Лев Мадорский.Время встречи изменить нельзя

 

 

   На еврейском кладбище Магдебурга

 

              

 

Позвонил приятель. С которым знаком с начала девяностых. Почти со времени приезда в Германию. Приятель ещё ничего не сказал. Но я уже знаю. По неуверенному покашливанию, особой интонации, повторению ничего не значащих: «Такие дела… да, да… надеюсь, у тебя всё нормально…». Он ничего не сказал, а я уже знаю. Новости плохие. Кто-то умер. Из наших. Завтра похороны.

В последнее время в Общину хожу редко. Так что многих приятелей и знакомых встречаю там. Где «всё спокойненько». Время встречи изменить нельзя. Где и для меня когда-нибудь найдётся местечко. На еврейском кладбище. 

Кладбище старое. Есть могилы семнадцатого, восемнадцатого века. Хорошо сохранилась могила фельдегеря Мордехая Лейбница 1871 года. Участника немецко-французской войны. Войны, которая, почти как вторая мировая, началась 2 сентября и закончилась 10 мая. Много могил с высокими, добротными камнями-монументами посвящено памяти евреев, павших во время первой мировой. Каждый год в начале сентября на еврейском кладбище Магдебурга происходит удивительное действо. Среди камней с магендовидами торжественно выстраиваются солдаты из местной воинской части. Человек 10-12. Во главе с генералом или полковником. В немецких воинских знаках разбираюсь плохо. Пронзительно поёт труба. Солдаты проходят парадным шагом. Отдавая честь погибшим. Члены еврейской Общины кладут на могилы камешки. Смотрю в серое, осеннее небо. Вслушиваюсь в печальное пение трубы. И становится  не по себе. В ежегодном, почётном ритуале ощущаю я некий второй фон. Что-то недосказанное и трудно поддающееся словесному выражению. Мне кажется, что вспоминая евреев- ветеранов первой мировой, немцы  одновременно просят прощения у их детей и внуков. Которым не дано было право защищать Vaterland. Которые были расстреляны, сожжены, замучены… детьми и внуками недавних братьев по оружию.

И ещё одну странную вещь не могу понять: в нацистские времена в Магдебурге еврейское кладбище не было разрушено. Над могилами не надругались. Может потому, что для наци — «мёртвый еврей — хороший еврей»? А, может, не хватило  у коричневых сил разорвать связь времён?

Между временем окончания войны и началом еврейской иммиграции в 1991-ом  могил почти нет. Из 2000 членов довоенной еврейской Общины столицы Заксен-Ангальт к 9 мая сорок пятого осталось в живых 8. Но за последние годы невесёлые  ряды заметно разрослись. Хожу между надгробий и вспоминаю. Большинство из лежащих здесь я знал. Некоторых близко.          

Л.Р. Высокий, сухощавый, лет сорока. Приехал из Киева с молодой женой и пятилетним сыном. Человек железной воли и редкого самообладания. В течении нескольких лет Л.Р. знал, что у него неоперабельный рак гортани. Знал и скрывал. Даже  от жены. Он быстро овладел языком, работал в Общине и к нему постоянно выстраивалась очередь из вновь прибывших, тыкающихся в новой жизни как слепые котята, еврейских беженцев“. Л.Р. трудно было говорить. Ему нельзя было говорить. Но он говорил, изо всех сил напрягаясь, смеялся, жил на полную катушку. За несколько дней до смерти навестил его в больнице. Л.Р. знал, что скоро умрёт, но этой темы избегал. Живо интересовался моими делами. «В эмиграции главное,- сказал он мне тогда тихим, хриплым голосом, задыхаясь, но не теряя веселинку в глазах, -три вещи: язык, работа и не унывать. Причём, последнее важнее первых двух».  

А вот могила А. Х.. Музыканта из Харькова. Всеобщего любимца. Он умер тоже не старым. В 59 лет. И тоже, как Л.Р. сохранял до последнего дня весёлый, неиссякаемый интерес к жизни. А.Х. работал в Германии уличным музыкантом. Он был так устроен, что просто не мог сидеть на одном месте, и побывал с домрой, практически, во  всех крупных городах. От Вены до Парижа.  Время от времени, после долго отсутствия, неожиданно возникал в Магдебурге. Заезжал  в гости. Рассказывал массу историй, которые произошли с ним за это время. Если приезд А.Х. совпадал с  общинным концертом, то он обязательно появлялся на сцене. С гитарой или домрой. С номером весёлым или грустным. Но всегда талантливым, зажигающим. «Живу сегодняшним днём,- говорил он, как истинный эпикуреец. -Как будто каждый день -неожиданный подарок».

Рядом спит вечным сном Э.П. Она умерла от тяжёлой болезни в 87 лет. За доброту, ласковый характер, умение прощать её называли еврейская мама. Еврейская бабушка. На похороны Э.П. пришёл «весь Магдебург». Еврейская бабушка находила доброе слово для каждого. Болезненно воспринимала споры и разногласия в Общине. Пыталась всех примирить.Община была для неё, как большая семья. «Евреям нельзя ссориться,- говорила она, -у них и так слишком много врагов». Как выразился наш  раввин: «Без Э.П. Община осиротела».

И совсем свежая могила — М.В. Известного звукорежиссёра из Санкт-Петербурга. Озвучившего более ста фильмов. Человека, творческий заряд которого проявлялся в любом деле, к которому он прикасался. М.В. обладал литературным талантом, делал прекрасные коллажи, был неплохим джазовым пианистом….

Господи! Сколько уже, из тех, кто приехал с начала 90-х, нашли покой  в немецкой земле!  Хожу между могил и вспоминаю. «Хорошо или ничего». Это не пустые слова.  Когда человек умирает, из памяти о нём уходит  мелкое, случайное. Остаётся суть. Основная составляющая. Начинаешь понимать, что хороших людей больше, чем плохих…Они так ясно, так отчётливо стоят передо мной. Ещё недавно мы  разговаривали. Шутили. Спорили.  Трудно поверить, что больше их нет. И никогда не будет. В этом мире. А в другом? Если душа бессмертна…    Странное чувство охватывает.  Мы ещё встретимся.  Они недалеко ушли. Они  рядом. Они близко. За невидимой границей.  Которая проходит через кладбище…

4 комментария для “Лев Мадорский.Время встречи изменить нельзя

  1. «Хороших людей всегда больше».
    Спасибо, дорогая Инна! Очень уместно привели неизвестную мне песню Розенбаума. я тоже думаю, что хороших людей больше. К сожалению, многих мы начинаем оценивать по достоинству только тогда, когда они уходят навсегда.

  2. Почему-то вспомнился Розенбаум:

    «Здесь, на старом еврейском кладбище,
    По старинке, в черте оседлости
    Господа лежат и товарищи,
    Кто-то в роскоши, кто-то в бедности,
    Кто-то в камне, расшитом золотом,
    Вдоль оградок – скамейки чистые,
    Кто-то в камне замшелом, колотом,
    Позабытый родными, близкими.

    Вот фельдфебель её величества
    Держит землю с портным из Гомеля,
    Тот был бездарью, этот – личностью,
    Оба в землю легли изгоями.»

    Дорогой Лев! Хороших людей всегда больше. И среди живых. Только они не так заметны, как плохие.
    Спасибо Вам за память! Вспомнят ли нас, когда придёт наш час перейти в другое измерение?..

  3. «Ваши добрые слова об умерших – самый лучший памятник».
    Спасибо, дорогая Инна, что Вы нашли добрые слова.

  4. Ваши добрые слова об умерших — самый лучший памятник.

Обсуждение закрыто.