ЧТО ДЕЛАЕТ ПОЛИЦЕЙСКИЙ НА РЫНКЕ

Нобелевская премия по экономике 1982 г. присуждена была Джорджу Стиглеру «за плодотворные исследования отраслевых структур, функционирования рынков, а также целей и последствий государственного регулирования». Как сказано в пресс-релизе Банка Швеции: «Достижения Стиглера делают его лидером в прикладных исследованиях рынков и отраслевых структур… В силу особенных достижений его исследований, Стиглер также признан как основатель «экономики информации» и «экономики регулирования» и как один из пионеров в исследованиях на пересечении экономики и права».

Почему сказано именно об «отраслевых» структурах? Да потому что — почти все, что говорится о рынках, конкуренции, монополии, спросе-предложении и т.п., фактически имеет место и рассматривается в отраслевом разрезе. Конкурируют между собой, за редкими исключениями, фирмы одной и той же отрасли. «Рынок, устанавливающий цены» есть рынок внутри одной отрасли, потому что цены в данном случае суть цены на одни и те же виды или группы товаров, и «монополия» фирмы есть ее положение на рынке, где обращаются одни и те же виды продуктов. При этом, слово «отрасль» употребляется в смысле производства и (или) продажи продуктов, удовлетворяющих определенную потребность. Поэтому, если взять такую «отрасль» как коммунальные услуги, мы увидим, что это не одна отрасль, а несколько. Водоснабжение, к примеру, не конкурирует с электроснабжением.

Монополия — это что?

До середины XIX в. слово «монополия» в английском языке означало главным образом исключительное право в коммерческой деятельности, дарованное Парламентом, говорит Стиглер. Скоро, однако, значение слова стало меняться. Не последнюю роль сыграл в этом поток литературы о реформах, а также разоблачения, связанные с огромными прибылями и беззастенчивым злоупотреблением властью компаний Standard Oil, Steel Trust, железнодорожных и десятка других корпораций.

К тому времени в США и Великобритании шла волна слияний частных компаний. Крупная структура, которая выходила из этого, называлась «трест» (trust). В 1890 г. в США был принят Закон Шермана — начало так называемого «антитрестовского законодательства». Этот закон, на деле идущий гораздо дальше «трестов», породил горы материалов об организации и практике бизнеса.

Наконец, в те времена расцвела социалистическая критика, что вылилось в бурный поток соответствующей литературы, и появилось слово-чудовище: монополистическийкапитализм.

Всеми указанными причинами объясняет Стиглер сдвиг значения слова монополия. В каком же смысле употребляют экономисты это слово? Очевидно, что не в буквальном: вряд ли одна единственная компания на рынке какого-то товара – явление ординарное.

«Не нужно быть искателем блох (хотя это помогает), чтобы озаботиться вопросом, существует ли достаточная степень конкуренции в отрасли, если там имеются всего несколько фирм, — пишет Стиглер. — Почему бы им не сговориться, чтобы установить высоко прибыльные цены, особенно если они не опасаются появления новых соперников? Предположим (и я верю, что это так), что при десяти фирмах такое соглашение вряд ли сможет работать хорошо, тем более, когда их еще больше, но может ли иметь место независимое соперничество, когда их две или три? Так что экономисты сказали (друг другу): давайте условимся о том, что такое конкуренция, потребовав большого количества соперников на рынке, и назовем такой рынок совершено конкурентным. (Вдобавок, они – мы – допустили, что все участники рынка, потребители и предприниматели, владеют полной информацией о ценах и качестве продуктов)».

Фактически Стиглер описывает здесь концепцию совершенной конкуренции, развитую неоклассической школой. Концепция эта абсолютно умозрительна, насколько она отвечает реальному состоянию свободного рынка, — никого не интересовало. Атаки на нее слева, однако, не ограничивались критикой теории. Обо всем этом и пишет Стиглер дальше:

«Дефиниции не дают никакого знания о реальном мире, зато влияют на представления о мире, — продолжает Стиглер. — Если совершенно конкурентны только рынки с обширным числом участников, а рынки с малым числом называют олигополистическими, тогда выходит, что эти последние не конкурентны, тем более – не совершенно конкурентны».

Фактически Стиглер сообщает нам, что вопрос о конкурентности рынка решался между учеными на уровне дефиниций, безотносительно к реальности и не обращаясь к ней. Иначе говоря, у многих из них были априорные установки.

