Комарилья

«…ужели будет плоть святая
и в самой вечности терпеть
сих кровопийц неумолимых
ночных зловещих певунов,
бессчётных и неуловимых, —
я разумею комаров?»
Тимур Кибиров

«Не убий!» — эта заповедь к нашей теме никакого отношения не имеет. Ибо заповедь «не убий» касается общества людей и имеет в виду запрет на убийство себе подобных. В этой заповеди и намёка нет на запрет убиения домашних животных, морских и речных съедобных рыб, необходимых для пищи, диких и хищных зверей, которые могут нанести вред и даже лишить человека жизни, всяких насекомых, больно кусающих либо разносящих заразу. А уж тем более жалящих и надоедающих кровопийц — комаров. Их надо убивать, так как всякие отпугивающие вещества улетучиваются, а комары нападают снова и снова. С каким удовольствием я бы убивал лютой казнью каждого комара, который ужалили меня, когда я прогуливаюсь либо отдыхаю вечерком, который лишил меня первого сна, а порой и всю ночь превращал в сплошной ад. Вы спросите не садист ли я, не живодер ли, не больной с идеей фикс? Нет, господа, я просто не могу с ними жить на одной планете, ибо они меня достали… Нельзя жалеть серийных убийц, насильников и сексуальных маньяков и, уж конечно, террористов. Их всех надо убивать, очищая землю от нечисти и оберегая людей от них и их последователей. Я противник моратория для них. И казнить их надо не щадящим путём смертельной инъекции во время сна, а при полном сознании осуждённого, чтобы его смерть не была сродни эвтаназии для обречённых больных, а казнью путём повешения, расстрела либо электрического стула, чтобы до последней минуты и даже секунды они чувствовали и видели занесённый над ними меч правосудия и осознавали, что миг расплаты за их злодеяния настал.

Я бы получал удовольствие не только от кровавого пятнышка на стене, на подушке, на моём теле, где я его придавил, а как заправский палач, поймав, выдёргивал бы жало из его тела. Чтобы знал и понимал, что я его убиваю, казню. Но он комар и ничегошеньки не понимает, ибо живёт инстинктами, а не нападает, как террорист или насильник. Просто ему кушать хочется

Обычно считается, что комары становятся активнее к вечеру, чаще встречаются вблизи водоёмов или сырых мест, что кусаются преимущественно самки и только людей с определённой, очевидно, «сладкой» группой крови, что есть люди, к которым комары вообще не прикасаются… Чушь всё это! Меня эти твари находят всюду, всегда и в любое время суток, в сезон и в бессезонье, где мокро и где сухо, там, где их сонм и где есть только один завалящий бомж комариный. Меня любят и самцы и самки, их младенцы и подростки, и даже личинки и куколки комаров, если бы это было возможно. Самцы довольствуются малым — соками растений, милые вегетарианцы, а вот кровожадным самкам кровь просто необходима для вынашивания потомства, таким же мерзопакостным вампирам, как она сама — тварь ненасытная — за раз выпивающая большее количество крови, чем вес ее собственного тела. Кроме того, она чрезвычайно целеустремленная: для самки не составляет труда прокалывание одежды, если она своей толщиной или плотностью не является помехой на пути к цели. А еще самка очень настырна: если вы потревожите ее в момент сосания, то она на время оставит вас в покое, отлетит и будет ждать момента, чтобы вы заснули или притихли, но главное — погасили свет. Тогда она снова нападёт и, напившись крови, всё равно не спешит покидать помещения, так как еще надо переварить вкуснейший ужин. Сытые и довольные самки перемещаются в верхние или нижние затемненные углы комнаты, где их никто не потревожит: ни человек, ни движение воздуха.. Яркий свет их возбуждает, и они перелетают, избегая, однако, полной темноты. Сидят комары головой кверху, располагая тело под углом к поверхности. Эти гады ещё умеют удобно устраиваться, чтобы ловить кайф…

