Автор: 
Часть V и последняя выступления 27 апреля.
(Части I, II, III, IV – см. посты 28 апреля, 1, 2 и 3 мая)
Презентация книги «А у нас во дворе» (CORPUS, 2014), ЦДЛ, 27 апреля 2014. Ведет Борис Альтшулер.
Скачать:
http://yadi.sk/d/RedWQetrNkyqQ
Очень благодарна Мите Шеберстову за съемку вечера и размещение видео в интернете.
Лариса Миллер
—————————
Из рассказа «Dahin, dahin» («Туда, туда», — Гёте):
«Шевелил ли нам волосы ветер дальних странствий? Шевелил. Пел ли нам песню веселый ветер? Пел. Звал ли ты меня в даль светлую? Звал. Мы только поженились, ноги были резвыми, а песни манящими: «Нам нет преград ни в море, ни на суше…», «…и мелькают города и страны, параллели и меридианы…» Ну, страны, положим, не мелькали, но нам вполне хватало городов и весей. Набив рюкзак тушенкой, сгущенкой и сухарями, мы отправлялись в дорогу. Ехали в плацкартном вагоне на верхних полках. Лежа на животе, смотрели в окно. В нос набивались пыль и копоть. В вагоне стойко пахло туалетом, в котором денно и нощно качалась вода (вода ли?). Она была на полу, в раковине и даже на полочке под зеркалом. За каждым, выходящим из туалета, долго тянулся влажный след. Но это не портило нам ни настроения, ни аппетита, который рос по мере удаления от постоянного места жительства. Куда мы ехали? Куда-нибудь туда. К примеру, на Мещеру. Почему на Мещеру? Потому что о ней необычайно ярко написал Паустовский, чем, говорят, сослужил этим краям дурную службу.
Хотя поезд нас нисколько не утомлял, выйти из него и отправиться куда глаза глядят было ох как приятно. Если бы только не рюкзаки, которые превращали нас в тупо передвигающих ноги и мечтающих о привале вьючных животных. Когда мы присели отдохнуть в какой-то деревушке, к нам подошла крохотная бабуля в ослепительно-белой косынке и, примостившись рядом, угостила пучком молодой морковки. Пока мы ее грызли, бабуля смотрела на нас ласково и жалостливо. «А я в окно глянула, вижу — бредут, сердешные, под мешками гнутся. И кто вас гонит с таким грузом-то? Что за ирод проклятый?» ».
*****************
«Снова туман. Но уже не мещерский, а соловецкий. Он настиг нас на реке на полпути к Анзерам — заповедному острову, куда диких туристов старались не пускать. В обход всех правил нам удалось договориться с местными рыбаками, чтоб они ночью перевезли нас, человек пятнадцать дикарей, на остров в своей моторке. Мужики были в сильном подпитии, но трезвых не нашлось. К тому же путь предстоял недолгий и хорошо им знакомый. Однако на середине пути случилось непредвиденное: на море спустился туман, да к тому же заглох мотор. «Все. Приехали», — сообщил один из наших проводников в наступившей тишине. «А бензин?» — поинтересовался кто-то. «Нет бензина. Не взяли». — «Что же делать?» — «Что делать — грести. Но теперь дольше будет». Рыбаки налегли на весла. «Давай, молодежь, запевай, а то больно тихо стало». Кто-то из пассажиров затянул «Дубинушку». Но набиравшая силу песня была прервана лаконичным и уже знакомым: «Все. Приехали». «А теперь что?» — «Как что — туман. Суши весла. Все равно ни хера не видно». Мужики завели между собой тихую ленивую беседу: «Вот так Федора прошлый год унесло, помнишь?» — «Ага» — «Тоже туман накрыл, и все. Вроде близко, а ни х** не видать». «А ракетница?» — спросил один. «Что ракетница? Может, забыл, а может, отсырела», — отозвался другой. «А мы взяли?» — «Я не брал. А ты?» — «Да на кой она мне. Я ее отродясь не беру».
Мы напряженно прислушивались к беседе. «Что теперь будет?» — робко спросил кто-то из пассажиров. «Что будет? Унесет в открытое море, и с концами». — «Как это — с концами?» — переспросила я, вцепившись в скамейку. «Ну, может, о валуны разобьет. Здесь же валуны кругом — не подберешься. Есть только одно место, где подплыть можно. Да поди найди его в тумане. Вот прошлый год Федька…» Меня била мелкая дрожь. И куда нас, дураков, занесло? Дома сын маленький. Разве мы имеем право пропасть в открытом море или разбиться о валуны? «Есть у кого-нибудь поблизости карта?» — спросил ты. Нашли карту и компас. Ты сел за руль, кто-то взялся за весла, и лодка поплыла в неизвестность. «Господи, наставь на путь истинный, помоги нам выбраться. Я больше никогда…» — мысленно молилась я, не зная, что пообещать. И вдруг резкий толчок. У меня упало сердце. Но, увидев просветленные лица проводников, я мгновенно поняла — остров. Вот когда до меня дошел истинный смысл ликующего вопля мореплавателей, о которых я так любила читать в детстве: «ЗЕМЛЯ-А-А!» «Земля, земля», — твердила я, ступая на скользкие мшистые камни.
