МУТАЦИЯ РЕСПУБЛИКИ: РОЖДЕНИЕ ЛЕВИАФАНА. Часть 4. Американская трагедия

Евгений Майбурд ©

 

МУТАЦИЯ  РЕСПУБЛИКИ: РОЖДЕНИЕ ЛЕВИАФАНА

Часть 4. АМЕРИКАНСКАЯ  ТРАГЕДИЯ

 

«Он говорил: если мы будем поддерживать постоянную неразбериху, и дело обернется против нас, человек с улицы скажет: “Ради Бога, господин президент, сделайте что-нибудь” и тогда, сказал он, если я что-то сделаю, страна вздохнет с облегчением и скажет: “слава Богу!”»

 

Из дневника Генри Моргентау,

министра финансов в правительстве Рузвельта

 

Нельзя быть политиком и оставаться честным.

 

Луис Хоу, многолетний  друг и наперсник Рузвельта.

 

Я вижу, что в Италии делается многое из того, что представляется мне необходимым … Оппоненты Муссолини — это те же самые люди, которые противостоят Франклину Делано Рузвельту. Но он контролирует прессу таким образом, что они не могут каждый день обрушиваться на него с лживыми выпадами.

Рексфорд Тагвелл, главный советник Рузвельта

по экономике ( по посещении Италии в 1934 г.)

То, что мы делали в этой стране, по сути соответствовало тому, что делалось в России, и даже тому, что проводилось в жизнь в Германии под началом Гитлера. Но мы делали это упорядоченно.

Франклин Делано Рузвельт (в частном разговоре, свидетельство

Чарлза Айкса, министра внутренних дел в правительстве Рузвельта )

 

 

«Нельзя постоянно угнетать один аспект либерального наследия – экономическую конкуренцию, – не вредя личной свободе, для которой свободный рынок служит материальной основой.  Как в политике, так и в экономике, дисциплина рынка есть единственная гарантия против злоупотребления властью, что финансовой, что политической».

Вильгельм Рёпке, экономист, вдохновитель 

«экономического чуда» в Зап. Германии при Аденауэре.

 

 

Версия

 

1.  20-е годы были периодом фальшивого роста и низкой морали.  В то время как кучка спекулянтов и капиталисты корпораций богатели, большинство народа оставалось бедным – население не могло купить все, было произведено.

Спекуляции на бирже вызвали опасную инфляцию.  Великий Обвал стал закономерным подтверждением провала капитализма, который явился причиной Депрессии.  Крах был началом отрезвлением страны и возврата к нормальности – к ощущению, что экономику не оздоровить без вмешательства государства.  Отказываясь сделать это, президент Гувер еще ухудшил ситуацию.

2.  Президент Рузвельт делал все возможное ради спасения экономики страны.  Он сплотил нацию.  Его Новый Курс предохранил страну от классовой войны и революции, подобной тем, что в Европе привели к власти фашистов и  коммунистов.  Если бы не Рузвельт, все могло кончиться катастрофой.

3.  В период 30-х народ Америки понял, что для оживления экономики необходимы государственные расходы.  Деятельность частного сектора, сама по себе, такую задачу решить не может.

4. Экономическая ситуация, которую унаследовал президент Франклин Рузвельт, была настолько плоха, что невозможно было вытащить страну из ямы в короткий срок.  Поэтому так затянулась Великая Депрессия, однако, в конце концов, Новый Курс вывел  страну из депрессии, особенно с ростом военных расходов, который начался в конце 30-х гг.

 

Такую версию нам рассказывали, и мы верили.  Эта версия была воспринята на веру в СССР из американских источников.  Там она была озвучена еще во время президентства Рузвельта, да так и осталась в трудах выдающихся историков (таких как Шлезингер, мл.), в американских учебниках, популярных книгах и в общественном сознании.  Она никуда не делась и сегодня. Правда, прежнее монопольное положение она утратила, так как мы располагаем детальными исследованиями истории 30-х гг.

Указанная версия никогда не основывалась на исследованиях.

 

Последующие исследования, включая документы открытые и закрытые, протоколы, дневники, свидетельства участников и очевидцев, охватывают все основные аспекты Нового Курса.  Накоплена изрядная библиотека книг – результаты детальных исследований экономических, исторических, психологических вопросов, биографии ведущих деятелей эпохи, дневники, письма, мемуары, а также книги, обобщающие опыт эпохи.[1]  Полученные результаты не могут быть оспорены, поэтому проповедники указанной версии их просто замалчивали и продолжают замалчивать.

Все, что стало известно о Новом Курсе, позволяет сказать решительно, что изложенная выше версия – совершенная неправда.  Заведомая ложь, сочиненная,  насаждавшаяся и поддерживаемая левыми политиками, журналистами, идеологами и левой профессурой. Преднамеренная ложь во имя дела прогрессистов, этатистов, социалистов.

Кое-что мы уже знаем из описания процветания 1921-28 гг. и событий 1929-32 гг.  Впереди у нас картина происходившего с 1933 г. и до 1944 года, который реально можно считать  началом конца депрессии.

 

В 1883 г. Йельский профессор Уильям Г. Самнер писал: «Как только А видит нечто, что кажется ему неправильным, потому что страдает Х, он обсуждает это с В, и затем оба предлагают закон, чтобы исправить зло и помочь Х.  Их закон всегда предлагает определить, что С может сделать для Х…  Я хотел бы приглядеться к С и показать вам, что это за человек.  Я называю его Забытый Человек…  Может, это не очень верное словоупотребление…  Это человек, о котором никто никогда не думает…   Он работает, голосует, нередко он молится… Но он всегда платит». [2]  Одним словом, налогоплательщик.

В 1932 г. спичрайтеры включили фразу о «забытом человеке» в одну из речей кандидата Рузвельта.  Звучало это так: если меня изберут, я буду действовать от имени «забытого человека в самом низу экономической пирамиды».  В терминах Самнера, это не С, а Х.  Заботой президента станет не налогоплательщик, а бедняк, старик, рабочий – словом, тот, кто получает помощь от государства за счет С, о котором по-прежнему никто не заботится.  Он так и остается забытым человеком.
Не будет преувеличением охарактеризовать все десятилетие президентства Рузвельта как целенаправленную борьбу государства против свободного рынка и – шире – против свободы граждан Америки.

С точки зрения экономики, Новый Курс – весь Новый Курс — явился абсолютным провалом.

В другом аспекте, однако, он стал крупнейшей победой антинародной политики левых радикалов, политики, направленной на эрозию Конституции Соединенных Штатов и создание государства фашистского толка.  Осуществлению этой цели помешали Вторая мировая война и смерть Рузвельта.

Откуда взялась эта долгая депрессия после Великого Обвала?  Ее сделала таковой политика правительства Рузвельта, направленная на зажим свободной инициативы и конкуренции, на максимальное подчинение государству всякой экономической активности людей.  Депрессию, которая должна была закончиться в полтора — два года, правление Рузвельта продлило на десять-одиннадцать лет.

Другими словами, главной, если не единственной причиной Великой Депрессии 1933 – 44 гг. и всех связанных с нею бед и страданий населения была политика президента Рузвельта и его правительства.

Поистине, это была трагедия американского народа, вторая после Гражданской войны и победы северян.

Если читатель не потерял охоту читать дальше, он убедится, что все сказанное не содержит  ни грамма преувеличения.

 

ФДР

 

Франклин Делано Рузвельт был человек особенный.  В своей жизни он не заработал ни одного доллара.  Правда, пытался.  Раза три.  Все кончалось пшиком.  Он просто не знал, как это делается, да ему это было и не нужно знать.

Он родился в богатой семье единственным сыном и долгое время оставался на содержании своей матери.  Даже когда стал он уже получать деньги как политик, мать давала средства на его кампании.  Его родители свое богатство не заработали.  О нет, они не грабили бедных людей, присваивая прибавочную стоимость.  Они свое богатство унаследовали от предков.  А когда отец пытался его приумножить, он только терял деньги.  Дед Франклина по матери заработал свое богатство торговлей наркотиками через Китай.  Но это между прочим, ведь деньги не пахнут.

Мать будущего президента рассказывала, что он никогда не слышал от родителей слова «нет».  Это формировало характер избалованного ребенка, который привык получать даром все, что захочется, не может терпеть отказов, не умеет и не хочет что-либо делать для себя и все свои неудачи объясняет внешними причинами.  Таким он и остался на всю жизнь – нравственно недоразвитым, безответственным подростком, считающим, что ему должен весь мир, а он — никому.

Поучился в Гарварде, где показал посредственные успехи в учебе, спорте и на поприще студенческого самоуправления.  Затем еще поучился в Колумбийском, пытаясь изучать право.  Бросил учебу, не закончив курса и не получив диплома.  Ну, претил ему упорный труд, и все.  Тем не менее, ухитрился сдать экзамен на право работать юристом.  Даже пытался начать частную практику в крупной фирме, однако трудиться не умел, и у него не пошло.

Но в чем он истинный был гений, что знал он лучше всех наук, — была наука,  которую воспел Макиавелли.  Прежде всего, способность обольщать окружающих и подчинять своей воле.

Еще юношей он как-то изложил свою жизненную программу.  Он станет заместителем министра ВМФ, потом депутатом штатного сената, потом губернатором штата, потом президентом.  Так все и вышло, пускай не совсем в той последовательности.

В 28 лет он уже был избран в сенат штата Нью-Йорк от Демократической партии и скоро был замечен как восходящая звезда.  Он активно поддерживал Вудро Вильсона, и в 1913 г. тот назначил его помощником министра ВМФ.  Пробыв семь лет в этой должности, Рузвельт оказался номинантом на пост вице-президента страны при кандидате по имени Джеймс Кокс.  В 1920 г. они с треском проиграли выборы.  Но не это явилось причиной, почти угробившей его карьеру политика.  В следующем году он подхватил полиомиелит.

Весь период 20-х он проходил курсы лечения, но так и остался на всю жизнь с парализованными ногами.  Друзья поддерживали его, как могли, но проявилась и  воля самого Рузвельта.  Он не поддался приступам депрессии, которые его одолевали, и сумел вернуться в политику.  Прикованный к инвалидной коляске, Рузвельт сумел добиться избрания губернатором штата Нью-Йорк в 1928 г. и переизбрания в 1930 г.