Эти очень важные замечания определили подход и метод Стиглера при изучении «отраслевых структур и рынков». Он принципиально стремится выяснить: что же имеет место в действительности? Он берет данные финансовых отчетов, статистики и т.п. И находит большие расхождения между реальностью и тем, что можно назвать априорным знанием ученых (тем более, политиков). Ибо из теории все эти вещи переходят непосредственно в политику через профессоров — советников и приглашенных экспертов. Отсюда произошел потом научный интерес Стиглера к вопросам антимонопольного законодательства и разных форм государственного регулирования экономической жизни.

Как соотносятся с реальностью установки ученых? Стиглер рассказывает о судебном разбирательстве одного случая. Шесть компаний производили трубы для городских коллекторов водопровода и канализации. Они сговорились установить выгодные для себя цены. Схема была такая. Каждой из фирм «выделяется» некий город, и когда власти этого города начинают искать поставщика, остальные фирмы из этой группы как бы стараются перебить цены компании, «назначенной» ими для этого города. Понятно, что предлагают они цены более высокие. Городу ничего не остается, как принять цены этой компании (которые, напомним, были установлены путем сговора всей шестерки). В 1898 г. верховный судья Тафт (будущий президент) признал такое поведение незаконным. Этот случай немедленно был обобщен в литературе (без какого-либо анализа реальности) как типичный для любых рынков с небольшим числом участников.

Конечно, один такой случай (и даже сотня таких случаев) не доказывает, что подобное поведение превалирует или даже является обычным для всех рынков с малым числом участников, говорит Стиглер, тем более что на протяжении многих десятилетий сотни таких случаев не обнаружено.

Тема монополий разрасталась между мировыми войнами. «Монополия стала такой же популярной темой у экономистов, как грех в религии. Но есть характерное различие. Экономисты, нападающие на монополии, лучше оплачиваются, чем духовенство, борющееся с грехом. Стоит заметить, правда, что экономисты, защищающие монополии в антитрестовских процессах, оплачиваются лучше, чем экономисты правительства».

Одержимость монополиями в теории

Тут кстати вспомнить книгу Эдварда Чемберлина «Теория монополистической конкуренции». У него выходило, что даже на рынках с большим числом участников конкуренция отсутствует или ограничена. Потому что даже среди взимозаменяемых продуктов каждый чем-то отличается. Форд Таурус и Тойота Кэмри – автомобили примерно одного класса, но в чем-то различны, и одна категория потребителей устойчиво предпочитает Форды, а другая – Тойоту. Это значит, что у каждой компании свой рынок сбыта. Получается, они не конкуренты, каждый на своем рынке — монополист. Более того, даже если взять два десятка дилеров Тойоты в одном городе, они тоже не вполне конкуренты! Одна дилерская более удобно расположена, на другой неотразимо очаровательные продав(щи)цы, у третьей хозяин – араб и т.п. Поэтому каждая дилерская будет иметь свой круг покупателей, и приверженец первой не пойдет на вторую и третью даже если цена здесь чуть-чуть поднимется. Так что совершенно конкурентных рынков очень мало, если такие вообще существуют…

Стиглер считает, однако, что людей, истово преданных одной фирме по причинам, не связанным с ценами, слишком мало и преданность их не настолько бесповоротна, чтобы это могло быть фактором процветания предпринимателей, если они не могут справляться с основными функциями бизнеса. В другой раз он охарактеризовал теорию Чемберлина как чисто описательную. Она не содержала потенций для развития.

Почти одновременно вышла книга Джоан Робинсон «Экономика несовершенной конкуренции» — о том, как устанавливаются монопольные цены (1933). Стиглер характеризует ее теорию как «ясную и элегантную». Нетрудно увидеть, однако, что эта теория построена на априорных предпосылках о поведении фирм, и главным средством определения того, как образуются монопольные цены, являются не наблюдения, а теоретические понятия, такие как средние и предельные издержки. Какой-либо попытки связать теорию с практикой рынка у Робинсон не видно. Тем не менее, тогда это всех устроило. Началась полемика: как правильно – «несовершенная» конкуренция или «монополистическая»… Это еще больше усилило внимание экономистов к вопросу о «монополиях».

В ученом сообществе (и общественном сознании) все больше укреплялось и приобретало форму стереотипа представление о засилии монополий на современных рынках. Прослеживая эту историю, Стиглер не педалирует, но нам надлежит помнить, что все эти вещи были основаны на умозрении, а отдельные случаи злоупотреблений и судебных расследований как бы подкрепляли мнение о всеобщности монополистических явлений. Как ни странно, никто, по-видимому, не видел необходимости исследовать реальные рынки на сей предмет.