Сам остров, прогулки по нему, скит, путь обратно — все сегодня покрыто туманом. Зато я с редкой ясностью помню туман, закрывший от нас Анзеры, бессрочное пребывание в лодке с заглохшим мотором, пугающую тишину, эсхатологическую беседу пьяненьких мужичков, свой ужас, надежду, молитву и наконец — внезапный толчок и береговые камни, которые хотелось целовать и поливать счастливыми слезами.
Куда теперь? Пожалуй, в Закарпатье…».
************************
«Перемещаясь в пространстве, мы неизбежно перемещаемся во времени. И со временем теряем охоту перемещаться в пространстве, поскольку внешние перемены сулят новизну лишь до тех пор, пока ее сулит странствие по ВНУТРЕННЕЙ территории, пока внутри тебя остается неисследованное пространство, некая целина, которую тебе еще предстоит возделать. Едва ты теряешь это чувство, никакой ветер дальних странствий тебе не поможет, и покажется, что «Все туман. Бреду в тумане я / Скуки и непонимания» (Георгий Иванов). Это уже не мещерский туман и не соловецкий, обещающий просвет и ясность, а совсем другой — тяжкий и бессрочный. И ветер не столько поет, сколько воет по всем тем, кого он же и унес невесть куда. Скорее всего, туда, где протекает Лета с вечно стелющимся над ней туманом.
«Мрачно, мрачно», — как говорил один мой знакомый. Неужели все это писалось ради столь безутешного вывода? Да нет. (Замечательный ответ, который, наверное, возможен только в русском языке; во всяком случае, в английском существует либо yes, либо no.) Писалось это, во-первых, по причине, сформулированной Маяковским: «Я в долгу перед бродвейской лампионией, перед вами — багдадские небеса, / Перед Красной Армией, перед вишнями Японии, / Перед всем, про что не успел написать». А во-вторых, потому что, пока пишу, внутри меня звучит «надежды маленький оркестрик», исполняющий некую еле слышную мелодию под условным названием «Еще не вечер». Вот так топчешься, топчешься на давно опостылевшем пятачке, в который превратилось твое внутреннее пространство, и вдруг… резкий толчок и ликующий крик (Чей? Мой, наверное, а то чей же?): «Земля». И не просто земля, а Supernova. Terra incognita. Господи, прости мне эту корысть и помоги, если можешь.».
**************************
Затем были прочитаны следующие стихи из числа переведенных Стефано Гардзонио на итальянский язык (https://www.dropbox.com/s/w51pasp1tt0r3ch/25.03.2014%20Larisa%20Miller%20Un%20giorno%20dopo%20l%27altro.pdf):
— Творенье, разве это труд?
— А живём мы всегда накануне
— Неужто этим дням широким и высоким
— Между облаком и ямой
— То облава, то потрава
— В допотопные лета
— Сколько напора и силы и страсти
— Предъявите своих мертвецов
— И в черные годы пестрели луга
— Откуда ты ? Как все – из мамы
— Идут по свету дяди, тёти
— На земле-то жить нельзя
— Очень трудно быть живой
— Боже мой, какое счастье
— Только будьте со мною, родные мои,
— При жизни разве умирают?
— Погоди, я с тобой, я с тобой
— Я тишину перевожу на русский, на певучий русский
— А смертные смертных младенцев рожают
— А мне не надо как-нибудь
***
Всё чисто тихо, гармонично
Я убедилась в этом лично.
Тихи снега и облака.
Не поднимается рука
Писать об этом мире плохо.
Какая б ни была эпоха,
Но плакаться в такие дни
И ночи – Боже сохрани.
*************************
И в заключение — несколько стихотворений из сборника «Праздники по будням» («Время», 2013):
— Идти по первому снежку
— Дитя лежит в своей коляске
— Идти на убыль не пора
— Неслыханный случай
***
Не стоит жить иль все же стоит —
Неважно. Время яму роет,
Наняв тупого алкаша.
Летай, бессмертная душа,
Пока пропойца матом кроет
Лопату, глину, тяжкий труд
И самый факт, что люди мрут…
Летай душа, какое дело
Тебе во что оденут тело
И сколько алкашу дадут.
Летай, незримая, летай,
В полете вечность коротай,
В полете, в невесомом танце,
Прозрачнейшая из субстанций,
Не тай, летучая, не тай.