Если Герберт Гувер ничего не понимал в экономике, то Ф. Д. Рузвельт понимал еще меньше.   Он  вырос в среде прогрессистов, где отрицательное отношение к частному сектору экономики царило по умолчанию.  Хаос рынка и жадные бизнесмены, знаете ли.  Что еще важнее: он на все глядел с точки зрения политики.

Глубоким мыслителем он не был, пишут биографы.  Мягко сказано.  Он  был никаким мыслителем.  Зато обладал отменной интуицией, позволявшей определять, кто чего стоит из его окружения и какую пользу может ему принести.

Политиком он был прирожденным.  Считал моральным то, что политически полезно.  Превосходный организатор. Харизматическая личность.  Сила его обаяния, возможно, была на уровне Гитлера.  Но тот был типа «вышли мы все из народа», а наш-то – как никак, из американских патрициев.  Совсем другие повадки.  Но суть та же, и цель та же – абсолютная власть.

Рузвельт в высшей степени обладал двумя качествами, необходимыми для успешного политика – даром красноречия и даром убеждения.  Отсюда его способность манипулировать властью и формировать общественное мнение.  Мало кому удалось бы оставаться популярным президентом страны на фоне непрерывного экономического бедствия последующего десятилетия.

Впрочем, одними речами и лозунгами популярность не сохранить.  Никто не понимал этого так хорошо, как Рузвельт.  Всем избирателям угодить невозможно.  Необходимо сколотить устойчивый блок своего электората.  Быть популярным среди тех, кто составляет этот блок, — вот что означает быть популярным президентом.  И Рузвельт начал сколачивать себе электорат с первых дней своего президентства.   Благо, такой пост открывает большие возможности.

Конечно, он сколотил себе блок.  Это, в основном, – фермеры, лица пенсионного возраста, профсоюзы…  Если что-то забыто, позже уточним.

Выборы 1932 г. Рузвельт выиграл с разгромным счетом 472:59 в коллегии выборщиков.  Он отхватил 34 штата из 40, прежде голосовавших за Гувера.

 

New Deal – новые дела.  Денежно- финансовые

 

Самая большая товарная биржа страны находилась в Чикаго.  Самая большая фондовая биржа страны находилась в Нью-Йорке.  Множество городских и сельских банков страны держали корреспондентские счета в банках Фед Чикаго и Нью-Йорка.  Через эти счета они осуществляли свои трансакции и зарабатывали проценты по своим вкладам.  Все эти счета оказались замороженными 4 марта 1933 г., когда оба банка были закрыты на каникулы.  Прекратились трансакции, обмен вкладов на деньги и вообще всякая денежная активность.

Эти каникулы подстегнули панику в других штатах, и многие губернаторы стали делать то же самое.  Фактически прекратила работу вся финансовая система страны.  Естественно, возобновление ее работы было первейшей задачей нового правительства.

Первым, что сделал президент Рузвельт 5 марта, было распоряжение о закрытии всех банков и сберегательных учреждений США до 9 марта.  Он сослался на Закон о Торговле с Врагами, подписанный Вудро Вильсоном в 1917 г.  Этот закон давал президенту временные полномочия диктатора во время ЧП (Emergency).  Состояние финансовой системы США в те дни можно считать ЧП.

Рузвельт немедленно созвал экстренную сессию Конгресса, которая тут же, 9 марта, приняла  Emergency Banking Act (Чрезвычайный закон о банках), предоставивший президенту крайне широкие полномочия. И Рузвельт не замедлил распорядиться своими чрезвычайными полномочиями на всю катушку.

Открытие всех банков было отложено до того, как они пройдут проверку на надежность.  Банки, которые будут найдены ненадежными, подлежали реорганизации или поглощению другими, более надежными.

Как определялась надежность частных банков до того?  Самой их работой, успешна она или нет.  Все происходило в частном секторе, и банки сами заботились о своей надежности, ибо на кону их выживание в бизнесе.  Новые меры президента ознаменовали собой начавшееся поползновение государства США на  присвоение себе функций свободного рынка и оттеснение частного сектора экономики от присущей ему работы.  Так Рузвельт начал свою борьбу с депрессией.  Начался The New Deal.  Новые Дела, Новый Подход, Новая Политика.  Новый Курс, одним словом.

От победы на выборах и до инаугурации президента Рузвельта его «мозговой трест» неустанно работал, готовя мероприятия Нового Курса.  Однако, можно ли было заранее спланировать закрытие всех банков, если города Нью-Йорк и Чикаго сделали это буквально накануне инаугурации?  Похоже на то, что это был экспромт.  И кто бы ни придумал его, в тех обстоятельствах это был очень умный ход.  Данная конкретная мера дала положительный эффект.

Рузвельту удалось убедить народ в том, что он – сильный лидер, который непременно выедет страну из депрессии.  Отчаявшийся народ поверил в  Рузвельта на выборах и ждал от него спасения.  Поэтому когда банки стали получать, так сказать, заверенное государством удостоверение о надежности, паника улеглась, и люди снова стали доверять им свои средства.  За короткое время публика вернула в виде вкладов около $1 миллиарда активов, которые перед тем были обращены в наличность.  Этот процесс продолжался до начала 1935 г.

Также резко снизилось количество банковских крахов.  Если в 1931 г. их было 2294, и в 1932 — еще 1486, то с 1934 по 1940 гг. закрылись только 448 банков (в среднем, по 64 в год).

В общем, финансовая система обрела стабильность.  Тем более что Федеральному Резерву – в период проверки надежности банков – было «разрешены» (фактически, предписаны) две вещи: выпускать деньги, обеспеченные только государственными облигациями (обеспечение, надежное на 100%), и ссужать вновь открываемые банки активами более широкого разнообразия, чем делалось до того.  А созданной Гувером Корпорации Финансовой Реконструкции (которая никуда не делась), было предписано помогать проверенным банкам – подписываться на выпуск их привилегированных акций.[3]  И скоро все заработало.

Государство взялось чинить то, что само же напортило.  Всегда бы так.  А  если бы еще на том все и кончилось…

Ну, чего захотели!  Это стало лишь началом активной деятельности правительства по обузданию «анархии» свободного рынка.  Ибо цель была – контроль над деятельностью частного сектора.

Тот же закон от 9 марта 1933 г. дал президенту неконституционное право контролировать внешнеторговые трансакции, особенно (ради чего все и делалось) – движение золота и серебра. [4]

Рузвельт времени не терял.  Уже 5 апреля он издал декрет с требованием, чтобы все граждане страны продали государству все имеющееся у них золото и золотые сертификаты (за исключением ювелирных  изделий и старинных монет нумизматического значения).  В одном из своих радиовыступлений Рузвельт дал этому такое объяснение: «Ввиду нехватки золота, чтобы выплатить его всем держателям золотых облигаций, правительство сочло справедливым не платить никому».

Ни спичрайтеров, ни самого президента очевидно не заботили вопросы правдоподобия и логики.  Золото всегда было частичным резервом финансовых обязательств, то есть, его всегда «не хватало» для выплаты всех обязательств одновременно.  Иного и не предполагалось.  Фактически, Рузвельт объявил следующее: так как у банков и государства не хватит золота, чтобы сразу заплатить всем по обязательствам, правительство сочло нужным прибрать к рукам даже то золото, что было на руках у населения.  Давать фальшивые объяснения своим действиям было в характере Рузвельта и стало обыкновением в его публичных выступлениях.

 

Словами Полония: если это дурь, то, в своем роде, последовательная.  Указом от 18 апреля Рузвельт запретил частный экспорт золота и указал, что он поддержит Поправку Томаса,[5] разрешающую президенту устанавливать цену золота.  Всем стало понятно, что предстоит девальвация доллара, который поэтому тут же стал падать по отношению к другим валютам.  Следом, 5 июня Конгресс аннулировал все «золотые» оговорки в контрактах.

Наконец, был принят и 30 января 1934 г. подписан президентом Закон о золотых резервах.  Он дал силу закона  уже изданным указам президента о золоте, а также повысил цену золота с $20,67 за унцию до $35 (девальвация доллара на 70%).  Свершилось: Америка вышла из золотого стандарта.

Девальвация доллара была выгодна определенным группам, но больше всех   добивалось ее фермерское лобби.  Судите сами.  Пробивали Тариф, чтобы импорт продуктов сельского хозяйства не конкурировал на внутренних рынках.  Кто же мог знать, что Тариф ударит по их же интересам?  Верно, никому такое голову не приходило.  И вышло, что опять фермерам плохо.  Девальвация доллара повысила экспортные цены фермеров, особенно цены зерновых и хлопка.  Их доходы стали расти.

Повышение долларовой цены золота направило в США золотые потоки из-за границы.  В Европе уже стали опасаться гитлеризма, и видели США как надежное хранилище золота.  С декабря 1933 золотой запас страны вырос почти вдвое, от $4 млрд. до  $7,9 млрд.  К декабрю 1938 г. он достиг величины $14,5 млрд.

Такой приток золота не мог не увеличивать денежное предложение — даже притом, что Фед специально не предпринимал мер по его расширению.  В действительности, Фед несколько раз сжимал предложение денег, но об этом – в своем месте.  Медленный рост денежного предложения (или, временами, просто отсутствие его сжатия) несомненно обусловили общий рост экономической активности в определенные периоды между 1934 и 40-ми годами.

В целом, главным образом, благодаря стабилизации финансовой системы, появилось общее чувство уверенности, и началось некоторое оживление экономики.  В течение 4 – 5 месяцев, с марта по июль 1933 г., частный сектор ответил  повышением производства товаров длительного пользования на 83%, и товаров кратковременного пользования – на 35%.  Безработица – в месячном измерении – упала с 28,3% до 23,3%.

Если бы такие темпы оживления продолжались…   Помните, у нас уже были такие «если бы» в период 1929 – 32 гг.?  И всякий раз движение останавливалось чтобы пойти вспять.  И всякий раз из-за неадекватных действий государства.  Что будет (было) теперь?

