КАК ЭТО БЫЛО (Рассказ очевидца)

     АЛЕКСАНДР  ЛЕВИН

Посвящается нашим доблестным лётчикам,
морякам, железнодорожникам, шахтёрам,
водителям, наладчикам, программистам
и атомным энергетикам.

Только начали вводить,
вырубили стрингер,
вдруг сирена: под крылом
загорелась букса.
Я был слева, у шунтов,
Лапин мерил синус.
Тут тряхнуло первый раз
и пошла просадка.

Затрещали кулера,
гавкнулась фиготка,
не успели погасить,
как опять тряхнуло.
Зотов крикнул: «Стопори!
Стопори, Семёнов!»
Но кулису повело,
а ручник отцеплен.

Обломился первый трек,
в нулевом ошибка.
Кунчукова ставит семь,
по приборам – восемь.
Я стою, держу шунты,
Зотов вводит фэйдер,
но заклинило рычаг:
апатит в канале.

Все вскочили, дым пошёл,
прерываний нету!
Да вдобавок на восьмом
лопнула обвязка.
Тут и Лапин заорал:
«Стопори, Семёнов!»
Попытался вырвать руль,
но Олег не отдал.

В дигитайзере вода
девять сантиметров,
файлы сохранить нельзя –
переполнен буфер.
Лапин к стрингеру, врубил,
стал крутить экспандер,
а фиготки больше нет!
И никто не вспомнил!..

Ну и тут пошёл обвал,
сыпануло сверху,
оборвался силовой
и замкнул на баки.
Двести восемьдесят вольт!
Сорок три паскаля!
Windows, на хрен, полетел,
а потом рвануло…

Дальше помню как во сне:
Лапин где-то в трюме,
Кунчукова ставит семь,
по приборам – восемь,
Зотов синий и хрипит,
нету валидола,
а Олег вцепился в руль
и не отвечает.

сели
Так и всплыли: он рулил,
вышли
я держал нагрузку,
а кто реактор заглушил,
я уж и не помню…
В общем, стрингер ни при чём:
если б не фиготка,
мы бы запросто ввели
и восьмой и пятый!

Окончив институт, попал я на работу в вычислительный центр системы
«Экспресс-2» – той самой, через которую продавались железнодорожные
билеты по всей Москве, а бронировались – по всей Стране Советской.
Система работала (да и сейчас работает) в реальном времени, если она
останавливалась, во всех кассах Москвы прекращалась продажа билетов,
росли очереди (и без того здоровенные), начинались звонки из пунктов
продажи, прибегали разного типа и размера начальники, носились туда-сюда
инженеры в белых халатах, жали на кнопки, пристально глядя на длинные
ряды лампочек на «морде» ЭВМ ЕС-1060, все время перетыкали с места на
место ТЭЗы (печатные платы с электронными схемами), пытаясь отыскать
неисправный. Если все это не приносило результата, хватали диски с
системой и текущими базами данных, перетаскивали на резервный комплекс.
А диски эти были размером с автомобильное колесо шестнадцатого радиуса,
тяжелые и хрупкие – чуть что, переставали читаться или вовсе портились,
«задирались».
Короче, ужас-ужас-суматоха. И хотя машин в системе было две, если
выходила из строя одна, вторая продолжала трудиться за двоих, а если
выходили из строя обе, была резервная система, – надежность всей этой
техники была настолько мала, что серьезные сбои возникали едва ли не
ежедневно, а иногда и чаще. Вот эту атмосферу праздника… нет, эту
атмосферу панического аврала и мучительного выхода из сбоя я запомнил
крепко.
А когда в «Новом мире» (через некоторое время после Чернобыльской
катастрофы) был напечатан документальный очерк о том, какими
титаническими усилиями персоналу АЭС удалось вывести реактор из строя,
сколько пунктов инструкции пришлось нарушить, сколько всяких систем
защиты отключить, прежде чем он, наконец, взорвался, и как потом
героически все это останавливали и ликвидировали, я сразу вспомнил свой
доблестный труд (десять лет доблестного труда) и принятые у нас способы
не обращать внимания на инструкции и выходить из аварийных ситуаций…
А потом еще какие-то корабли столкнулись и утонули. А потом
самолет упал. Или чуть не упал, но его посадили. А потом подводная лодка
утопла. И еще много чего было – и до того, и после. Но советский инженер
и техник – он всегда оставался верен себе.
Вот. А о том, что этот текст был написан к десятилетию Чернобыля,
я поначалу даже не подозревал. Я его сначала написал, потом наступило
это самое десятилетие и о Чернобыле снова заговорили, только тогда я
вдруг понял, что написал его к дате!.. Прямо как Евтушенко. Только не
удалось в газете «Правда» опубликовать (в отличие от).
И еще одно впечатление, так сказать, положенное в основу…
«Будучи мальчикoм» из интеллигентной семьи, обучаясь в хорошем ВУЗе, я не
имел возможности (да и желания, если честно) как следует пообщаться с
теми, кого иногда называют пролетариями умственного труда. А вот в
«Экспрессе» таких было немало – и техников, и инженеров – простых пьющих
мужиков, которые кое-как выучились в институте. Уж я с ними наобщался
так, что из ушей полезло: смена 12 часов, работа по графику «день – ночь
– два дня отдыха», включая субботы, воскресенья и праздничные дни. И
куда денешься от этих разговоров?..
Мне очень запомнилась такая особая манера рассказывать истории,
которую я отметил у некоторых из этих людей. Они очень азартно
повествуют о событиях в своем Нахабино, Одинцово, Капотне, о всяких
происшествиях на работе, причем так рассказывают, будто слушающие
полностью в курсе их личных дел, а заодно и в курсе профессиональной
терминологии. Действующих лиц своих историй всегда называют по именам
или фамилиям (а то и по кличкам), как будто вы всех этих людей знаете, и
одного упоминания фамилии достаточно. Терминологию профессиональную тоже
употребляют без раздумий, нимало не интересуясь тем, понимает ли ее
собеседник… Короче, так вот они разговаривали – как в песне поется. И
так они работали. Если сейчас наши люди работают иначе и говорят
по-другому, пусть кто-нибудь другой об этом споет.

41 comments
link
«И никто не вспомнил!», «Стопори, Семенов!», «и не отвечает…»
В общем, одна строка лучше другой.

————————————
Но я вот что скажу: песня хороша, конечно, и слова, и музыка чудесная и
смешная, но больше всего в ней мне нравится — отменное исполнение. Я сам
из программистов, АСУ-шников, и душой понимаю, как и почему одушевляется
работа.
Reply
Так же они разговаривают — наши люди…
А про чернобыль — лучше и не вспоминать. Разве то, что мой отец это
дерьмо дезактивировал. Там и лёг…
Reply
yellow_rat
Отличная штука! Именно так ведь и бывает. Спасибо 🙂