалкие, как состарившийся Казанова, греют на солнце свои колонны – облупившиеся белые колонны московских дворцов XVIII века… Зажатые между огромными домами, они выплывают из времени. Миражи. Сны наяву…»

 

Прозаик Радзинский внутренне театрален, прежде всего, в своём ни чем неограниченном воображении. Я не знаю другого писателя, который строил бы свои романы и даже публицистику, как драматург; чьи герои говорили бы и двигались, как на сцене. Ты слышишь их голоса, видишь во что они одеты, как выходят из-за занавеса и прячутся в декорациях. И как они умолкают и задумываются. Радзинский признаётся: «Театр – это праздник. В театр можно прийти, но уйти из него невозможно». Думаю, это относится не только к драматургу, но и к читателю–зрителю, ибо, читая его романы (а уж пьесы!) читатель непрерывно воображает себе происходящее, при этом, он может видеть не вполне то же, что и автор, потому что «пишется одна пьеса, ставится другая, а зритель смотрит третью – это закон театра».

И в декорациях, и в костюмах – Рима ли, русских монастырей или средневековой Европы – Радзинский точен, как очевидец, описывающий события с балкона своего дома, и это ещё одно чудо искусства, материального объяснения не имеющее.    А как не любить его мудрый и доброжелательный юмор: «Пишите бескорыстно — за это больше платят»? «Глас народа никогда не был гласом Бога. Пушкинское «Народ безмолвствует» куда точнее». Даже в сатире он шутит, не опускается до злобы, не судит, а констатирует: «Необразованность у нас стала символом лояльности».  Восхищаясь Радзинским–писателем, я высоко ценю неизменное благородство его человеческой, как принято говорить, «нравственной позиции» – пример для молодёжи да и для стариков, для читателей и писателей. О ком бы ни писал, от Зины Пряхиной до императора Наполеона, Радзинский всегда призывает к «милости к павшим».

 

Я почти сорок лет, как оставил Россию из–за аллергии к её вечному и безответному «еврейскому вопросу», к её политичской жизни, её искусственной общественной жизни и жестокой повседневности в родном Ленинграде. У меня, с тех пор, как я её покинул, ни разу не возникало желания «переустраивать» Россию, ни даже вникать в её историю: не моё! Я читаю Ключевского по причине занимательности, как читаю «Историю Рима» Теодора Моммзена. И Радзинского. Как он напомнил:  «Люди рождались, люди страдали и умирали, но во все времена у них были те же пороки».

Тем, кто настальгирует по прошлому, я бы советовал смотреть не только на прекрасные молодые лица в зрительном зале, когда выступает Радзинский, а прочитать, сколько смогут выдержать, во всемирной помойке – Интернете отзывы о телевизионных выступлениях Радзинского. В них мало наблюдений, мысли, зато сколько злобы! Все пороки порождены одним вечным – завистью. Читаешь и осознаёшь: в сегодняшней России быть откровенным реакционером уже не стеснительно.

У писателя и историка Радзинского есть своя, самая доброжелательная к человеку позиция. Он и в ней искренен: «В истории я стараюсь понять чертеж Господа в нашей жизни». Судя по результатам – книгам, позиция эта не только гуманная, но и продуктивная.

 

И – «ложка дёгтя». Надеюсь,  это не со зла, а от бескультурия так набирают Радзинского в Интернете. Может быть, в целях экономии издательство нанимает на эту работу школьниц-второгодниц? Они не чувствуют «воздух», коверкают авторскую речь, опускают знаки прямой речи, меняют падежи, так что нельзя понять, о ком это сказано. У писателя Радзинского бесконечно важны отступы, интервалы… Это – дыхание автора, его живой голос (объяснял же Окуджава: «Каждый пишет, как он дышит»). А тут временами…пересказ! Если бы по окончании работы машинистка её просматривала, не было бы превращений драмы в анекдот, когда в «Любовных сумасбродствах Джакомо Казановы» неоднократно напечатано: «Казакова». Там же, в Интернете, в большой публикации Союза Правых сил десятки раз вместо кавычек стоит восклицательный знак (компьютер с турецким акцентом?), вместо «котёл» – «каньон»: «огромный каньон, где бродят газы…» И т.д.

Господа, не пора ли начать уважать самих себя?!

*

2. ВОЛЬФГАНГ АМАДЕЙ бен-АВЕЛЬ и САЛЬЕРИ бен-КАИН

Библейский рассказ о Шауле и Давиде по времени появления находится между мифами о Каине и Авеле и о Моцартеп и Сальери.Все три сюжета могут быть сведены к общей фабуле: некий смертный (Каин, Шаул, Сальери),считая, что Бог выбрал для своего покровительства человека недостойного, двже порочного  «возревновав», желает исправить несправедливость, лишив жизни того, на чей дар обращено внимание Господа.

«И очень досадно стало Каину, и  поникло лицо его» (Тора, «Б”решит, 4-5»

«И стал Шаул ненавидеть Давида с того дня и после («Судьи»,»Шмуэль» 18-10)

«Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше….Я завидую; глубоко Мучительно завидую…»(А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери», сцена 1)

Только потому, что об Авеле и Каине нам известно совсем уж мало, я предлагаю читателю сравнить отношения в двух других парах.

*

Жизнеописание Давида, особенно после того, как он стал королём,это – реестр всех возможных грехов человеческих, покаяний и нарушение клятв не повторять грехи. Бог не прощает Давида, но накзывает его как-то непрямо: за соблазнение замужней женщины умирает младенец, её же сын от Давида; в наказание за исчисление Давидом народа на этот народ насылается эпидемия и мор и т.д. Но если бы покровительство Небем проявлялось только в таком странном  милосердии!