То же самое.  Июль 1933 г. оказался вершиной четырехмесячного оживления.  До ноября уровень безработицы не менялся.  В начале 1934 г. он опять снизился, но к сентябрю – октябрю повысился до уровня июля 1933 г.  Производство товаров длительного пользования стало падать в сентябре, и к ноябрю оказалось на 32% ниже уровня июля 1933 г.  За тот же период производство товаров кратковременного пользования снизилось на 19%.  Оно стало подниматься снова, и в мае 1934 г. достигло уровня июля 1933 г., чтобы опять пойти вниз.  Лишь в феврале 1935 г. оно поднялось на тот же уровень июля 1933 г. (даже чуть-чуть выше) и на этом уровне остановилось.  В целом, объем промышленного производства упал к осени 1933 г. и вплоть до августа 1935 г. не поднялся на уровень июля 1933 г.  Итак, к сентябрю 1933 г. оживление экономики остановилось и не возобновилось до лета 1935 г.

Ну что же это, в самом деле!  Давно уже пора было бы этому пресловутому рынку начать делать свое дело, если он еще способен что-то делать.  Говорят же вам, ничего он не может без государства…

Так что же произошло?  Начал делать свое дело Новый Курс.

 

Алфавитный суп

 

Никогда в истории Америки до того (и после тоже) за первые сто дней новой власти не было принято столько важных законов.  Советники Рузвельта пекли законопроекты, которые он тут же направлял в Конгресс.  Там их штамповали и отсылали президенту, который тут же их подписывал.  Обе ветви власти стремились «делать что-нибудь».  Просто делать что-нибудь?

Emergency Banking Act был заменен на «просто» Banking Act 1933 г.  По этому закону Фед (по закону, независимая организация, созданная для регулирования денежной массы!) был обязан отслеживать и контролировать все внешнеторговые трансакции.  Рузвельт и его советники были уверены, что плата банками процента на суммы текущих (чековых) счетов поощряет их вкладывать деньги этих вкладов в рискованные краткосрочные ссуды.  Как можно такое допустить?  Это же подстегивает конкуренцию – разрушительную силу!

Государство уже взяло на себя функцию охранять банки от банкротств, верно?  Оно же лучше знает, чем эти тупые банкиры.  Так что платить проценты по чековым вкладам новый закон запретил.  По сберегательным и срочным вкладам процент не запретить никак, увы.  Но можно ограничить конкуренцию, установив предельные ставки  процента.  Эта функция была возложена на Фед (по закону, независимая организация, созданная для… и т.д.).

Но все еще оставались лазейки.  Ох, эти шаткие текущие счета.  Их же можно использовать как обеспечение выпуска акций банка!  Чтобы это предотвратить, закон отделил инвестиционную деятельность банков от коммерческой.  Выбирайте одно из двух, но то и другое – ни в коем случае.

Думаете, это все?  Большая ошибка.  Самое интересное только начинается.  Тот же закон создал целый букет новых федеральных ведомств.  Прежде всего, Federal Deposit Insurance Corporation (FDIC), Federal Savings and Loan Insurance Corporation (FSLIC), Federal Farm Mortgage Corporation (FFMC) и Home Owners Loan Corporation (HOLC).

FDIC должна была обеспечить страхование вкладов в коммерческие банках.  FSLIC – страхование сберегательных и срочных вкладов в ссудосберегательных банках.  Вторая просуществовала до 1989 г, когда была слита с первой, которая существует по сей день.

FFMC и HOLC должны были обеспечить помощь фермерам и домовладельцам, испытывающим затруднения с выплатой по закладным. Помощь состояла в предоставлении кредитов, отсрочке платежей или урезании долгов.  В свою очередь, были созданы федеральные банки для кредитования фермеров и еще другие федеральные банки для кредитования ссудосберегательных банков.

Возможно, анализ выявил бы в этих законах какие-то недостатки, но даже и при этом, они должны были принести населению больше пользы, чем вреда.  То были все меры поддержки.

Затем последовали меры реформаторские.  27 мая 1933 г. Конгресс принял Securities Act (Закон о ценных бумагах), целью которого была реформа и регулирование рынка ценных бумаг.  В дополнение, 6 июня 1934 г. был принят Securities and Exchange Act (Закон о ценных бумагах и их рынках).  Для проведения мер в жизнь была создана еще одна бюрократическая структура: Securities and Exchange Commission (SEC, существует до сих пор).   В задачи этого комитета входило тогда[6]: наблюдение и регулирование фондовых рынков, установление правил выпуска, выхода на рынок и продажи ценных бумаг.  Федеральному Резерву (по закону, независимая организация, созданная… и т.д.) была вменена новая обязанность: устанавливать правила приобретения ценных бумаг.

Будто плотину прорвало — сыпались новые и новые агентства, а с ними – новые названия.  Это обилие разнообразных аббревиатур кто-то и назвал «Алфавитным супом».

…Но уже все, наконец?  Да что вы, сколько еще рынков не охвачены регулированием!  Начал Рузвельт, правда, с регулирования… реки.

 

TVA

 

Еще в бытность свою губернатором Нью-Йорка он ратовал за то, что электроснабжение должно быть в руках государства, а не частного сектора.  Теперь можно было разобраться и с этим.  Рузвельт попросил Конгресс учредить Управление Долины Теннесси (Tennessee Valley Authority – TVA).  Техническая задача – построить плотины, чтобы зарегулировать реку Теннесси, с ее ежегодными наводнениями, и обеспечить регион электричеством.  Но главное было не здесь.

Этот проект должен был стать образцово-показательным. С ним будут сравнивать частное электроснабжение и определять, каким образом  его лучше регулировать для общего блага.   Больше того, энергия от TVA должна быть дешевле, чем цены частных компаний, — таков был дальний прицел.  Освободить электроснабжение от «злоупотреблений частного сектора»!  В случае TVA это означало, среди прочего, снабжать ее потребителей электричеством по намеренно заниженной цене, субсидируемой государством.  Получение прибыли не было среди приоритетов TVA.  Но правительство еще и освободило ее от всяческих налогов.

TVA должен был стать прецедентом для  будущего огосударствления энергоснабжения страны, с вытеснением частного сектора из отрасли.  Кто держит руку на рубильнике, другой рукой держит всю экономику.  За электроснабжением должны последовать той же дорогой другие системы инженерного обеспечения и коммунального обслуживания.

Была развернута широкая пропаганда.  Проект TVА стал символом благотворного действия государства, исправляющего и возмещающего «провалы рынка».  Речи чиновников рисовали цветущее будущее Америки, электрифицированной государством по модели TVA.  Не хватало лишь лозунга «Государство благосостояния есть Новый Курс плюс электрификация всей страны».

 

Нам электричество злую тьму разбудит!

Нам электричество пахать и сеять будет!

Нам электричество любой заменит  труд:

Нажал на кнопку – чик-чирик! – и все дела идут!

 

Вошел в пивную – чик! Там все на электричестве,

Нажал на кнопку – чик!  Вино в любом количестве!

Нажал на кнопку – чик!  Сосиски с колбасой!

И не проходит пять минут, как ты уже косой!

 

Этот проект видели как образец не только технической, но и социальной инженерии.  TVA должен был открыть путь к всеобщему экономическому и социальному планированию в США.

Вообще говоря, уже существовало гидротехническое сооружение, способное служить подобной моделью, — величественная плотина Гувера на р. Колорадо (гидроузел с электростанцией)  Проблема состояла в том, то это была «плотина Гувера».

Затоплению подлежала площадь в 153 тыс. акров (около 620 кв. км).  Нужно было выкупить 3 тысячи ферм, чтобы освободить затопляемую территорию.  С другой стороны, возведение комплекса TVA давало работу тысячам местных жителей.  К середине 1934 г. число нанятых составляло более 9 тыс. чел.

Были построены плотины, электростанции, шлюзы, водохранилища.  Все, как надо.  Это была работа прекрасных инженеров – строителей и энергетиков.  Архитектура была рассчитана на то, чтобы приводить в восторг туристов.  Некто назвал это «пиарной архитектурой»  В построенные для них городки переселялись 15 тысяч семей.  Тех немногих, кто отказывался, переселяли силой.

Вдоль долины на сотни километров пролегла живописная автодорога.  Река Теннесси стала судоходной.  Были затоплены огромные площади сельхозугодий.  Реку обуздали.  Дали электричество.  А остальное?

Долина Теннесси простирается через штаты Теннесси, Алабама, Миссури, Сев. Каролина, Кентакки и Вирджиния.  Этот регион площадью порядка 40 тыс. кв. миль (более 100 тыс. кв. км) и населением, составлявшим 2% от всей страны, был одним из беднейших.

Он и остался таким через 50 лет после создания системы гидросооружений и электрификации.

Уже в наше время историк Уильям Чандлер специально изучил этот вопрос.  Сравнивая уровень дохода в штатах Теннесси и Джорджия (соседний штат, не охваченный TVA), он нашел, что в 1933 г. в обоих был примерно одинаковый душевой доход, но в последующие двадцать лет Джорджия ушла далеко вперед.  «Среди девяти штатов юго-востока США, — пишет далее Чандлер, — было, по существу, обратное соотношение между доходами на душу и степенью, в какой штат обслуживался TVA».[7]

Конечно, тому есть много причин.  Чандлер видит одну из них в том, что субсидированное электричество создавало для многих жителей Теннесси (а также Алабамы и Кентакки) стимулы продолжать работать на своих маленьких фермах по старинке, не очень стремясь к улучшениям.  Еще важнее, что в соседних штатах, не охваченных TVA, интенсивнее шла индустриализация, способствуя росту доходов и создавая более широкий рынок для электроэнергии.  По-видимому, затопление огромных площадей также сказалось на более медленных темпах развития.  Эти земли выбыли из состава недвижимости, облагаемой налогом на местном уровне, отчего не мог не пострадать доход соответствующих административных единиц.

Вся страна платила налоги ради пользы 2% населения.  И какова оказалась эта польза?

В целом, едва ли последнюю роль сыграло то, что вся затея была предпринята бюрократией, притом, в политических целях.  В данном регионе уже существовала и развивалась частная электроэнергетическая корпорация Commonwealth and Southern (C&S).  Она строила тепловые электростанции на местном угле и экономически была высоко эффективной.  Рузвельт и его люди зажали ее в тиски, лишив значительной доли рынка и обложив огромными налогами.  Предложение C&S об использовании ее ЛЭП для TVA было отвергнуто. Тем не менее, президент C&S Уэнделл Уилки позднее сумел убедить Конгресс не клонировать TVA в других регионах страны.  Это тот Уилки, кто стал соперником Рузвельта на выборах президента в 1940 г.  (как известно, он проиграл).