Как пишет Стиглер, до 1950 г. он и сам придерживался мнения, что монополии широко распространены, «хотя я никогда не верил (как верили и, пожалуй, до сих пор верят многие экономисты), что эта форма рыночной организации доминирует в обрабатывающих и добывающих отраслях». Он был, его словами, «агрессивным критиком Большого Бизнеса». Он даже приводит стенограмму своего участия в слушаниях в Конгрессе США о US Steel Company в свете антитрестовских законов.

Стиглер тогда поддержал предложение разъять эту большую компанию на несколько частей, но с дополнением: «Я думаю, это решит проблему монополии на уровне нанимателя, но останется монополия нанимаемых. Лично я предложил бы применить антитрестовские законы также и к профсоюзу металлистов». Довольно смелое новшество – даже сейчас, не только 60 лет назад (предложение не было подхвачено; впрочем, и корпорацию тоже не разукрупнили)…

Теперь он пишет, что удивляется своей тогдашней уверенности в том, как правильно надлежит управляться со сталелитейной компанией. «Сегодня я определенно не считаю, что настолько хорошо знаю любую отрасль, даже высшее образование». Но тогда он верил, что явление монополии представляет большую проблему в государственной политике и что «с этим нужно обращаться жестко: разбивать доминирующие фирмы и сурово наказывать бизнесы, вовлеченные в сговор».

Откуда такая уверенность? «Довод был традиционным в экономической науке — слишком высокая концентрация в отрасли». От всей суммы продаж в отрасли, доля US Steel составляла 30%, доля компании Bethlehem – 15%, Republic – 9%, «Джонс и Лафлин» — около 5%. Так что четырем ведущим компаниям принадлежали 60% рынка стали. «Экономисты (включая меня) полагали, в общем, что такая степень концентрации в отрасли в существенной мере делает возможным неконкурентное поведение. Но эта вера покоилась больше на консенсусе, чем на фактах».

Неконкурентное поведение – это разного рода негласные соглашения или сговоры ради получения монопольной прибыли. А “делает возможным” уже почти равносильно “имеет место”.

Изменение подхода

Стиглер вспоминает, что еще в 1942 г. Шумпетер, в книге «Капитализм, социализм и демократия» нарисовал «не конвенциональную картину капитализма». Допустим, конкуренция между двумя железнодорожными гигантами может быть спорадической или незначительной, но может иметь место существенная конкуренция между железнодорожным транспортом и другими его видами – автомобильным, воздушным… Он писал, что подлинное значение имееет «другая конкуренция – новый товар, новая технология, новый источник снабжения, новый тип организации, — конкуренция, которая дает решительную экономию издержек или преимущества в качестве и которая бьет не только по предельной прибыли или предельному выпуску существующих фирм, но по самой их основе и самому их выживанию. Этот род конкуренции так же эффективнее другого [ценовой конкуренции однотипных фирм], как бомбардировка в сравнении со взломом двери».

Мы, экономисты, в основном, не соглашались с этой ересью, говорит Стиглер, «но она оставила отметину».

Перейдя в Чикагский университет, он попал в среду, где нормой были неудовлетворенность существующим состоянием знаний, поиск новых решений и ответов. И здесь постепенно все больше распространялось и укреплялось мнение о неадекватности преобладающих в ученой среде представлений о рынках. Его друг Аарон Директор преподавал антитрестовское право, и Стиглер пишет, как у него на глазах стал меняться подход друга.

Существовала, в частности, устойчивая легенда о компании Standard Oil. О том, что она достигла доминирующего положения на своем рынке хищнической тактикой: подкупом работников конкурирующих компаний, причинением всяческого вреда соперникам и особенно практикой снижения своих цен. Например, Standard в конкретном городе снижает цены ниже издержек, пока не обанкротится местный производитель, а потом покупает его компанию за гроши.

Откуда бы ни взялась эта версия, — известно, что не из изучения рынка. А.Директор все больше и больше сомневался в этой версии. Он приводил свои резоны: (1) ценовая война – дорогое дело прежде всего для победителя: он не только обанкротит соперника, но и сам понесет значительный ущерб; (2) когда в том гипотетическом городе цены снова вырастут, притом до монопольного уровня, туда немедленно явятся новые соперники («эффект ценового зонтика»).

