Конфликтность требований безопасности и принципов демократии в Израиле (по Бениамину Нойбергеру)

В основу настоящего текста  положена статья профессора Б.Нойбергера «Национальная безопасность и демократия – конфликты и дилеммы», представленная в Хрестоматии «Национальная безопасность и демократия в Израиле» в 4-х томах (том 1, стр. 9–65), под редакцией проф. Бениамина Нойбергера, д-ра Илана Бен-Ами и д-ра Алека Д.Эпштейна (Открытый Университет Израиля, курс 42131, Раанана, Израиль, 2008).

Профессор Нойбергер различает демократии стран, находящихся под постоянной военной угрозой, и демократии, не поставленные перед необходимостью бороться за свое существование. Для демократий 1-ого типа обеспечение безопасности является высшей целью, ради которой иногда  приходится идти на ограничение индивидуальных прав граждан. Однако здесь есть опасность использования данной ситуации для вывода органов безопасности из-под контроля закона, поставив их над законом. Само по себе наличие противоречий между правовыми нормами и соображениями безопасности является нормальным состоянием в любом демократическом государстве. Здесь важно понимание приоритетов в каждом конкретном случае. Хотя в этой области и существуют различные мнения, в целом в Государстве Израиль набран определенный консенсус во мнениях авторитетных ученых (Замир, Агранат, Кремницер), в соответствии с которым «нельзя отдавать предпочтение интересам безопасности в том случае, если они сталкиваются с гражданскими правами личности» (Агранат).

Эта проблема часто проявляется в такой сфере деятельности, как работа спецслужб, сам образ деятельности которых может постоянно противоречить демократии как таковой, даже если принять во внимание  конечную цель работы этих спецслужб.

На практике даже самые демократические конституции и конвенции позволяют вмешательство в права личности и свободы, если это обосновывается интересами национальной безопасности (Германия, США, Франция, Европейская конвенция о правах человека).

Аналогичное положение в дилемме «права личности или соображения безопасности» имеет место и в Израиле. Несмотря на упомянутый выше консенсус, авторитетные израильские судьи и ученые Замир, Кремницер, Барак высказывают различные мнения по этому вопросу:

— Замир — «Борьба за существование требует от общества расплачиваться правами человека»;

— Кремницер – «Трудно вообразить ситуацию, при которой…соблюдение прав человека может привести к …уничтожению государства»;

— Барак – «Права человека вовсе не являются могильщиком нации».

Наиболее наглядно ущемления прав человека по соображениям безопасности иллюстрируются отношением властей к израильским арабам. Однако и по отношению к евреям эти соображения часто приводили к урезанию прав, цензуре, запретам на интервью, собрания, демонстрации, а также к прослушиванию телефонов.

80-90-ые годы характеризовались в Израиле дискуссиями по вопросу допустимости применения пыток по отношению к террористам. Несмотря на наложенный в 1993 году запрет Верховного Суда на применение пыток, было сделано несколько оговорок для случаев «бомбы с запущенным часовым механизмом».

Меры по ограничению тех или иных свобод часто находят поддержку как в судебных, так и в законодательных органах, т.к. считается, что «ни один демократический строй не примет и не признает движение, подрывающее основы этого строя» (Решение ВС Израиля 253/64). Даже наиболее демократически настроенные ученые и судьи призывают тщательно оберегать «хрупкий баланс между соблюдением прав человека…и защитой интересов безопасности государства» (стр. 33). Так А.Барак допускает возможность нанесения ущерба достоинству человека и ограничения его свобод, если эти меры «служат для достижения достойной цели и не являются непропорциональным применением силы» («Едиот ахронот», 10 мая 2002 г.).

Понимание того, что свобода СМИ – это основа всех демократий, является важнейшим принципом для всех демократических государств. Однако в каждом из них действует в том или ином виде цензура, определяемая как «деятельность, призванная воспрепятствовать обнародованию в СМИ…сведений, способных нанести ущерб национальным интересам, главным из которых является безопасность государства» (Носек и Лимор. Военная цензура в Израиле. Кешер, 17, 1995).

В Израиле существует цензура трех видов – внешняя, добровольная и самоцензура, предусматривающая самоограничения редакторов, журналистов или Комиссии редакторов. Деятельность внешней цензуры часто проявляется в отношении к арабской проблеме. Внешняя цензура оформлена законодательно через статью 28 Закона о правительстве. Секретными являются, например, все заседания Комиссии по общим вопросам.

Добровольная цензура основана на соглашении между Комиссией редакторов и военным цензором. Согласно этому соглашению на рассмотрение цензуры представляются материалы, касающиеся безопасности, в частности, армии.