В 1939 г. правительство заставило корпорацию C&S продать TVA ее собственность в долине Теннесси за скромную сумму в $44,7 млн.  Мощная корпорация, однако, пережила несчастье Нового Курса, и сейчас прекрасно обслуживает 4,3 миллиона потребителей в штатах Алабама, Джорджия, Флорида и Миссисипи.

По последним известиям, президент Обама предлагает теперь приватизировать TVA.  Причина: требуемый объем новых субсидий превышает установленный потолок задолженности TVA ($30 млрд.)  Наблюдатели сомневаются, что найдется частная компания, которая взвалит это бремя на себя.  Оно так и останется на плечах налогоплательщиков.

 

Благотворительность

 

В 1933 г. в  стране был высочайший уровень безработицы.  Она была уже хронической.  Откуда могли люди ожидать немедленную помощь?  И вот, 12 мая 1933 г. Конгресс провел Закон о чрезвычайной помощи, или Federal Emergency Relief Act.

Сейчас трудно представить, что когда-то ничего подобного не было.  И даже в голову никому не приходило ждать помощи от государства – тем более, от федерального.

Но ведь всегда были пожары, наводнения, ураганы, засухи, вредные жучки…  Всегда были случаи потери трудоспособности, утраты кормильца…  Что случалось с жертвами таких бедствий и невзгод?  Может, «хваленый» индивидуализм американцев полагал нормальным оставлять на погибель тех, кому не повезло?

Отнюдь нет.  Отличительной чертой национального характера американцев была (и есть) готовность прийти на помощь.  От начала истории страны, благотворительность была делом общин, церковных приходов и частной инициативы граждан.  Местные гражданские лидеры, священники, и частные люди лично знали нуждающихся в помощи, могли оценить ее характер и размеры.  И своим авторитетным словом взывали к чувствам людей.  Эта стихийная система обеспечивала кров, пищу, одежду всем, кому нужно, — вплоть до женщин, брошенных мужьями-пьяницами.  В то же время, на местах можно было отличить подлинную беду от лени и разгильдяйства.  В начале XIX в. были созданы Красный Крест и Армия Спасения – добровольные организации помощи нуждающимся группам населения.

Отнюдь не случайно Конституция не возложила на государство обязанность помогать страждущим.  Отцы-основатели знали, что в таком случае помощь будет обязательно политизирована и использована для покупки голосов.  Сохранились высказывания Джеймса Мэдисона  на эту тему.

Конечно бывало, что государство норовило вмешаться в благотворительность.  Так, в 1887 г. большой регион в Техасе пострадал от засухи.  Депутаты от Техаса пробили в Конгрессе билль о выделении пострадавшим $10 тыс., и он прошел.  Но президент Гровер Кливленд наложил на него вето.  «Я не нахожу в Конституции никакого оправдания таким мерам, — указал он. —  Федеральная помощь будет поощрять патерналистские ожидания и ослаблять твердость нашего национального характера.  В случае невзгод наши граждане всегда могут полагаться на участие и щедрость своих соотечественников».  Кливленд знал, что говорил.  Для пострадавших фермеров Техаса тогда было собрано пожертвований не $10 тыс., а порядка $100 тыс.

Однако Великое Сжатие оставило без денег, хлеба и надежды небывало огромные массы людей по всей стране.  Что тут сделаешь?  Все же вмешиваться президент Гувер не хотел.  И частные граждане его не подвели.  К осени 1931 — началу 1932 гг. было собрано в помощь безработным – около $100 млн. – через личные пожертвования, бенефисные сеансы в кинотеатрах, благотворительные матчи спортивных команд…  Известны имена богачей, которые устроили у себя кухни для голодных.

Тем не менее, давление в сторону федерального вмешательства росло.  Этому сопротивлялись многие штаты, а также Красный Крест и другие благотворительные организации.  Они предвидели, что государственные ассигнования приведут к снижению частных стимулов и иссяканию частных источников благотворительности.

Летом 1932 г., когда число безработных достигало 16 миллионов, давление   усилилось.  У депутатов Конгресса свои заботы — они должны показать своим избирателям, что болеют о них душой.   Так что, Конгресс провел, и Гувер подписал Emergency Relief and Construction Act (ERA).  Для штатов, которые просили о помощи, из казны было выделено $300 млн. в качестве ссуд.  Но сенаторы открыто говорили, что это станет подарком.

Началась толкотня у окошка кассы.  Губернаторы  наперебой фальсифицировали данные о нуждающихся, пускали в ход личные связи, и каждый получил в меру своих стараний.  Так, Иллинойс выбил себе $55 млн. (20% от всей суммы), тогда как  Нью-Йорк, с бОльшим населением,  получил только $26 млн.

Многие штаты не просили о федеральной помощи, полагаясь на свои силы.  Так поступил, например, Джозеф Илай, губернатор Массачузетса  (с населением, почти равным Иллинойсу).  Кампания в пользу безработных по всему штату принесла более $3 млн.  Городские служащие Бостона (бюрократия!) собрали  $2,5 млн.  Учителя школ (трудно поверить) пожертвовали 2% своих окладов.  Благотворительный матч борцов дал еще $5 тыс.  Бостонский симфонический оркестр постоянно давал бенефисные концерты в пользу безработных.  Так же поступали местные футбольные команды.

Пять других штатов Новой Англии поступили так же.

И все это притом, что жители этих штатов, как все остальные, вносили свою долю в те $300 млн. – через введенные целевым назначением федеральные налоги (подоходные — личные и на бизнесы, акцизы на сигареты, автомобили и билеты в кино).  Федерализация благотворительности фактически явилась перераспределением фондов от самостоятельных штатов к нахлебникам и проходимцам.

Этика американцев менялась на глазах.  C принятием уже при Рузвельте Закона о чрезвычайной помощи, была создана очередная аббревиатура — Federal Emergency Relief Administration (FERA) – «Управление по оказанию экстренной помощи».  Вместе с нею закрепилась новая система стимулов – исхитряться и выбивать фонды в столице.  В 1934 г. губернатор Илай потерял свое место, на которое был избран человек нового склада.  И к 1935 г. Массачузетс выпросил более $114 млн. федеральной помощи.

Как и следовало ожидать, при распределении помощи по штатам стали играть роль политические соображения.  Подобно почти всем аспектам Нового Курса, данный вопрос был специально изучен спустя годы и десятилетия.  Выяснилось, что штаты, отдававшие свои голоса Демократической партии в 1932 г., оказались в менее благоприятном положении, чем штаты, которые голосовали за республиканцев.  Первые и так в кармане, а последних нужно было купить к выборам 1936 г.

Ну и конечно, все больше американцев начинало верить в то, что только от государства можно ожидать помощи и спасения.  Вместе с этим менялось отношение к государственной благотворительности.  Усиливались иждивенческие настроения, росло число попыток пристроиться к раздаче, оставив поиски заработка.

Дошло до того, что сам Рузвельт в президентском обращении к Союзу 1935 г., заговорил о «порче национального характера» и «моральном разложении», сравнив денежную помощь государства с «наркотиком, разрушающим человеческий дух».   Возможно, там сообразили: продолжение системы подачек ведет к тому, что все захотят получать помощь, и никто не захочет работать.

К моменту выступления президента решение проблемы уже было готово.  FERA была преобразована в WPA – Works Progress Administration (Управление развития работ). Идея нового ведомства заключалась в том, что прямые подачки заменялись платой за работу, предоставляемую государством.

 

Общественные работы

 

Еще при FERA была создана CWA – Civilian Works Administration, то есть, Управление Общественных Работ, которое вроде бы начало соответствующую деятельность, но без надлежащего размаха.  Теперь, на дело WPA Конгресс выделил небывало внушительную сумму свыше $4,8 миллиарда.

В любом случае, это решение было более рациональным, чем предыдущее.  Как сообщают, в рамках этой программы было построено примерно 2,5 тысячи зданий больниц, 5,9 тысячи школьных зданий, 1 тысяча аэропортов и взлетных полос, множество дорог (не скоростных, их время еще не пришло, но тем не менее).  Иные из этих сооружений, возможно, служат и по сей день.   Они были сделаны качественно и квалифицированно, чего нельзя сказать о множестве других работ под эгидой WPA.

Очевидно, что на указанное количество больниц, школ и пр. ушла только небольшая часть ассигнованной суммы (почти астрономической по тем временам).  В основном же, деньги были растрачены без большой пользы или вообще впустую.

Злые языки расшифровывали WPA как We Piddle About («Мы слоняемася без дела»).  В ходу также было слово boondoggle («мартышкин труд»).  Бывшим советским людям должно быть понятно, как все это выглядело, — стоит только вспомнить субботники и наши работы на овощной базе.  Верно, те мероприятия приносили какую-то пользу обществу, но какой ценой!  И тут, и там инициатива принадлежала государству и осуществлялась бюрократией.  Отсюда сходство в уровне организации работ и в получении жалких результатов от гигантских затрат.

А еще множество проектов были придуманы, чтобы только занять людей.  Репортер из Балтимор сан писал: «Миллионы тратятся на то, чтобы давать уроки фортепьяно детям нуждающихся.  Еще другие миллионы уплачиваются семи тысячам людей за писание путеводителей по Америке.  Один конгрессмен рассказывал, что видел как-то в своем округе семь человек, которые разъезжали на машине и считали гусениц».  Все же люди были при деле и получали хоть какую-то плату…

Однако, реальный экономический ущерб народному хозяйству был гораздо больше, чем только разбазаривание отпущенных миллиардов долларов.  Эти миллиарды,  забранные государством в виде налогов, могли пойти на другие (или на те же) работы, но с бОльшим толком и эффектом.  Потому что их осуществляли бы те, кто точно знает, для кого делает свое дело, и умеет считать деньги.  Но такие работы не состоялись.

В 1931 г. (до «экстренной помощи») ставка налога на самые высокие доходы составляла 24%, тогда как в 1935 г. она была уже 79%.  И к тому в добавок было введено множество акцизов.  Высокие налоги душили частную инициативу и, наряду с другими факторами, замедляли оживление экономики или даже препятствовали этому.  Либо такие вещи были выше понимания Рузвельта и его советников, либо их просто не заботили.  Третий вариант: то и другое.