Это были также умозрительные суждения. В конце концов (наконец-то), молодой его коллега Джон Макджи предпринял изучение отчетных материалов компании Standard Oil (13,5 тыс. страниц) и не нашел никаких следов занижения рыночных цен. Вместо того, нашел он, компания находила прибыльным покупать компании соперников, соблазняя их щедрыми ценами.

Нужно оценить это исследование. По всему видно, что наука повсеместно оперировала фикциями. Ученые даже не задавались вопросом о том, насколько отвечает реальности то, о чем они пишут. Солидные ученые мужи и дамы строили математические модели, применяли тонкие рассуждения и делали строго научные выводы. При всем при этом они занимались играми в воображаемую реальность, как дети, играющие в казаки-разбойники.

Проф. Директор анализировал многие случаи. Та или иная практика бизнесов – какое место занимает в ней мотив прибыльности? Подчас он находил использование монопольных цен, но во многих случаях те или иные решения определялись организационными причинами. «В объяснении поведения бизнесов монополия отступила со своей почти монопольной позиции», — говорит Стиглер. Он называет имена исследователей (не только в Чикагском), чьи результаты в последующие годы еще больше способствовали падению роли, приписываемой монополиям.

Особенное впечатление, говорит Стиглер, произвело исследование Реубена Кесселя о группах по подписке, которые формируются, чтобы покупать и перепродавать облигации, выпускаемые федеральными и местными властями. К примеру, штат Техас или город Детройт хочет выпустить свои облигации. Понятно, что это заем, когда нужна вся сумма в один прием, так что в подобных случаях ищется покупатель сразу на весь выпуск бумаг. Власти объявляют торги. Организуется некая группа подписчиков, или консорциум, который предлагает цену. Иногда в торгах участвует лишь один консорциум, а иногда и до двадцати. Допустим, победила цена 99 долл. за 10-летнюю облигацию с гарантированной процентной ставкой 5% (облигации налогом не облагаются).

Победитель затем перепродает облигации в розницу, к примеру, по 100,5 долл., тогда разница в ценах (спред – spread) составит 1,5 долл. за штуку, или 15 долл. за пакет ценностью в 1000 долл. Кессель изучил буквально тысячи случаев подобных торгов, и выявились интересные вещи. Когда в торгах участвуют 20 групп, спред составляет, скажем, 14 долл. (на пакет), а когда одна группа – 20 долл. Но даже если таких групп всего две, спред сразу снижается до 17 долл., а при трех падает до 16. То есть, появление даже одного или двух соперников уже снижает спред почти до конкурентного уровня. Так что конкуренцию подавить не так просто даже при небольшом числе независимых фирм.

Словами Стиглера, все большее число экономистов начинало понимать, что конкуренция – не деликатный цветочек, а, скорее, настырный сорняк.

В результате появились статьи, которые составляют основу вклада Стиглера в области «исследования отраслевых структур, функционирования рынков и государственного регулирования».

Очень интересен один конкретный случай из далекого прошлого (1901-25 гг.), исследованный и описанный Стиглером. Статья называется: «Доминантная фирма и перевернутый зонтик» (1965).

Фирмы и рынки: Гулливер среди лилипутов

Объект исследования – корпорация US Steel на фоне всей сталепроизводящей отрасли.

Начинает автор с объективной фактографии. Копорация была основана в 1901 г. путем слияния нескольких компаний. Она объединяла заводы, производившие стальные заготовки («сырую сталь») и продукты. Доля выпуска стальных болванок US Steel в объеме выпуска по всей отрасли была 66% в 1901 г. В последующие 20 лет доля этой фирмы по болванкам постепенно снижалась – до 46% в 1920 г. и 42% в 1925 г. Также снижалась, хотя в меньшей степени, доля этой корпорации в выпуске других продуктов. Интересно, правда?

Вопрос: с какой целью была образована корпорация — то есть, какими мотивами руководствовались главы сливающихся компаний? В литературе были предложены две гипотезы. Первая: главная цель слияния – нажиться на продаже акций неосведомленным инвесторам.

Бухгалтерские данные говорят, что сумма выпущенных после слияния акций (автором не указана) значительно превышала реальную ценность активов (явление, известное как «разводненный капитал» — watered stocks – классический случай, описанный в литературе по финансам корпораций). Эта гипотеза отметает такие мотивы слияния, как получить существенную экономию в производстве или достичь монопольной власти на рынке. Если US Steel не получит большей эффективности или если она не сможет контролировать появление на рынке новых конкурентов, ее доля будет со временем снижаться, а высокие цены, которые она установит, создадут «зонтик», под которым эффективные соперники смогут успешно развиваться, и доля их будет расти.