Меня жалят не только в открытые места, а и через носки, брюки и сорочки. Меня жалили в голову и им никогда не мешала моя нкогда густая шевелюра. Им почти всегда доступны мои лицо, шея, кисти рук. Оказывается, они могут кусать человека при движениях, за рулём машины, во время гребли не байдарке. А попробуйте сходить в обычный туристический (лесной, полевой) туалет, сделайте свои дела благополучно и почувствуйте облегчение… Либо укус приходился в срамное место, либо страдала рука, мешавшая естественному процессу, попадая под него, отмахиваясь от комаров.

Баталии разворачивались подчас и в палатке, самой, как мне казалось, герметичной из всех. Ночью со стороны, глядя на мою палатку, можно было подумать, о чём угодно в зависимости от менталитета или фантазии очевидца. Луч фонарика, шарящий внутри по потолку и стенкам, приглушённые звуки ругани, переваливающиеся с боку на бок фигуры, их непонятные движения, выпирающие наружу там и сям стенки, а то и горбом поднимающаяся крыша палатки. Чёрти что можно было со стороны подумать о туристах в этой палатке, ругающихся, дерущихся или любовью занимающихся в экстазе. Даже запертая наглухо автомашина с засеченными марлей окнами не защищала от их проникновения через моторный отсек.

Самое обидное озлобление возникает, когда эта пакость прокалывает тебя в точно рассчитанном ею месте — в центре спины. Достать туда рукой, чтобы отогнать, убить, раздавить, расквасить, размозжить, размазать по чему угодно — по стенке, по подушке и даже по всему телу, или, хотя бы!, почесаться — невозможно… O, my God! Или просто — гад! А они знают куда и как кусать, чтоб их не достать, потому, что они «видят» или чуют, куда надо садятся. Как говорил дядя Корней, у них фонарики в руках для этого:

«…Вдруг откуда то летит
Маленький комарик,
И в руке его горит
Маленький фонарик…»
(К. Чуковский — «Муха цокотуха»)

В городских условиях на любом этаже, где бы я не жил, моим барабашкой, моим жупелом всегда был комар. Я мог гоняться за ним с пылесосом в руках, думая только об одном: как бы не потерять его из виду. Ночью силы бегать за комаром придавали мне злость и дикая ненависть. Сон пропадал надолго даже, если я одерживал свою очередную жалкую победу, так как думаешь только о комарах и ещё долго прислушиваешься к обманчивой тишине: не услышу ль снова писк приближающейся твари или не почувствую ли я сейчас очередной укол…

Несмотря на засеченные окно и дверь в мою комнату иногда всё же проникают одиночные комары. А, если со мной в помещении оказывается хотя бы один единственный комар, то несмотря на наличие и других людей, этот мелкий безжалостный вампир прежде всего выберёт меня. Поэтому я изощряюсь в попытках избавиться от них, либо, как минимум, избежать укуса. Если несколько комаров собрались на потолке либо стенах и только ждут темноты, чтобы накинуться на меня, то я предварительно собираю их пылесосом. Причём наловчился делать эту процедуру очень искусно, подводя сопло к комару быстро, если он на потолке, либо скользя по стене, если он там, чтобы не вспугнуть и не дать возможности жертве отлететь или уйти в пике, моментально исчезая, как они подчас ухитряются.