И конечно, как можно уже догадаться, раздача проектов и денег давала  тем, кто раздает, великолепную возможность для политических манипуляций.  Раздатчики – сам Рузвельт, который получил широчайшие полномочия в этом деле, и директор WPA Гарри Гопкинс – публично отрицали использование этих фондов в политических целях.  Но факты говорят, что все распределение было подчинено именно политике.  Из великого множества свидетельств можно привести несколько.

Как вспоминал Моргентау, излагая на закрытых совещаниях свои предложения о разверстании фондов, Гопкинс всегда подчеркивал политическую пользу.  А это, прежде всего, были голоса на предстоящих выборах.  «Колеблющиеся штаты» Северо-востока страны получали преимущества во всех аспектах против штатов Юга, надежных для Демократической партии.  Им давали больше проектов (следовательно, фондов).  И для них установлена была более высокая оплата труда.  Скажем, в Алабаме, Кентакки, Теннесси и др. почасовая ставка была 31 цент, тогда как в Нью-Джерси — $2,25.  Все это притом, что южные штаты всегда были беднее северо-восточных.

Губернатор Нью-Мексико с самого начала установил порядок записи политической аффилиации для всех, кто подает заявления на работу от WPA.  Национальные архивы США содержат множество писем Гопкинсу от людей, которым было отказано в помощи из-за их политических взглядов.  Люди жаловались ему, потому что верили его публичным заверениям.  Общая рубрика этих файлов: «WPA – политическое принуждение».  Агентства помощи на местах фактически стали  пунктами по скупке голосов.

При всем, при том, каждый занятый трудом по линии WPA обязан был, под угрозой лишения работы, сдавать из зарплаты по 2 доллара (кое-где и по 2 с полтиной) в фонд Демократической партии.

 

Отступление.  Повесть о двух сенаторах

 

Томас Гор был избран в Сенат США от Демократической партии, как только Оклахома стала штатом в 1907 г.  Он ослеп в детстве в результате двух несчастных случаев, и всю жизнь мог только слушать, когда родные читали ему счета, книги и газеты.  Тем не менее, он сумел стать юристом и быть избранным в сенат от штата.  Любил говорить, что он в состоянии четко видеть политические уловки, когда государство начинает заниматься помощью.  «Никакую депрессию не преодолеть подарками, пожертвованиями и подачками, протянутыми федеральной казной и вырванными с кровью у налогоплательщиков», — говорил он.

В 1935 г. Гор активно участвовал в попытке Конгресса лишить WPA ассигнований.  Когда он произнес речь против билля, тысячи людей в Оклахоме собрались на митинг, проклиная Гора.  Они послали ему телеграмму с требованием отдать голос за WPA.  Гор тоже ответил телеграммой.  Ваши действия, писал он, «показывают, как подачки портят душу.  Ваша телеграмма есть признание того, что ваши голоса можно продавать и покупать.  Как ни ценны для меня голоса избирателей, я на этом рынке не участник.  Я не могу согласиться покупать голоса за народные деньги.  Я в долгу перед налогоплательщиками точно так же, как и перед безработными».  Скоро после обмена телеграммами, ему помогли пройти в зал заседания сената, где его голос «против» оказался единственным.

Родные избиратели ему этого не простили.  На следующий год состоялись первичные выборы.  Гор попытался снова участвовать, но оказался лишь четвертым в борьбе за номинацию.  Один из тех, кто его обошел, вел свою кампанию под лозунгом «Приведите Новый Курс в Оклахому!».  У второго лозунг был похлеще: «Ферму – каждому фермеру, дом – каждой семье!».  Политическая карьера Томаса Гора на этом завершилась.

Зато второй сенатор от Оклахомы, Элмер Томас, громко приветствовал WPA.   Когда он шел на очередные выборы в 1938 г., прямо перед первичными выборами, рабочие штата от WPA получили большую прибавку к зарплате.  Томас объявил, что это его заслуга, и победил на выборах.

«Занятость в WPA достигала пика каждой осенью в год выборов, — писал экономист Гэвин Райт, специально изучавший программу WPA. – В таких штатах, как Флорида и Кентакки, где Новый Курс был темой предвыборных кампаний, скачок занятых в  WPA был прямо синхронизирован с первичными выборами».  Когда оппоненты Томаса стали критиковать его продажность, в Оклахому пожаловал лично президент Рузвельт, чтобы поддержать его кандидатуру.

Повесть о двух сенаторах наглядно показывает, как WPA изменило политику в США.

По-видимому, все-таки можно было бы смириться с чрезвычайной помощью безработным со стороны государства, когда экономическая ситуация в стране столь безнадежна, или даже приветствовать такую помощь.  Не станем  вспоминать, что эту ситуацию создало само же государство, будем исходить из того положения дел, какое было на момент создания этих FERA и WPA.  Оставим в стороне сейчас и политизацию программ.  Все равно для многих американцев наверняка помощь по этим программам стала жизненно важной.

Если бы эти и другие подобные программы действительно были чрезвычайными, то есть, временными, пока не пойдет оздоровление экономики, можно было найти им оправдание.  Но дело в том, что WPA из чрезвычайной меры превратилась в постоянную, потому что оздоровление экономики было отложено на неопределенный срок самим же правительством, что явно следует из политики Нового Курса и других его программ.  Прежде всего, ААА и NRA.

 

Управление по Регулированию Сельского Хозяйства

 

Agriculture Adjustment Act (AAA) был принят в те же сто дней законодательной горячки и вошел в силу 12 мая 1933 г.  Было создано и новое ведомство, получившее ту же аббревиатуру ААА, где третье «А» означало уже «Администрация», по-нашему — «Управление по».

Закон ААА был очень сложным, но главное в нем было вот что. (1) Некоторым фермерам государство будет платить.  Не за урожаи, а за добровольное воздержание от возделывания земли.  (2) Цены на продукцию фермеров становятся фиксированными на уровне покупательной способности фермеров до Первой войны.  (3) Основную часть средств на эти программы государство будет получать через налоги на бизнесы в отраслях, перерабатывающих продукцию сельского хозяйства, которая включает и непищевые продукты, например, хлопок и табак).

Главой ААА назначается министр сельского хозяйства, которому даются широчайшие полномочия.  Он определяет нормы налогов на указанные бизнесы, цены на многие товары, размеры земель, выводимых из обработки.  Министром сельского хозяйства был назначен известный Генри Уоллес – в дальнейшем, кандидат в президенты и бесплатный агент влияния Сталина (полезный идиот).

 

Бывшие граждане СССР хорошо знают, чем кончается государственное управление сельским хозяйством – полной дезорганизацией труда и разрухой производства.  Американцам 30-х еще только предстояло узнать и испытать это на себе.

К счастью, у них все это было смягчено.  До колхозов не дошло.  Скорее, по недостатку сроков, чем желания.  Ибо нечто подобное кое-кому в правительстве виделось в будущем.  Во всяком случае, Рексфорд Тагвелл, профессор Колумбийского университета и главный экономический советник Рузвельта, писал в дневнике (позже опубликованном) о своей убежденности в том, что «прямая собственность на фермы должна быть сильно ограничена».  Вообще, считал он, «под умным управлением будет возможно ввести плановую гибкость в застой и косность нашей устаревшей экономической системы».

Вижу слезы умиления на глазах читателя.  «Плановая гибкость» в противовес «косности» рынка – поистине, фраза века.   Что государственное управление экономикой страны не может быть неумным, предполагалось по умолчанию.  Таким был уровень этого профессора экономики, и на таком уровне правительство Рузвельта руководило страной.

 

В 1790 г. фермеры с семьями составляли 80% населения США.  С начала XIX в. началась быстрая интенсификация сельского производства.  Механизация работ, улучшение семян, улучшенные удобрения – все это сильно повысило производительность труда и урожайность.  Однако чем выше урожаи, тем ниже цены на сельхозпродукцию.

Специфика этой отрасли в том, что от начальных затрат до выхода продукции на рынок проходят месяцы (условно: от начала весны до осени).  В промышленности фирма может быстро обнаружить несоответствие своего предложения рыночному спросу и оперативно подстроиться к изменениям конъюнктуры.  В сельском хозяйстве далеко не так просто увидеть такие вещи и еще труднее подстроиться к ним.  С другой стороны сельское производство больше зависит от природных факторов.  Так что, значительные колебания рыночных цен на продукты фермеров были явлением постоянным и обычным.

Тем временем, рост урожайности объективно способствовал уменьшению сельского населения.  Все больше фермеров бросали свое дело и подавались в города, где рост промышленности вызывал постоянный спрос на труд.  Урбанизация привела к тому, что в 1933 г. сельское население составляло только 30%.

В начале 30-х положение фермеров стало незавидным.  Ответные меры других стран на Тариф 1930 г. резко снизили мировой спрос на продукцию американских фермеров.  Также снижением спроса отозвалась глубокая депрессия в самой стране.  И продать ферму стало очень трудно, а в городах упал спрос на промышленный труд.  Фермерам просто некуда было податься.

Интервенционистские меры предыдущих правительств, особенно Гувера, о которых мы писали раньше, не столько помогали фермерам, сколько запутывали ситуацию, создавали ложные ожидания и все глубже вовлекали сельских хозяев в ловушку государственного регулирования.  С началом депрессии фермерам только и оставалось надеяться на помощь правительства.  И они активно этого добивались – в том числе, через своих депутатов в Конгрессе.

Затея с ААА должна была решить многие проблемы.   Плата фермерам за отказ культивировать часть их земли означала снижение их продукции и,  соответственно, рост закупочных цен.  Но по части ценообразования правительство на рынок не надеялось.  Программа ААА предусматривала фиксированные цены на сельхозпродукцию — на уровне покупательной способности фермеров то ли 1910, то ли 1914 года!

Закон наделил министра сельского хозяйства Уоллеса широчайшими полномочиями.  Заключать контракты с фермерами, пожелавшими сокращать площадь посевов, определять размер платы, определять размеры сокращаемой площади для разных случаев, даже право поднимать налоги на пищевую промышленность – этого добивался Уоллес, и это он получил.

Все это означало невообразимое увеличение численности бюрократов в министерстве.  Кроме них, в работе участвовали 3 тыс. агентов на местах и еще 100 тыс. нанятых (за 3 — 4 доллара в день) наблюдать за проведением контрактов в жизнь – то есть, шпионить и доносить.   И еще было создано 110,5 тысяч комитетов по графствам для обработки таких донесений и прочей первичной информации.