Вторая гипотеза: корпорация была создана ради достижения монопольной власти. Доминантная фирма установит цену, максимизирующую прибыль – такую, что предельные издержки корпорации будут равны предельному доходу, основанному на ее кривой спроса. Последняя есть: кривая спроса для всей отрасли минус объем, поставляемый на рынок другими фирмами. Максимизации подлежит долгосрочная прибыль (сумма дисконтированных будущих прибылей), так что во внимание будут приниматься нормы прибыли, при которых соперники будут входить на рынок и расширяться. Доминантная фирма может найти выгодным уступить часть своей доли на рынке, так как высокие цены чаще всего с лихвой компенсируют это.

Обе гипотезы учитывают факт снижения доли US Steel в объеме производства всей отрасли. Собственно, расходятся они по одному пункту: одна говорит, что создание компании было надувательством, и покупать акции компании было глупостью, другая – что нет.

Что делает Стиглер? Он исследует финансовую отдачу US Steel и других компаний отрасли. Если верна первая гипотеза, инвесторам выгоднее было бы покупать акции других компаний, а если верна вторая, то совсем не обязательно.

Были проделаны скрупулезные расчеты. Результат: акционеры US Steel не только не прогадали, но их инвестиции оказались более выгодными в сравнении с другими компаниями отрасли (кроме одной). В сравнении со средним показателем по отрасли без US Steel, инвестиции в последнюю давали большую отдачу каждый год (после 1905, когда наблюдался резкий спад во всей отрасли). В конце изученного периода накопленная рыночная ценность US Steel была вдвое выше средней по другим компаниям. Вывод: не было эксплуатации несведущих акционеров. Формирование US Steel, следовательно, должно рассматриваться как «мастерский ход» по внедрению на рынок гигантской компании, — завершает Стиглер.

Позволим себе добавить некоторые комментарии. «Мастерский ход» — потому что объединение активов и «разводнение капитала» (если последнее было реальностью, а не поклепом – из статьи это не ясно) сработало – оно вызвало приток инвестиций в активы компании, способствовало укреплению ее финансового состояния и дальнейшему успешному развитию всей отрасли . Основателями корпорации были такие гении капиталистической организации, как Эндрю Карнеги, Джон П. Моган, Чарльз Шваб и Эльберт Гэри (архитектор идеи и первый президент корпорации). [ ]
Описанное исследование ставило перед собой одну узкую задачу и не включало других вопросов по проблеме «монополии». Но это исследование, вылившееся в четыре странички, на самом деле есть мастерский ход Джорджа Стиглера, его маленький шедевр. Как и во многих других случаях, он не формулирует далеко идущих выводов из результатов исследования, полагая, что сказанного достаточно его коллегам. Но нам полезно кое-что сформулировать.
Полученные данные показывают снижение доли US Steel в отрасли за период. Это значит, что она не играла на рынке доминирующей роли. Корпорация не приобрела власти предотвращать приход на рынок отрасли новых конкурентов – тем более, подавлять конкуренцию. Тем не менее, US Steel процветала, расширялась, меняла структуру, устояла во всех кризисах, уцелела при всех антимонопольных законах и существует сейчас, когда пишутся эти строки. Эта корпорация придала устойчивость всему рынку стали, создав «перевернутый зонтик»
Не навязывая никому каких-то выводов, статья Стиглера подрывает распространенные предрассудки о «хищничестве монополий» и злоупотреблении рыночной властью со стороны «большого бизнеса». Во всяком случае, применительно к людям, способным преодолевать стереотипы сознания.

Фирмы и рынки: сговор производителей

Начиная статью «Теория олигополии» (1964), Стиглер указывает: он не намерен спорить с мнением том, что олигополисты стремятся к сговору в целях максимизации совокупной прибыли. Он принимает это положение как предпосылку для своего анализа. Цель его — увязать эту гипотезу с фактами. Какие, к примеру, факты? Ну, скажем, такой: для многих фирм сговор невозможен. И еще такой: в одних обстоятельствах сговор может быть эффективным, в других – нет.

