Сначала был…шепот

У людей разных возрастов, живших при сталинщине, оказавшихся тогда в различных обстоятельствах, — своё восприятие этого времени, своя память. К десяти годам я, образцовая пионерка, с «младых ногтей» впитавшая ненависть к фашистам и любовь к великому вождю, крепко усвоила: говорить обо всём нельзя. Поэтому для меня, сначала был… шепот. Тихим звуком долетали до моих ушей обрывки фраз: «В Бабьем Яре… Неизвестно, сколько там тысяч… Со всего Киева… Земля колыхалась…» … «Говорят, Михоэлса — убили…»… «И Квитко, и Маркиш… Как это может быть правдой?… Тише, дети услышат…».
Вот так, с еле слышного шепота родителей начиналось для меня знакомство с непростой историей советских евреев. Моя хорошая знакомая в Перми оказалась племянницей одного из врачей, проходившего по известному делу. И я, разумеется, стала её расспрашивать. Она ничего не смогла мне сообщить, кроме того, что её дядя, брат отца, недолго прожил после освобождения из сталинского застенка. В семье это была надолго запретная тема. Не осталось ни фотографий, ни писем, ни устных рассказов. Буквально ни-че-го. Всё было уничтожено с его арестом.
«Дело врачей», о котором сегодня знают все, пришлось на мои школьные 15 лет. Обычным, ничем не примечательным январским днём я сижу дома за уроками. Бьюсь над задачкой по алгебре, никак не сходится ответ. Что за тишина вдруг в доме? Только радио… Суровый голос диктора в динамике перечисляет фамилии, фамилии… «Разоблачение презренной банды врачей-убийц ещё раз напоминает о той ненависти, которой охвачены…»
Врачи- убийцы! Молча, потрясенно переглядываются родители. О чем они шепчутся ночью, чтобы я не услышала? Тревога, непонятное предчувствие беды долго не дают уснуть.
Утром в школьной раздевалке моя одноклассница, дочь заводского начальника цеха, остановив меня среди детских шуб и пальто, негромко говорит: «Там одни евреи, понимаешь?». Я киваю, хотя только сейчас, после её слов, до меня окончательно доходит, что «там», действительно, одни евреи, и становится понятно, почему так потрясены родители и о чем они шептались ночью.
Перед первым уроком в класс заходит всеобщий любимец, учитель немецкого языка Борис Львович, приохотивший к шахматам всю школу с 5-х по 10-е классы. Про него говорили, что он чуть ли не от самой Варшавы бежал от фашистов. Наш класс – английский. В нём без малого десяток – еврейские девочки, сплошные отличницы и «хорошистки» (исключая меня, с тройкой по математике), все – заядлые шахматистки. Может быть, поэтому учитель заходит в наш класс, и мы засыпаем его вопросами. Он стоит у крайней от двери парты и, опустив умные, очень выразительные глаза, тихо говорит:
-Да, к сожалению, это так…
Кто-то начинает возмущаться, а учитель всё стоит, опустив глаза, и я понимаю, что он так же потрясён, как и мои родители.
Много лет спустя, где-то в начале 1960-х, когда я окончила университет и была уже замужем, наш друг Миша, судмедэксперт, рассказал нам с мужем, что по служебным делам был однажды приглашен в Управление МВД. И там, зайдя в туалет, обнаружил на подоконнике стопочки чистых бланков-анкет для заполнения евреями, которых должны были, оказывается, в 1950-е годы выселить из городов СССР куда-то на север – в тундру или тайгу. Ему об этом сказал какой-то чин, к которому он обратился с вопросом.
— Всех! Всё было уже готово! – уверял Миша.
Как это всех?! Гитлер убивал всех евреев. Но у нас – всех?! За то, что евреи?! Это было настолько чудовищно и неправдоподобно, что казалось просто бредом.
-Да врёт он всё! – убеждала я мужа.
Муж иронически усмехался. Он был человеком скептического ума. Со школы увлёкся радиоделом, ловил в трескучем эфире разные «голоса», а наслушавшись их, уже не мог воспринимать нашу советскую действительность так, как воспринимала её я.
-Дурочка она, — объяснял он Мише. – Чем ей в школе голову забили, тем и живёт. Про «дело врачей» слышала? – Это уже ко мне вопрос.
-Ага! «Дело врачей»! Если бы всё было, как вы с Мишкой говорите, никогда бы их не оправдали! А их оправдали, не побоялись, небось, сказать, что они не виновны. Это всё Берия со своими предателями устроил!
Муж безнадёжно махал рукой, и они с Мишкой громко хохотали над моими глупостями.
В начале 1960-х уже можно было смеяться над такими «глупостями» и не бояться, что друг донесёт на тебя «куда следует». Но всего 10 лет назад, люди, даже не зная о сатанинском сталинском плане депортации евреев после завершения «дела врачей», — запутанные, запуганные, униженные – были парализованы страхом и ужасом. Их спасла, видимо, ниспосланная Богом, смерть «вождя народов».
… Это неправда, что время уходит безвозвратно. Уходим мы: из детства в юность, из юности в зрелость, неизбежно приходит старость с её заключительным финалом. Но время остаётся в нас и с нами. Даже, если на дворе другое тысячелетие. Одних время способно научить уму-разуму, другие на всю жизнь остаются «двоечниками». Надеюсь, я принадлежу к первым. Но как много «двоечников» вокруг! Так и не усвоив главного жизненного урока, они тычутся по улицам и площадям российских городов с портретами вождя, настоящее имя которому – дьявол. Недавно где-то в Якутии они открыли ему памятник. Они хотят вернуть городу-герою его сатанинское имя, обклеивают автобусы его портретами. Они не желают знать счета крови, которую он пролил. Идиотизм – болезнь неизлечимая. Если верно, что время не только лечит, но и учит, то здесь оно бессильно.
Фира Карасик.