Радиожурналист Х. Калтерборн, восхищавшийся Уоллесом, посетил министерство и описал свои впечатления так: «Размеры регулирующей машины для воплощения ААА устрашат всякого, кто верит, будто американский фермер – хозяин своего владения.  Тысячи инспекторов посланы в поля.  Тысячи счетоводов отслеживают то, о чем сообщают инспекторы, — что растит каждый фермер, какую пользу каждый участник или неучастник должен получить.  Если под контролем вид растений, фермер будет расширять посевы других видов.  Если под контролем площадь посевов, он оставит невозделанными наихудшие угодья (часто такие, которые он вообще не засевал, – ЕМ).  Отсюда происходят избытки урожая, которые также нужно контролировать.  Фермерам платят миллионы долларов, чтобы они не производили, в то время как президент Рузвельт говорит нам, что треть народа недоедает.  Каждая решенная проблема порождает две или три новых» (курсив его).

Результаты всей этой деятельности были катастрофическими.  Сокращение посевов обернулось недопроизводством огромного масштаба.  Америка впервые в истории стала ведущим импортером сельхозпродуктов.  Началось это еще в 1934 г., и приобрело гигантские масштабы в 1935.  Вот конкретные данные:

 

Импорт сельхозпродукции в США

                                                                            1934                            1935

Мясо и телятина (фунтов)                            138 тыс.                      7,7 млн.

Ветчина и бекон (фунтов)                           626 тыс.                      2,8 млн.

Масло (фунтов)                                             535 тыс.                      30 млн.

Кукуруза (бушелей)                                      817 тыс.                      35 млн.

Пшеница (бушелей)                                      3,3 млн.                      13,5 млн.

Хлопок-сырец (фунтов)                               7,3 млн.                      36,4 млн.

Минсельхоз тут же приписал неурожаи засухе и пр.  Понимаете, в виде исключения как раз в эти годы случилась плохая погода.  А может такая случалась всегда?  Это один из факторов (наряду с движением мировых цен), которые делают невозможными точные предвидения урожаев и цен, также как и определение оптимальных площадей посевов от года к году.  Именно это вознамерился делать Уоллес.  Естественно, явились непредвиденные последствия, о которых столичные бюрократы вообще не подозревали.

В 1934 – 36 гг. – в разгар депрессии, с миллионами без работы и заработка —  сильно выросли розничные цены на продукты питания и одежду.  Ввиду сокращения объемов производства фермеров и снижения спроса на их продукцию, обрабатывающая промышленность также пошла вниз, и хозяева стали увольнять работников.  Доля экспорта Америки на международном рынке сократилась, и этот сектор быстро заняли другие.  До ААА доля США на рынке хлопка составляла 60%.  Теперь одна Бразилия вдвое увеличила свои площади под хлопком.

Минсельхоз начал пересматривать изымаемые площади посевов в сторону уменьшения.  Были проделаны скрупулезные расчеты, в результате которых к 1937 г. на складах государства скопилось столько хлопка, что в следующем году можно было его вообще не выращивать.

Еще одно непредвиденное последствие – массивное изгнание арендаторов с хлопковых плантаций.  Обычно фермеры держали их на самых плохих землях – тех, которые теперь они стали изымать из оборота.  И сотни тысяч этих людей стали пополнять армию безработных.

Разумеется, эта проблема дала Рузвельту возможность для еще одной федеральной программы.  Было создано Управление по Переселению (Resettlement Administration – RA) во главе с Рексом Тагвеллом.

 

Здесь будет город-сад…

 

Тагвелл был счастлив возможностью эксперимента с планированием общества.  Ему были даны 13 тыс. работников и $250 млн.  Под его руководством были разработаны планы переселения тысяч людей в поселения нового типа.  «Моя идея, — говорил Тагвелл, — выйти из городских центров населения, подобрать дешевую землю,  построить целые общины и завлечь туда людей.  Затем вернуться в города, снести все эти трущобы и на их месте разбить парки».

Ох, я планов наших люблю громадье…

«Все было сделано нескладно и расточительно, — признавался позже Тагвелл.  Даже Рузвельт, перед лицом высоких затрат и никаких результатов  Тагвелла, признал: «Не думаю, что все это оправдано».

Короче, еще один провал Нового Курса и пример «умного планирования» государством.

Гладко было на бумаге…  Но как заманить людей в эти поселки вдали от городов, без развитой инфраструктуры последних и множества служб?

В одном из таких поселков, Артурдейл, Сев. Вирджиния, готовые элементы сборных домов не подходили к заложенным фундаментам.  Когда эту проблему решили, оказалось, что неимущие люди, для которых они построены, не могут позволить себе там жить.  Им прежде всего нужна работа…

Поселок Аксарбен («Небраска» наоборот), 20 миль от г. Омаха, «город мечты».  Представлял собой 38 домиков, окруженных зеленью, и при каждом – 7 акров земли.  Никто не хотел туда переселяться, поселок остался безлюдным.

Так называемый «Проект 32»  состоял в переселении двухсот семей на Аляску.  На это было выделено $5 млн.  С самого начала критики указывали, что в выбранном месте уже живут 117 семей и влачат жалкое существование.  Перевезли туда людей, не зная, ни что они умеют делать, ни чем будут заниматься в новых непривычных условиях.  По словам одного жителя Аляски, «Весь проект социально и экономически гнилой.  Он был задуман в невежестве и воплощался нелепо».  Эксперт по Аляске Рекс Бич, изучив вопрос, предсказал, что три четверти прибывших скоро покинут новое место.

Особняком стоит любимое детище Тагвелла: сельский коопратив в Аризоне.  Как обычно, поначалу все шло неплохо, но чем дальше — тем хуже.  Кончилось провалом.

Большинство «городов нового типа» постигла та же участь.  Под давлением критики, Рузвельт запретил Тагвеллу выступать публично во время предвыборной кампании 1936 г. и вскоре после выборов принял его отставку.  RA он влил в новое ведомство – Social Security Administration.

В 1936 г. Верховный Суд постановил, что  ААА противоречит Конституции Соединенных штатов.

 

«Города мечты» Тагвелла останутся в истории как символ Нового Курса: добрые намерения, результат, обратный заявленному, и несметные суммы разбазаренных  денег налогоплательщиков.

 

Отступление.  «Красный Рекс», прогрессист 100%

 

Рексфорд Тагвелл родился в 1891 г. в семье фермера (выращивание фруктов) и учительницы на западе штата Нью-Йорк.  Он с детства был свидетелем колебаний цен на рынках сельскохозяйственных продуктов – обычно суровых в Новой Англии.  Фермеры беднели и часто не могли потом подняться.  С юности Тагвелл вывел для себя, что во всем мире происходит то же самое, и что мир нужно изменить.  Естественно, с его участием.

Учился Тагвелл в штатном университете Пенсильвании.  Наибольшее влияние на его, по его признанию, оказали проф. Скотт Ниринг, Джон Дьюи и Саймон Паттен.  Первый был социалист.  Второй — промарксистский мыслетель, в последствии – прославленный основоположник философии прагматизма и реформатор системы образования.  Он считал, что дети могут познавать науки только делая что-то руками.  Ему же приписывают правило «дайте ребенку изучать то, что хочет он сам».  Из идей Дьюи, вышло много новых начинаний, в конечном счете, разрушивших школьное образование в США.  Например, что в обучении нужно избегать соревновательности, поэтому обучать следует коллективно.  От всего этого уже недалеко до принципа равнения на отстающих.

Паттен преподавал экономику.  Он учил, что на земле достаточно ресурсов, чтобы обеспечить богатством всех людей, проблема только в распределении, которое нужно реформировать.  Некоторые сравнивают его с Вебленом.

Затем Тагвелл учился в других университетах, последним из которых явился Колумбийский.  Там он и стал профессором экономики.  Чему его научили, то и стал он развивать в своих писаниях.  Главной страстью его было государственное планирование экономики, которое должно «снизить расточительность капитализма».

В 1927 г. Тагвелл совершил поездку по СССР, в составе большой группы «прогрессистов» (интеллектуалов, журналистов, профессоров, мелких политиков) и тред-юнионистов.  Мало кто из них восторгался большевиками, каждый был по-своему скептичен.  Понесло их туда недовольство своим, американским капитализмом – неравенство социальное и экономическое, бедность масс, стихия рынка…  Они искали «третий путь» и надеялись найти что-нибудь полезное в этом смысле даже в СССР.  По пути  хотели посетить Италию, но Муссолини их не впустил.

Со своей стороны, Сталину нужны были американские кредиты и технологии, получению чего препятствовало отсутствие дипломатического признания СССР Америкой.  И конечно – как всегда в таких случаях – был повод для пропаганды социализма в противовес капитализму, а также возможность заполучить агентов влияния.

Принимали их там по высшему разряду – бесплатные гостиница, транспорт, вагоны-люкс, банкеты, встречи с Калининым и Троцким (тогда еще просто опальным вождем).  Тагвелл изъявил желание спуститься «вниз по матушке», и ему устроили «баржу», где он разучивал песню о Стеньке Разине.

Понятно, им показывали только то, что хотели показать.  А Тагвелл увидел то, что хотел увидеть.  Деревня вместо индивидуальных фермеров – это большое преимущество.  Потому что есть возможность для кооперации.  Устранить межи и пустить трактор на общее поле.  «Кооперация в природе вещей», — писал он.  Будучи противником диктатуры – вообще и большевистской, в частности, — Тагвелл восхищался, однако, заботой государства о крестьянах и вообще о «человеке».

Незадолго до отъезда внезапно объявили, что их примет Сталин.  Тагвелла не предупредили, и он этот шанс упустил.

 

Насколько можно судить, представления Тагвелла об экономической науке отвечали уровню среднего слесаря, с тем преимуществом последнего, что тот не имел завиральных идей.  В современных терминах, микроэкономики Тагвелл не знал, а макроэкономики тогда еще не существовало.  Что же он знал?  Его экономические представления представляли конгломерат идей из Карла Маркса, Генри Джорджа, Торстена Веблена и их последователей.  Этого было довольно, чтобы в левых кругах прослыть знающим экономистом.