Удовлетворительная теория олигополии, заявляет Стиглер, не может начинать с допущений о формах поведения фирм (намек на априорные стереотипы о больших компаниях). Если мы держимся общепринятой теории о предпринимательстве, стремящемся максимизировать прибыль, тогда формы поведения следует не принимать как допущение, а, скорее, вывести как результат исследования. Фирма в какой-то отрасли, при данных функциях спроса и предложения (включая эти функции для ее соперников), предпочтет такую форму поведения, какая будет максимизировать ее прибыль. Это пока все, что мы можем утверждать. Возможно, принятой формой поведения будет негласный сговор с другими фирмами о монопольных ценах, а может и нет – это и надлежит исследовать.

Ясно, что суммарная прибыль всех фирм отрасли станет максимальной, если все они действуют вместе как один монополист. При традиционном подходе – что в любой момент нет существенной неопределенности в отношении цен и объема выпуска, максимизирующего прибыль, – сговор выглядит неизбежным. И это верно для любого числа фирм на данном рынке.

Стиглер, однако, считает, что существуют некие факторы, от которых зависит приемлемость сговора, потому что такая вещь, «подобно большинству вещей в этом мире, не дается даром». И что при нормальных обстоятельствах сговор означает много больше, чем «просто цены».

Какими могут быть способы сговора? Самым исчерпывающим является, конечно, прямое слияние фирм. Однако это не всегда подходит – иногда укрупнение ведет к росту издержек , а в иных случаях слияние бывает просто запрещено. Менее охватывающий способ – картель с объединенным агентством продаж. Но и здесь есть экономические ограничения. Форма картеля плохо приспособлена для работы по заказам, серьезно увеличиваются административные расходы по достижению стандартов качества, снижению издержек, инновациям и усовершенствованию продуктов и т.д.

Следующая из мыслимых форм сговора – установление якобы независимыми фирмами общего объема выпуска (производства) и общих цен.

Сговор и цены

Полная структура цен, максимизирующая прибыль, должна учитывать разнообразие подходов со стороны покупателей и огромные различия в их запросах и поведении. Последнее связано с понятиями однородности-неоднородности продуктов. Однородность двух товаров определяется обычно как бесконечная эластичность их взаимозаменяемости. То есть, решающая роль отводится поведению покупателя. Но трансакция – явление двустороннее, и в глазах продавца покупатели могут различаться, даже если для кого-то из них (или для всех) некая пара товаров идентична. Так что полная однородность должна означать бесконечную эластичность замещения: (1) между продуктами и (2) между покупателями.

Если участники рынка обладают совершенным знанием всех условий, неоднородность трансакций можно измерить через вариантность цен. Но при гипотезе несовершенного знания, разброс в ценах может иметь место даже при однородной трансакции. Стиглер подробно развивает эту тему, чтобы обосновать вывод: общая структура цен, максимизирующая прибыль, при сговоре должна учитывать огромные различия в затратах по всему многообразию классов трансакций. Если игнорируются различия между покупателями, может произойти потеря прибыли даже при одном единственном однородном товаре. Это показано им посредством математической модели, которую мы здесь опустим.

Таким образом, фирмы – участники сговора должны договориться относительно огромного перечня классов цен в свете затрат и отдачи при всем разнообразии трансакций. Уровень цен должен зависеть еще и от эластичности спроса, а также от условий входа на рынок других, независимых фирм. Подтекст здесь такой: сговор о ценах – дело намного более сложное, кропотливое и трудно осуществимое, чем представляется на взгляд со стороны. Не так много (ничтожно мало) рынков с одним товаром и одной ценой, как было в деле о трубах для городских коллекторов.

Допустим все же, что тайное соглашение о ценах достигнуто. Наукой установлено, что если кто-то из участников захочет секретно нарушить соглашение, он получит больше прибыли, чем при соблюдении его. Понятно, что нарушение может иметь форму только некоторого понижения цены (ради привлечения дополнительных клиентов). Цена была установлена выше предельных издержек, и при некотором ее снижении, предельная выручка нарушителя все равно останется выше предельных издержек.

Одна из аксиом человеческого поведения: если нарушение соглашения может быть прибыльным, необходим контроль его соблюдения. Литература о сговорах, пишет Стиглер, — от пулов (то есть, тех же сговоров) 1880-х до «недавних заговоров в электроснабжении» – полна примеров краха сговоров из-за тайного понижения цен. Однако, замечает он, это ничего не доказывает. Случаи секретных соглашений, когда удалось избежать нарушений, вряд ли станут достоянием гласности, их и выявить непросто. Но все же ни один заговор не может пренебрегать проблемой контроля.