Господь наделяет Давида  даром певца и сочинителя псалмов – таким, что он остался в памяти потомков почти неземным Псалмопевцем, а не человеком по имени Давид, из-за которого был вырезан целый город священников, Нов, или который нанялся на службу к врагу народа иврим – Плиштии.

С точки зрения формальной логики заведомо прав антипод такого Давида или порочного Моцарта: праведние, патриот, труженик, однолюб и отличный семьянин. Поэтому Сальери и ворчит: «О, небо! Где же правота, когда священный дар, когда бессмертный гений не в награду любви горящей, самоотверженья, трудов, усердия, молений послан, А озаряет голову безумца, гуляки праздного?…»

Но Бог, который никому не объясняет свой выбор, вложил именно в уста развратника Давида, именно в душу «гуляки праздного» Моцарта «небесные созвучия».

И тогда у «возревновавшего праведника» рождается непреодалимое желание: убить этого Божьего любимчика и восстановить справедливость. «И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его (Тора «Б»решт», 4-8)

Сальери:- Ты заснёшь надолго, Моцарт» (А.С.Пушкин «Моцарт и Сальерир», сцена 11)

*

Удивительна притягательность «черновиков человечества».

…Жили – были одиннадцать братьев: спокойные, работящие, набожные, послушные сыновья, будущие основатели еврейских племён. И был у них двенадцатый брат: хилый, ничтожный, болтун и красавчик, хвастун и бездельник, к тому же доносчик отцу на братьев. Но именно к нему, к Иосефу,благоволил отец,ему покровительствовал Бог. Братья терпели, а Моцарт, простите Иосеф, наглел. Ему бы молчать, а он лезат ко всем со снами про снопы, которые склонились перед ним…

Те одиннадцать сальери тоже не смогли стерпеть несправедливость и попытались силой изменить Божественную волю.

*

Теперь повернём на ладони перед глазами какую-нибудь из наших пар и взглянем на неё вот отсюда.

Драма Сальери в том, что он  понимал гениальность Моцарта и несправедливость вознесения такого ничтожества. Но рядом жили и другие соседи, которым по природной тугоухости не было дано до такой муки почувствовать гениальность Моцарта. Они и прожили «мимо», не отравив, не обидев, просто не заметив, что рядом Моцарт. По правде, я не знаю, кого выбрал бы в современники сам гений: Сальери или зануду-рецензента из газеты «Вечерняя Вена»? Коварный отравитель будет хранить как никто другой сочинения Моцарта. Рискуя жизнью кинется он в горящий дом, чтобы спасти не свои драгоценности, а ноты моцартовской симфонии…Моцарт принёс свой Реквием именно Салери и, исполнив для него, спросил: «Что ж, хорошо?» И услышл в ответ:»Ты, Моцарт,Бог и сам того не знаешь. Я знаю.Я!» Выходит, салери вовсе не исчадья ада, они тоже дар Небес, ибо только сальери способны свести вместе Моцарта и мировую славу. Жизенный опыт позволяет предположить, что во все века рождались моцарты, которым  не досталось среди современников своих салькри, и они так и прокрались по жизни, никем не замеченные.

Ведь и Шаул сохранён  ТАНАХом, а потому и человеческой памятью лишь как современник и соперник великого Давида. И только благодаря вечной жизни музыки Моцарта мы узнаём, что был некий композитор Антонио Сальери – отравитель гениального сочинителя.

*

Итак, Бог, Судьба, Небо –называйте это как хотите – не желает ставить одинакоые отметки за одинаковое прилежание. И творится эта несправедливость грубо, унижающе, демонстративно. В старинные переводы Священного писания попало очень удачное слово: ревность «И  возревновал Каин брата своего…». За этим следует самоуверенное греховное желание  силой исправить  ошибку Неба.

*

Приходит ли прозрение к убийцам? Прощает ли их Бог?

Пожалуй так. Раскакявшийся Каин становится скитальцем. Бог помечает его («каинова печать»), чтобы никто не расправился с убийцей. Отравителя Сальери осеняет запоздалая догадка: ведь Моцарт был прав,» гений и злодейство – две вещи несовместные», а значит, он, убийца, вовсе не гений…

Шаул из мифа выпадает. Шаул – случай особый. В ТАНАХе записано,что Шаул ревновал златокудрого певца к наpодной славе, даже преследовал, но никогда не убивал, а поймав, тут же выпускал. Оба они были Божьими Помазанниками и по вышеприведённой формуле Моцарта – «оба гении».

*

Пары, которые мы рассмотрели – «чёрно-белые», люди в них отличаются резко и непримиримо. Встреча этих современников добром окончится не может.

В ТАНАХе запечатлён ещё один странный характер – принцесса Михаль, младшая дочь короля Шаула и жена его соперника Давида. Михаль задаёт читателю вопрос потруднее: какого это быть дочерью Сальери  и любить Моцарта?

Примечания:

1. Всё, что было сказано выше, относится к мифическому, а не истинному Шаулу. Настоящий же его образ вырывается, окровавленный , из летописей и древних хроник.Отношения двух Божьих Помазанников, Давида и Шаула, я описал в нoвелле «Божественная игра королей» и в романе «Король Шаул».

2. Первоначально Пушкин назвал  эту единственную шедшую на сцене при его жизни пьесу «ЗАВИСТЬ».