Неудивительно поэтому, что Тагвелл стал главным экономическим советником Рузвельта.  Они подружились в бытность Рузвельта губернатором Нью-Йорка.  После победы на президентских выборах, Тагвелл вошел в его «мозговой трест».  Там собрались: Генри Уоллес, Генри Моргентау, Гарри Гопкинс, Бернард Барух, Реймонд («Рей») Моули, Феликс Франкфуртер и другие выдающиеся мозги.[1]  Они и готовили законопроекты, которые пошли в ход после 4 марта 1933 г., и писали речи президента.

Уоллес и Тагвелл подхватили идею одного профессора о плате фермерам за урезание возделываемых площадей.  Наиболее вменяемым из советников Рузвельта был, видимо, Моули.  Он считал, что правительство должно работать вместе с бизнесменами.  Но Тагвелл настаивал на необходимости государственного планирования.  Другим его пунктиком было «прижать барышников», под которыми он понимал частных предпринимателей.  Тагвелл и еще некоторые приветствовали идеи Кейнса, а Моули был озабочен ростом расходов государства.

На вопрос Рузвельта, какой пост он хотел бы получить в правительстве, Тагвелл попросил должность помощника министра сельского хозяйства при Уоллесе.  Так он оказался экспертом по фермерам.  В 1934 г. он был назначен заместителем заместителя министра (under under secretary) Уоллеса.  Но Рузвельт часто консультировался с ним по множеству других аспектов Нового Курса.

В правительстве Тагвеллу противостоял Льюис Дуглас, «Директор по Бюджету».  Он был против больших расходов государства и валютных игр, выступая за то, чтобы оставить инвестиции частному сектору.  Дуглас прямо говорил Рузвельту, что идеи Тагвелла могут привести к «установлению в стране коммунистического или фашистского порядка».  И что меры президента «уничтожат средний класс инфляцией бумажек или невыносимыми налогами». Но Рузвельту такие соображения были совершенно чужды.

Дуглас был консервативный демократ, сторонник ответственной финансовой политики.  Понятно, что его не устраивали никоим образом плачевные результаты деятельности президента Гувера.  Поэтому он стал преданным сторонником Рузвельта во время предвыборной кампании последнего, ожидая от него политики, направленной на скорейшее восстановление экономики.  Предполагали, что ему будет предложен пост госсекретаря.  В последний момент, когда кандидат на должность Директора Бюджетного Бюро отклонил предложение Рузвельта, он предложил этот пост Дугласу.  Во время разговора Рузвельт уверил его в своей преданности сбалансированному бюджету, и Дуглас согласился.  Он поддержал Экстренный акт о банках и другим первые меры правительства, но был против AAA и TVA как мер по вмешательству в экономику.  Он также был против выхода из золотого стандарта.  Когда он узнал, что Рузвельт собирается просить о выделении правительству еще $600 млн. вдобавок к уже выделенным $2,5 млрд., он  вышел в отставку 30 августа 1934 г.  Его место занял Моргентау, взгляды которого были близкими к идеям Тагвелла.

Как ни странно, Тагвеллу не нравились федеральные «программы помощи». Вскоре он даже стал выступать за сбалансированный бюджет и возражал против расширения «государства благосостояния».  Но все это так или иначе совестимо с «прогрессивными» убеждениями.  В конце концов, СССР имел сбалансированный бюджет во весь сталинский период, и советская пропаганда тоже весьма критически отзывалась о «государстве  благосостояния при капитализме»…

Главное, Тагвелл отнюдь не забросил свою идею экономического планирования.  До того, как он ушел в отставку из правительства в 1936 г. в связи с внутренней критикой его «планирующей» деятельности (его стали называть «красный Рекс»), он успел наломать немало дров в сельском хозяйстве и в рамках программы переселения людей в новые города (о чем речь ниже).

В 1938 г. Тагвелл стал директором городского  Комитета по планированию в Нью-Йорке.  В 1942 был назначен губернатором Пуэрто Рико.  В 1946 г. вернулся к профессорству в различных университетах.

Тогда же Тагвелл и его друг Генри Уоллес, создали организацию Прогрессивные Граждане Америки (РСА).  В нее вошли такие люди, как Поль Робсон, Артур Миллер, Дэшел Хеммет, Аарон Копленд, Юджин О’Нил, Торнтон Уайлдер, Джин Келли и многие другие.  В письме к министру иностранных дел Британии, другая группа, не столь левая, назвала РСА группой «коммунистов, попутчиков и, как мы говорим, тоталитарных либералов».  Из РАС скоро сформировалась Прогрессивная партия во главе с Уоллесом, которая стала проводником влияния Сталина в американской политике.  Но это отдельная история.

Умер Тагвелл в 1979 г., ничего не поняв и ни в чем не раскаиваясь.

 

Управление по Национальному Восстановлению

 

Во время предвыборной кампании 1932 г. Рузвельт обещал: (а) «сильное лидерство в устранении бедствия»; (б) иметь сбалансированный бюджет каждый год; (в) урезать расходы государства на 25%; (г) начать общественные работы, чтобы «дать занятость миллиону людей»; (д) помочь сельскому хозяйству…  Понятное дело, разные обещания давались перед разной аудиторией.  Поэтому никто, по-видимому, не спросил его в лоб, как он собирается урезать расходы государства и одновременно оплачивать массированные правительственные программы.  А если бы кто-то и спросил, ничего бы не добился.  Рузвельт умел одинаково и забалтывать людей, и уходить от неудобных вопросов.  Умел и на голубом глазу отрицать, что нечто вообще было им сказано.

Короче, процесс пошел.  Все обещания (а) – (д) на деле свелись к тому, что государство начало узурпировать функции рыночной системы и подменять ее бюрократией.

Под занавес памятных ста дней лихорадки законодательства 1933 г. — после многих вариантов, рабочих рассмотрений, возражений, контрдоводов, дебатов, согласований, предварительных рассмотрений, новых согласований и пересогласований – был принят обеими палатами Конгресса  13 июня и подписан президентом Рузвельтом 16 июня National Industrial Recovery Act (NIRA).  Вскоре из названия исчезло слово «промышленный», и осталось NRA – тем более, что последняя буква скоро стала означать «администрацию».  Так и появилась (-ось) знаменитая (-ое) National Recovery Administration – Управление по Национальному Восстановлению.

Подписывая закон, Рузвельт предрек, что он останется в истории как самый важный и далеко идущий из всех, когда-либо принятых Конгрессом Соединенных Штатов.  Он оказался прав.  Можно забыть всякие FDIC, FSLIC, FFMC, HOLC, TVA, WPA, ААА – весь «алфавитный суп» можно забыть, но NRA не позабыть нам никогда.

В свое время Адам Смит писал, что двумя главными целями промышленников являются максимум прибыли и ограничение конкуренции.  Первое из них полезно обществу, второе – вредно, указывал он.  Ни одно сборище промышленников, добавил Смит, даже если они собираются ради развлечения, не обходится без нового заговора против интересов общества в целях ограничения конкуренции и повышения цен.  Поэтому к их предложениям о новых законодательных мерах нужно всегда относиться с подозрением.

Поверите или нет, только NRA было создано государством именно ради  ограничения конкуренции и повышения цен.

Рузвельт еще сказал, что закон об NRA был принят, чтобы «вернуть людям работу, дать им возможность покупать больше продуктов ферм и фабрик и начать свой бизнес снова на достойном уровне жизни».

Ни одного слова правды.  Образец чистейшей демагогии на уровне ЦК КПСС.  В результате NRA, стало все наоборот.  На деле, эксперимент NRA был задуман как первый шаг к контролю правительства над частным сектором и введению национального планирования, к чему активно стремились Тагвелл и другие

NRA, «вероятно, препятствует оживлению, да и провернули его слишком торопливо», — писал тогда Дж. М. Кейнс в Нью-Йорк Таймс.  С самого начала поднялись споры: что было целью NRA?  Действительно оживление экономики или преобразование промышленного сектора?

Сам закон включал много чего, но ключевое значение имел лозунг «справедливой конкуренции».   Что это значит, стало ясно когда представителям отраслевых ассоциаций промышленников, рабочих и потребительских союзов было предложено собираться и составлять «отраслевые кодексы».  Каждый такой кодекс содержал перечень «справедливых цен» на продукцию отрасли и «справедливых ставок» заработной платы.

Естественно, тон задавали представители крупных компаний и профсоюзов.   И столь же естественно, что бизнесмены-участники сделали все возможное, чтобы облегчить себе жизнь.  Иначе говоря, свести конкуренцию к минимуму.  Государство гарантировало им изъятие из антитрестовских законов.  То, что получалось в итоге, называется картелизацией отраслей.  Неоправданное повышение цен на продукцию однозначно требовало сокращения объемов ее выпуска и, следовательно, уменьшения производственных мощностей отрасли.  Вход других компаний на рынок отрасли становился невозможным.  О технологическом прогрессе можно было забыть.

Кодексы содержали достаточно высокие цены (выше цен свободной конкуренции) и ставки зарплаты.  Общей целью также была укороченная рабочая неделя.  В целом, цены должны были быть на уровне лета 1933 г., а зарплата – на уровне 1929 г.  Так как с 1929 по 1933 годы оба показателя значительно упали (и лишь немногие фирмы показывали ощутимую прибыль), указанное соотношение того и другого, да еще с сокращением рабочего времени, отдавало совершенной иррациональностью.  Кажется, не оставалось ни одного закона экономики, против которого не шли бы меры NRA.

Эти кодексы, числом 557, обретали силу закона, нарушение которого каралось точно так, как нарушение любого закона, — штрафами и/или тюрьмой.  К сентябрю 1933 г. участвовать в NRA согласились 2,3 миллиона фирм с общим числом занятых свыше 16 млн. чел.

Фиксированные цены сразу отметали любые инновации, а с этим – главный источник роста производства.  Высокий уровень этих фиксированных цен выхолащивал конкуренцию вообще, а средние и малые бизнесы эти цены просто вгоняли в гроб.  Зато исчезновение каждой небольшой компании отдавало ее рынок корпорациям-конкурентам.  Все это и было названо, по-орвелловски, «справедливой конкуренцией».  Повышение средних цен по отрасли немедленно повышало цены в отраслях, которые потребляли ее продукцию для своего производства.  Ну кто же мог такое предвидеть!..