Как видим, анализ Стиглера проходит здесь на чисто теоретическом уровне, основан он на известных положениях микроэкономики и общепринятых предпосылках об экономическом поведении индивидов и фирм. Стиглер принципиально не предлагает никаких новых допущений, новизна его работы – в методе и результатах.

Как выявить нарушителя сговора?

Этому вопросу посвящен дальнейший анализ в статье Стиглера. В основном, контроль сводится к обнаружению заметных отклонений от цен, принятых по соглашению. Будучи раскрытым (между заговорщиками), такое тайное отклонение исчезает – оно стало явным, и другие участники соответственно подстраивают к нему свои цены, либо совсем выходят из соглашения. При слабом контроле (когда снижение цены выявляется с задержками или только частично) участникам сговора ничего не остается, как понизить свои цены до уровня чуть выше конкурентного (тогда ослабляется стимул нарушать договоренности) или ограничить цены сговора отдельными областями, где контроль возможен. Добавим: цель сговора при этом в значительной мере обесценивается.

Если осуществление контроля и выявления нарушений ценового согласия представляет собой задачу весьма сложную и/ или дорогостоющую, естественно возникает идея о предотвращении таких нарушений. Как заговорщики могут действовать в этом направлении? Стиглер находит, в общем, два теоретически возможных способа. (1) Установить для каждого участника фиксированную квоту от общего выпуска продукции. (2) Привязать каждого покупателя к единственному продавцу.

Способ (1), по-видимому, наиболее эффективен. Для этого нужно отслеживать выпуск каждого и – так как выпуск выражается в денежном измерении — принять подходящую формулу распределения барышей и убытков в связи с отклонением от квот. Такие меры устраняют побуждение снижать цены. В сфере услуг этот метод, пожалуй, малоэффективен или слишком дорого обходится. В остальном, он почти идеален и действительно применяется в легальных картелях. Применительно же к тайному сговору он имеет тот недостаток, что легко обнаруживается наличие самого сговора – соответствующая деятельность неизбежно сопровождается побочными платежами между фирмами, и этого не скроешь в бухгалтерских записях.

Способ (2) почти столь же эффективен. Если это можно сделать со всеми покупателями, краткосрочное понижение цены одним из заговорщиков теряет смысл. Однако, может иметь смысл долгосрочное понижение, если есть конкуренция между покупателями. Но конкуренция покупателей играет роль только в случае, если купле-продаже подлежит нечто, составляющее существенную часть их издержек.

Разнарядка покупателей по продавцам имеет и другого рода трудности. В общем и целом, ситуация у различных продавцов сильно меняется во времени – у одного число покупателей растет, у другого сокращается. Если потребительский спрос проявляет флуктуации, никак не связанные с продавцами, их сравнительный объем выпуска будет претерпевать большие изменения даже в краткосрочном аспекте. При большой сменности покупателей данный метод просто неприменим. При всем сказанном, в определенных отраслях этот метод может применяться, особенно в виде географического разделения рынков.

Разнарядка покупателей есть очевидное и легко распознаваемое нарушение Закона Шермана. Поэтому можно предположить, что антитрестовское законодательство исключает применение на практике этого эффективного метода контроля ценовых соглашений. Слишком высока цена, которую придется платить при обнаружении.

Показав что, методы предотвращения нарушений сговора чаще всего или очень сложны, или малоэффективны, или слишком рискованны, автор снова обращается к методам их выявления. Вообще говоря, так или иначе требуется аудит цен по трансакциям. Если сговор не нарушает антитрестовских законов, уполномоченная группа заговорщиков может проводить ревизию отчетных документов, но здесь оценки могут быть лишь косвенными, отчего это не дает полной гарантии соблюдения соглашений о ценах.

В конце концов, единственный надежный способ получить информацию о ценах — от покупателей. Но насколько просто это сделать? Тут Стиглер применяет простой вероятностный расчет. Если p — вероятность того, что какой-то соперник вообще услышит об одном случае снижения цены, тогда вероятность того, что он узнает о таком случае, когда пониженная цена дана была n покупателям, равна 1 – (1 – p)ⁿ . Это и есть вероятность обнаружения. Даже при столь малой p, как 0,01, если n равно 100, вероятность обнаружения составит 0,634 – больше половины, а при тысяче таких покупателей она равна практически единице (0,99996). Простое объяснение: «Никто еще не изобрел способа объявить о снижении цен так, чтобы это привлекло внимание множества потребителей и ни одного соперника».