Если же комар одиночка, укусив меня, отлетел и уселся в пределах вытянутой руки, то моя методика иная. Рукой его не прихлопнешь, ибо тепловое излучение подводимой к комару руки сигнализирует опасность и он улетает до удара. Притом ещё, что площадь ладони мала. Я поступаю так: Беру маленькую подушку, «думочку», на которой привык укладывать голову перед сном, и ею со всего размаха ударяю по комару. Удар глухой, негромкий, не как газетой или журналом, что важно ночью, когда все спят. Если комарик успел всё же вдоволь напиться моей крови и раздулся, то на подушке и на стенке остаётся кровавое пятно и чёрные мелкие частички его плоти. Значит попал! Хищно и злорадно делаю вывод, после чего спокойно засыпаю с перевёрнутой на другую сторону подушечке. О предстоящей чистке стены от подсохшей крови и бренных остатков комара, буду заботиться завтра, соскребая их бритвой. Наволочка отправится в корзину с будущей стиркой тоже поутру. А теперь спать…

Но, погоди, читатель! А если после удара подушкой со всей дури ни на ней, ни на стене следов расправы нет. Так, где же комар? Иногда я его так и не обнаруживал, но больше укусов не было, хотя спал я тревожно, в ожидании и часто ворочался, прислушиваясь к возможному жужжанию, либо в ожидании начинающегося внедрения жала в какую-нибудь открытую часть моего тела.

Но, вскоре, я понял, куда деваются комары после холостого, как я думал, удара по ним подушкой. Она слишком мягкая, а не напившийся крови комарик не слишком плотный. Вот и не разбивается его тельце, а он только оглушённый или перенесший баротравму падает вниз и я его не вижу, не нахожу. Понял я это, когда, однажды, увидел вяло выползающего из-за дивана пришедшего, очевидно, в сознание комарика. Он едва переставлял ножки и лез вверх на свет, явно не осознавая опасности. И когда я его прихлопнул краем ладони, то убедился, что это именно тот, который вонзил в меня своё жало несколько минут тому назад, так и не успев напиться крови досыта, учитывая малый размер кровавого пятна. Он был напуган и прервал своё пиршество, почуяв мои движения. Удар подушкой оказался не смертельным, а только оглушил его. Затем в сумеречном состоянии сознания комар «очухался» и выполз на свою погибель. Значит комаров можно и оглушать Остальные не увиденные мною комары после удара подушкой очевидно или подохли, или им было уже не до еды, и они лежали, приходя в себя, притаившись, где-нибудь в тёмных местах. А я засыпал своим тревожным сном с напрасным ожиданием укуса. ! Хотя, недавно я почёл, что комар, напившись крови, становится вялым и малоактивным в течение 48 часов. А я то думал, что от оглушения моим ударом. Наивный я мститель…

Мало и временно помогали мне всякие репелленты Очевидно, современные мутанты уже приспособились к ним, а может быть, им стало легче прокалывать смазанную кожу…? А без лампочки с таблеткой или пузырьком испаряющегося репеллента я давно уже никуда с ночёвкой не езжу.

Когда я был в Казахстане в эвакуации во время войны, меня там достал не простой, а малярийный комар и я до сих пор помню горький вкус хинина и акрихина, которым меня кормили врачи. Даже, если комарики помельче, чем допустим в северных широтах, в Прибалтике и в Украине, на Селигере, Северском Донце, но жалят они также больно и пронзённое ими место чешется также достаточно долго, чтобы успеть произнести все заслуженные ими слова проклятий, которые от души хочется им пожелать. А самое мерзкое, чем отличаются мелкие комары — это то, что их почти не слышно. Достают они меня и на Земле Обетованной! Жалят они также больно и пронзённое ими место чешется также достаточно долго, чтобы успеть произнести все заслуженные ими слова проклятий, которые от души хочется им пожелать. А самое мерзкое, чем отличаются наши еврейские комары — это то, что их почти не слышно (либо я уже глуховат стал…) и это делает их такими же хитрыми, какими являются согласно всем антисемитским притчам и протоколам их человеческие земляки..