Однако кроме обычной цензуры существуют и особые ее формы. Так имеется «цензура судей», которые (судьи) часто проводят свои заседания за закрытыми дверями, ссылаясь на интересы безопасности. Правом запрета на публикации обладают также Моссад, Комиссия по атомной энергии, армейская контрразведка, а также уполномоченный по безопасности Министерства Обороны Израиля. Особенно заметно влияние цензуры в арабском секторе, где военный цензор вычеркивает выражения и намеки арабской прессы, носящие политический характер.

Ниже мы приведем примеры зажима критических выступлений прессы по армейской тематике:

— во время пребывания И.Ядина начальником Генерального штаба Израиля была запрещена статья, критиковавшая использование военнослужащих на сельхозработах;

— после 6-тидевной войны была запрещена статья об изгнании бедуинов из Рафиаха;

— перед началом Войны Судного дня из прессы изымались сообщения о приготовлениях Египта и Сирии;

— пресс-секретарь Армии Обороны Израиля неоднократно требовал давать ему на просмотр подготовленные статьи об армии и запрещал к печати уже прошедшие через цензуру сообщения;

При издании той или иной книги также может быть задействована цензура. В свое время были запрещены книги о гибели подводной лодки «Дакар», о деятельности руководства страны в войне в Персидском заливе 1991 года, о сражении в Латруне и другие.

Запрету могут подвергаться и фильмы («Дженин, Дженин»), если в них будет признана «фальсификация, провокация и оскорбление чувств общественности» и этим они будут представлять угрозу безопасности. Судьи ВС Израиля не отрицали все эти факты, но они все-таки имели смелость сказать, что для запрета проката этих фильмов нет достаточных оснований.

Другими факторами, влияющими на демократичность принимаемых решений, являются процедуры принятия решений о начале военных действий. Опыт Синайской кампании (1956), Шестидневной войны (1967), 1-ой Ливанской войны (1982), 2-ой Ливанской войны (2006) говорит об исключительной инициативе в этих вопросах правительства без участия общества и парламента. Причем даже правительство было осведомлено по этим вопросам в усеченном составе (так называемый «кухонный кабинет»).

Особенно парадоксальным в этом плане было начало 1-ой Ливанской войны, когда тогдашний министр обороны А.Шарон не ставил в известность даже премьер-министра М.Бегина о своей программе – максимум по оккупации Ливана, изгнании сирийской армии, создании блока с ливанскими христианами и выдвижении Б.Жмайеля на пост президента Ливана.   Фактически министр обороны принимал важнейшие политические решения, касающиеся долговременного внешнеполитического положения страны. Влияли на политические решения высокопоставленные военные также в конфликтах 1956, 1973 и 1991 годов.

Кроме такого «экстраординарного» влияния в годы внешнеполитических и военных конфликтов армия Израиля имеет также возможность вмешиваться и в текущую политику страны. Так глава Генерального штаба часто принимает участие в текущих заседаниях правительства. Оказывают также влияние на правительственные решения разведывательные службы страны, и «дипломаты в униформе» — генералы, связанные с переговорными процессами с Египтом, Сирией, Ливаном, Иорданией, ООП, а также на переговорах в Женеве 1973 года и в Кэмп-Дэвиде 1978 года.

Дополнительным каналом влияния на правительственные решения является также функционирование военного секретаря при главе правительства, который всегда формирует повестку дня премьер-министра в области безопасности страны, так как оборонная доктрина не постоянна, она меняется: на протяжении 2-х первых десятилетий жизни страны доминировала доктрина «упреждающего удара по внутреннему кругу» противников (Египет, Сирия, палестинцы), а в 90-ых же годах стала превуалировать концепция наибольшей угрозы со стороны стран «внешнего круга» — Ирана, Ирака, Ливии.

Секретность, распространенная в сфере армии, мешает осуществлять ее демократический контроль, хотя Основные законы страны ставят ее в подчинение гражданским властям. Недостаточно также влияние этих властей и Кнессета на оборонный бюджет, хотя в последнее десятилетие ситуация в этой области улучшилась.

Существует мнение, что усиление ВПК и разработка ядерного оружия обостряют противоречия между демократическими принципами и требованиями безопасности. В Израиле оборонные нужды, в т.ч. нужды атомной промышленности, традиционно занимают высокое место на шкале приоритетов. Однако, как пишет Моше Лиссак, масштабы оборонной системы «проистекают из объективных нужд (Израиля), а не свидетельствуют о политической силе военного лобби (стр. 64).  В тоже время существуют ситуации, когда решение о применении, например, атомного оружия может быть принято узким кругом действующих политических руководителей государства, возможно даже единолично премьер-министром, что в теории плохо сочетается с настоящими принципами демократии. Т.о. мы отмечаем абсолютную «атомную непрозрачность» израильской политики, хотя обсуждение этой темы не приветствуется ни у общественности, ни в Кнессете, ни у правительства.

Все вышесказанное говорит о конфликтности требований безопасности и принципов демократии, существующей как в Израиле, так и в других демократических странах.