«Как андерсовской армии солдат , как андерсеновский солдатик»

» . . . Мы с возрастом учимся врать все лучше , а ты как будто наоборот »

НАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ

«Как андерсовской армии солдат,
как андерсеновский солдатик,
я не при деле. Я стихослагатель,
печально не умеющий солгать.»

Наталья Горбаневская родилась в 1936 году в Москве, окончила Ленинградский университет по специальности «филолог, преподаватель русского языка и литературы средней школы». 25 августа 1968 года участвовала в демонстрации против введения советских войск в Чехословакию. В 1969 году была арестована. С 1970 года до 1972 с диагнозом «вялотекущая шизофрения» находилась на принудительном лечении.
В 1975 году эмигрировала в Париж. Работала в ряде СМИ, является автором полутора десятков книг стихов ,  лауреат международного литературного конкурса «Русская премия» за 2010 год в номинации «Поэзия».  25 октября 2013 года принимала участие в видеомарафоне радио «Свобода», посвященном 10-летию со дня ареста Михаила Ходорковского.
*  *  *
Из интервью Натальи Горбаневской , взятого Линор Горалик (декабрь 2011, Openspace.ru):

«В доме было принято всегда правду говорить. Не помню , по какому поводу , гораздо позже , мне Ирка моя говорит:

«Я тебя не понимаю , мы с возрастом учимся врать все лучше , а ты как будто наоборот»… Анна Андреевна (Ахматова. — прим.ред.) говорит: «Я боюсь тех, у кого нет страха». Вот я дура была без страха».
» Мне позвонил Бродский осенью 1960-го. Я знала , кто такой Бродский , по «Синтаксису». Мы встретились и ходили гуляли, разговаривали. В статье о Бродском я пишу , что он на «ты» говорить не решался , мне было 24 года, а ему 20, а в этом возрасте это огромная разница. А на «вы» ему гордость не позволяла. И он говорил со мной на польский манер: «А каких поэтов Наташа любит?».
«С Ахматовой , я говорю,  чем больше я ее знала , чем фамильярнее она со мной обращалась и ждала от меня того же , тем больше я становилась навытяжку, внутренне. А когда она мне на работу звонила, прося перевезти ее из дома в дом , то надо мной на работе смеялись , что я у телефона стою по стойке «смирно». Вот я ей прочитала. Она меня похвалила , но ведь никогда же не знаешь , а вдобавок везде в воспоминаниях читаешь, что когда Анна Андреевна не была чем-то увлечена , а обидеть не хотела , то говорила: «У вас хорошее чувство того-то или этого». Она уезжала в Ленинград , я ей сказала , что и я еду в Ленинград , она пригласила меня в Комарово. И я вернулась домой. Я приезжаю в Ленинград, иду на этот самый филфак, где я заочница, где у меня почти нет знакомых. Я подхожу к филфаку, на меня кидается народ с криками: «Говорят, Ахматовой понравились твои стихи».
«Я никогда не была на Маяковке или на демонстрациях на Пушкинской площади — не потому, что я чего-то боялась , или потому , что отошла от общественной деятельности. Когда был «Синтаксис» и меня вызвали на Лубянку по делу о «Синтаксисе», я оттуда вышла вполне идеально. Когда я пришла туда третий раз по делу Гинзбурга и Галанскова , мне следователь сказал: «Ну , вы уже человек опытный». Но для меня площадь была неестественна , демонстрировать неестественно, читать стихи на площади неизвестно кому неизвестно в какой компании — неестественно. Если я потом вышла на Красную площадь, то это потому, что это единственное, что можно было сделать, все другие способы — слишком слабо». «Мне, перед тем как я шла на допрос, подруги говорили: «Может, ты какой транквилизатор выпьешь?». Я говорю: «Зачем? Чтобы я там уснула?». Единственное, что могло быть , от транквилизатора я могла на допросе уснуть. Как говорила Наташа Светлова: «Наташа у нас никого не боится, ни КГБ, только свою маму».

НАТАЛЬЯ ГОРБАНЕВСКАЯ

КОНЦЕРТ ДЛЯ ОРКЕСТРА (Послушай, Барток, что ты сочинил?..)
Как андерсовской армии солдат…
А я откуда? Из анекдота…

КОНЦЕРТ ДЛЯ ОРКЕСТРА

Послушай, Барток, что ты сочинил?
Как будто ржавую кастрюлю починил,
как будто выстукал на ней: тирим-тарам,
как будто горы заходили по горам,
как будто реки закрутились колесом,
как будто руки удлинились камышом,
и камышиночка: тири-тири-ли-ли,
и острыми носами корабли
царапают по белым пристаням,
царапают: царап-царам-тарам…
И позапрошлогодний музыкант,
тарифной сеткой уважаемый талант,
сидит и морщится: Тири-тири-терпи,
но сколько ржавую кастрюлю ни скреби,
получится одно: тара-тара,
одна мура, не настоящая игра.
Послушай, Барток, что ж ты сочинил!
Как будто вылил им за шиворот чернил,
как будто будто рам-барам-бамбам
их ржавою кастрюлей по зубам.
Еще играет приневоленный оркестр,
а публика повскакивала с мест
и в раздевалку, в раздевалку, в раздевал,
и на ходу она шипит: Каков нахал!
А ты им вслед поешь: Тири-ли-ли,
Господь вам просветленье ниспошли.
1962
* * *
Как андерсовской армии солдат,
как андерсеновский солдатик,
я не при деле. Я стихослагатель,
печально не умеющий солгать.

О, в битву я не ради орденов,
не ординарцем и не командиром —
разведчиком в болоте комарином,
что на трясучей тропке одинок.

О — рядовым! (Атака догорает.
Раскинувши ладони по траве — — —
а на щеке спокойный муравей
последнюю кровинку догоняет.)

Но преданы мы. Бой идет без нас.
Погоны Андерса, как пряжки танцовщицы,
как туфельки и прочие вещицы,
и этим заменен боезапас.

Песок пустыни пляшет на зубах,
и плачет в типографии наборщик,
и долго веселится барахольщик
и белых смертных поставщик рубах.

О родина!..
Но вороны следят,
чтоб мне не вырваться на поле боя,
чтоб мне остаться травкой полевою
под уходящими подошвами солдат.
1962
* * *
Ах, откуда я?..

А я откуда? Из анекдота,
из водевиля, из мелодрамы,
и я не некто, и я не кто-то,
не из машины, не из программы,

не из модели. Я из трамвая,
из подворотни, из-под забора,
и порастите вы все травою,
весь этот мир — не моя забота.

А я откуда? Из анекдота.
А ты откуда? Из анекдота.
А все откуда? А всё оттуда,
из анекдота, из анекдота.
1965