Признаюсь, что я комаров убивал, убиваю и буду убивать всегда, когда настигну… Во все дни недели, включая субботу.И никто мне этого не запретит делать. Даже раввин Мордехай Элиягу, бывший главный сефардский (у выходцев из Азии и Африки, потомков бывших испанских евреев) раввин, который недавно озвучил уникальное постановление в беседе с радиослушателями «пиратской» радиостанции. Последний, отличающийся, по-видимому, рвением к выполнению всех традиционных еврейских предписаний, и посчитавший, что 365 запретов и 248 предписаний из имеющихся 613 заповедей, или мицвот, маловато, задал этому раввину наивный вопрос: «Можно ли распылять аэрозоль для отпугивания комаров в шаббат (субботу)?» В ответ мудрый седовласый старец, пригладив такую же седую и редкую бородёнку, ничтоже сумняшеся, изрёк, что, мол, можно прыскать аэрозоль вокруг комаров, но не на них персонально, а в воздух. (Как наши артиллеристы в ответ на очередной «кассам», тоже стреляют в воздух, по пустырю).

«А как же быть тем, кого комары кусают ночью в шаббат (субботу)? Ведь человек может автоматически со сна ударить по нему и убить ненароком?» Это был уже каверзный вопрос диктора. Высокочтимый рав и тут не задумался и авторитетно ответил: — «Нет, нельзя. Ибо убийство комара приравнивается к убийству верблюда». — Я, конечно, не знаком со сводом законов, регламентирующих выполнение поведенческих актов в исконно еврейской традиции, но я позволю себе усомниться, что где-нибудь там именно так буквально начертано. Тем более, что комар всё же не верблюд. Или комару тоже надо доказывать, что он не верблюд? А может быть самому раввину надо в этом разобраться и выбрать иное сравнение, с менее масштабной разницей в размерах. Думаю, что это вообще произвольное высказывание, свойственное не одному только раввину Имярек.

А как же быть с существующей ещё заповедью чтить отца и мать. И что будут ортодоксы делать в ситуации, когда комары кусают их родителей (престарелых и немощных) в субботу — убьют этих гадких насекомых и исполнят заповедь о необходимости заботиться о родителях или позволят этим кровопийцам делать свое черное дело, боясь нарушить правила шаббата?. Это к вопросу о встречающихся на каждом шагу противоречиях в иудаизме.

Говорят, что другой, тоже главный, сефардский раввин Овадья Юсеф, неоднократно удивлявший нерелигиозную общину Израиля своими перлами, якобы, запретил ковыряться в носу в шаббат. Вполне возможно, что это шутка какого-нибудь заказного остряка, каких в нашей стране хоть пруд пруди, но допущение оставляю в силе. Тем более, предполагает раввин, что при неумелом ковырянии в носу или при больших ногтях можно поранить слизистую носа до крови. А это недопустимо в шаббат!

Но раввин Мордехай Элиягу продолжил свои рекомендации и посоветовал смазывать тело при комарином нашествии специальным средством и даже в субботнюю ночь, но только при условии, что это средство жидкое. И здесь я снова почувствовал себя окончательным профаном в моём понимании требований еврейской традиции. Почему мазать тело жидким репеллентом можно, а в виде мази нельзя? Ради Б-га, кто-нибудь ответьте! А не то я буду продолжать убивать комаров. И не приведи, господи, ещё приснится, что это был не комар, а верблюд…

Так я и живу в ожидании очередного укуса комара. Ой, снова ужалил! Сволочь! Что ещё можно сказать или сделать? Только спеть из Булата Окуджавы развесёленькую песенку:

«Мы убили комара. Не в бою, не на охоте,
а в домашней обстановке, в будний вечер.
Видит бог,
мы не крадучись его, а когда он был в полете…
Мы его предупреждали — он советом пренебрег.»

В этой зарисовке о комарах, написанных с наигранным оптимизмом и претензией на юмор, слышится вопль о бессилии человека, постоянно проигрывающего в борьбе с «комарильей» неистребимых вампиров.

Комар

Студенцова Ольга Андреевна

Он делал больно…
Но любил!
Любил?
Любил…
Но! делал больно!
Его прихлопнула…
невольно…