Сенатор от Айдахо Уильям Бора был одним из немногих, кто выступал и голосовал против билля.  После того, как тот стал законом и пошел в жизнь, сенатор получил от бизнесменов и предпринимателей около тысячи писем.  Они хранятся сейчас в Библиотеке Конгресса.  Так сказать: роман в письмах «Бедные люди, униженные и оскорбленные».  Только это были не шутки.  Это был кошмар новой реальности – Нового Курса.

Наряду с ценами, в кодексах были записаны многообразные обязательные требования.  Кодекс для заготовки древесины, например, требовал составлять «официальные отчеты NRA», которые включали перечень имен клиентов данного бизнеса.  Ну, чего такого?  Раскрыть свою клиентуру крупным конкурентам…

В других случаях полагались штрафы, если бизнесмен послал письмо человеку, который может стать его клиентом.  Кодекс инвестиционных банков запрещал звонить потенциальному покупателю акций без его письменного разрешения.  Кодекс ювелирного дела запрещал давать объявления о ценах на ремонт часов.  Пекари, шахтеры, лесорубы, торговцы овощами и множество бизнесменов других занятий писали сенатору Бора, рассказывая, как и почему они не могут продолжать свой бизнес или уже потеряли его.

Установленные цены и другие требования NRA выталкивали из бизнеса небольшие компании, которые могли вести дела как раз только потому, что их цены были ниже цен крупных компаний.  В новых условиях невозможно было даже продать свой бизнес – кто захочет его купить?  Одни просто закрывали лавочку без всякой компенсации, другие отказывались повышать цены и шли в тюрьму.  Тысячи и тысячи бизнесов, которые выстояли в период Великого Обвала, теперь пошли под бульдозер Нового Курса.  Каждый такой случай означал также потерю работы для нанятых людей, то есть, прирост армии безработных.

Немало газет критиковали NRA.  Даже в самой NRA скапливались удручающие данные.  Там работал обычный чиновный люд, который верил в то, что делает добро.  А тут — прыжок цен без роста доходов, регулирование продукции – все яснее становился вред для потребителей.  Выяснили, что зарплата по стране выросла, но розничные цены подскочили еще выше (упс!).  Было проведено внутреннее расследование многочисленных жалоб на NRA.  Отчет вышел весьма критичным.

Известный экономист Ирвинг Фишер из Йельского университета провел свой анализ и сказал Рузвельту, что NRA препятствует оживлению экономики и особенно – снижению безработицы.

Но у  Рузвельта были другие цели, и он продолжал твердо поддерживать NRA.  Даже после того, как в мае 1935 г. Верховный Суд вынес постановление о том, что эта структура противоречит Конституции, и ее пришлось закрыть, Рузвельт не сдавался.  Он осудил решение ВС и пытался воскресить NRA под другим соусом.  Ему удалось даже провести в Конгрессе билль, подобный кодексу NRA, для угольной промышленности.  Ужасно неудобная отрасль для фиксации цен.  Разные типы угля, разное назначение, разные размеры извлекаемых кусков – всего подлежало фиксации – не падайте в обморок — 350 тысяч цен.  Когда наконец эта работа была завершена, как-то совсем неожиданно оказалось, что высокие цены на уголь повысили конкурентоспособность других источников энергии – нефти, природного газа, электричества.  Продажи угля резко упали.  Отрасль, которая уже в 20-х гг. переживала не лучшие дни, пришла в полный упадок.

А Рузвельт был уверен: без NRA промышленность придет в такое расстройство, что пойдут призывы вернуть его.  Идея NRA была прекрасной, но все испортили жадные бизнесмены и хитрые юристы. Уже тогда он задумал изменение состава Верховного Суда, чтобы возродить NRA.

Как-то Рузвельт признался Моргентау, что его мечта – всемирный NRA, который он сам организует и возглавит.  Народы будут обращаться к нему за советом, а он будет давать предписания, как им решать свои проблемы.

 

Самое время нам вспомнить сказанное на первых страницах о том, что с момента достижения финансовой стабильности в начале марта 1933 г. начался медленный, но заметный экономический подъем.  Производство стало расти, безработица – снижаться.  Процесс длился четыре месяца.  В июле он остановился и затем пошел вспять.  Все показатели вернулись к уровню начала марта 1933 или еще ниже.  Стагнация продолжалась до 1935 г., когда снова пошло оживление экономики.

Теперь можно понять, откуда что взялось и куда девалось.  Закон о NRA был принят в середине июня 1933.  Верховный Суд вынес решение в мае 1935 г.  Как говорится, чего же боле…  Можно, конечно, посчитать эти даты просто совпадением.  Особенно, если забыть, что представляло собой NRA…

Программа NRA остановила начавшееся оживление экономики и потащила ее вниз.  Ни ААА, ни WPA, ни другие программы Нового Курса не помогли и не могли помочь экономике страны встать на ноги, но NRA больше всего послужила продлению депрессии.

По глупости и вредоносности NRA сравнимо только с Тарифом.  Но там хоть присутствовали как бы рациональные, пускай ошибочные, ожидания какой-то экономической пользы.  В данном же случае имела место голая насмешка над здравым смыслом.

 

Поворотом в судьбе NRA страна обязана компании братьев Шехтер по торговле кошерными курами в Бруклине.  В это время то тут, то там проходили процессы о нарушении кодексов NRA, и были случаи оправдания подсудимых.

Перед лицом растущей критики в адрес NRA, чиновники правительства давно искали случая устроить показательный процесс суда над нарушителями кодов и показать, что такие люди – обычные взяточники, преступники, уголовники.  Были рассмотрены разные варианты.  Остановились на братьях Шехтер.

Как и многие вокруг, Иосиф, Мартин, Алекс, Аарон и другие братья Шехтеры не хотели подчиняться нелепым кодексам.  Шехтеры были типичными иммигрантами из местечка.  Их английский был плох, говорили они с сильным идишским акцентом.  Когда дело стало приобретать огласку, журналисты назвали этот процесс «Иосиф и его братья» и кое-кто намекал, что прокурор играет на антисемитских предрассудках публики.

Процесс в суде низшей инстанции закончился обвинением братьев по 60 пунктам.  Окружной суд Бруклина отклонил апелляцию. Суд оштрафовал братьев и дал им по нескольку месяцев тюрьмы.  Но было еще кое-то хуже тюрьмы.  Одним из пунктов обвинения была торговля больными курами.  А это уже бросало тень на их честность как поставщиков кошерного товара.

Адвокатом Шехтеров был юрист-еврей Геллер (некоторые газетчики писали, что у него нос ястреба и «бруклинский акцент»).  Последовала апелляция в Верховный Суд, и правительство решило, что это будет самый подходящий случай.

Постепенно дело приобретало все большую огласку. К Геллеру, в качестве консультантов, присоединилась большая юридическая фирма с Уолл-Стрита.

Когда на слушаниях в ВС адвокат NRA обвинил Шехтеров в том, что они позволяют клиенту самому выбирать себе курицу, один из судей спросил: а как нужно?  Оказывается, клиенту по кодексу положено залезть рукой в клетку, не глядя, и взять первую, что попадется.  Говорят, никогда еще не бывало столь  дружного и громкого хохота всего состава Верховного Суда.  Говорите, покупателю запрещено выбирать товар, какой ему нравится?

В целом, суд определил, что NRA неконституционно, потому что ему приданы законодательные функции.  Проголосовали 9 : 0.

 

Экономика оживает

 

Рузвельт был убежден, что отмена NRA вызовет спад экономической активности.  Произошло наоборот.  Уже в августе 1935 г. стало видно, что экономика оживает.

До мая 1937 г. занятость в 25 отраслях промышленности выросла на 24,4%.

В июле 1933 г., когда остановилось оживление, уровень безработицы был 23,3%.  Через два года, в июле 1935 г., этот показатель был почти на том же уровне: 21, 3%.  От начал падать с октября-35 и в декабре 1936 г. достиг 15,3%.  К маю 1937 г. безработица упала до 12,3%.

Производство товаров кратковременного пользования с мая 1935 г. по декабрь 1936 г. увеличилось на 24,8%.  К маю 1937 г. оно выросло еще на 2,4%.  Производство товаров длительного пользования росло еще быстрее: с мая-35 по декабрь-36 прирост составил 49,3%, и к маю-37 добавилось еще 5,9%.

Цены акций по индексу S&P с мая-35 по май-37 выросли с 86 до 138.

Все указывало на то, что началось устойчивое оздоровление экономики.

А что это у нас все «май 1937 г.» мелькает?  Что еще за веха?

 

Великая Депрессия была явлением беспрецедентным.  И все, что происходило в годы Нового Курса, было беспрецедентным.  Но то, что произошло  летом 1937 г., превзошло все предыдущее.  Да так, что даже эпитета не подберешь.

Скорее всего, это многим известно.  Но, возможно, не всем.   В середине 1937 г. в экономике, которая еще не оправилась от Великой Депрессии, внезапно произошел резкий спад.  Депрессия внутри депрессии.

Индекс деловой активности газеты «Нью-Йорк Геральд Трибюн»  уже в апреле показал снижение до уровня 1935 г.  Индекс S&P к сентябрю упал на 20 пунктов.  В октябре 1937 г. биржа обвалилась почти так, как это было в 1929 г.  С августа 1937 по апрель 1938 г. индекс S&P упал на 52%.  Для сравнения: с сентября 1929 г. по май 1930 г. (в период двух биржевых крахов) падение индекса составляло около 25%.  Всего с августа по декабрь 1937 г. цены акций упали на 41,5%.  Затем еще на 10% к апрелю 1938 г.

В период сентябрь-37 – июнь-38 производство товаров длительного пользования упало на 66%, товаров кратковременного пользования – на 15%.

Безработица выросла с 12,3% в мае 1937 г. до 20,1% в мае 1938 г.

Падали цены на товары.

 

Сжатие оказалось более суровым, чем в 1920-21 гг. и даже более суровым, чем в начале Великого Сжатия 1929-30 гг.  Экономика страны вернулась к состоянию 1933-34 гг.

Само собой, никто в правительстве не ожидал ничего подобного – ни спада вообще, ни его масштабов.

Что же такое произошло?  Чем вызван был поворот от оздоровления к депрессии внутри депрессии?

 

Окончание следует

 

---