Конечно, заинтересованные лица будут делать все возможное, чтобы затруднить выявление тайного понижения цен. Подозреваемый будет отрицать свою виновность или валить все на ошибки подчиненных. Иногда понижение цены может иметь косвенную форму – путем модификации неценовых сторон трансакции (скажем, понизить расходы покупателя в обход цены товара). С другой стороны, потребитель может (и часто так делает) разгласить понижение цены в надежде, что другие последуют за этим. Правда, он скоро убедится в том, что за каждой такой оглаской следует изъятие предложений по пониженным ценам. Иной покупатель может и сфабриковать целиком фиктивное ценовое предложение, чтобы испытать соперников.

Главный способ выявить нарушителя секретных соглашений – обратить внимание на факт изменений в его бизнесе – он делает то, что, чего не мог бы делать без этого. Никакое обещание пониженной цены не будет результативным, если оно не влечет каких-то сдвигов в бизнесе. Отсюда следует такое определение совершенного сговора: ни один покупатель добровольно не меняет продавца. Если нет какого-то сдвига покупателей относительно продавцов, нет и тайных снижений цен.

Главный вывод для нас из этой статьи: монополистические сговоры возможны и наверняка случаются, но, в масштабе всей экономической системы вряд ли могут быть общим правилом. Эффективный ценовой сговор против покупателей – дело очень непростое, подчас дорогостоющее и, к сожалению для монополистов, слишком сильно зависящее от привходящих обстоятельств, чтобы риск был заведомо оправдан. Две опасности угрожают такому мероприятию. Одна извне: опасность разоблачения с последующими санкциями. Другая изнутри: один тайный нарушитель делает тщетной всю организационную работу — цель соглашения не достигается. Поистине, конкуренция – не деликатный цветочек. Как говорится, гони ее в дверь — она влезет в окно.

Фирмы и рынки: антимонопольные законы

Статья «Экономические эффекты антитрестовского законодательства» (1966). Заявленная цель статьи – сформировать инструмент количественной оценки антитрестовских законов. Задача очень сложная. Конгресс предоставлял исключение из Закона Шермана не какой-то определенной категории просителей, а по признакам, известным только самим законодателям. В некоторых штатах страны есть свои антитрестовские законы, хотя они «почти отправлены в забвение» федеральными. «В нашем статистически неэффективном мире, исследователь должен как-то вытащить эффект одного батальона из армии тех сил, которые влияли на американскую экономику в последние 75 лет». Проще говоря, имеющиеся данные статистики отражают влияние множества различных факторов, они бессистемны и несопоставимы между тобой, поэтому нужно создать методику выявления эффекта антитрестовских законов (далее у нас: АТЗ).

Многие подступались к этой задаче и получили разнообразные оценки последствий АТЗ. Все, без исключения, оценки, говорит Стиглер, делались по одной схеме. Ученый изучает историю АТЗ и – в свете своих знаний экономики страны – делает общий вывод. Дефект такой методики в том, что переход от опытных данных к выводам не эксплицирован, так что различные ученые приходили к различным выводам. (Подтекст: объективной методики не было создано, опытные данные интерпретировались каждым субъективно). Фундаментальным свойством метода должно быть условие, чтобы различные ученые получали сходные результаты, настаивает Стиглер. И пока такого метода не будет, измерять влияние АТЗ возможным не представляется.

Начинает он с самых простых законов. Сперва – поправка от1912 г. к Акту о Панамском канале, согласно которой проход по каналу запрещен судам компаний, нарушающих Закон Шермана. Есть основания считать, что поправка не оказала какого-либо эффекта на транспортировку товаров монополистами (не говоря уже о расширении конкуренции). Вот эти основания:

(1) Первый же случай применения закона неизбежно получил бы огласку, но ничего подобного не было.
(2) Непостижимо, чтобы ни один из нарушителей Закона Шермана никогда не использовал Панамский канал.
(3) Министр юстиции предоставил администрации канала право на интерпретацию указанной поправки, чем создана была возможность ее игнорировать.

Добавим: вопросы о нарушении Закона Шермана бывали предметом долгих судебных разбирательств с привлечением юристов и экспертов с обеих сторон. А тут по-простому: администрация Панамского канала должна была решать эти вопросы по своему усмотрению… Так что, одного пункта (3) уже достаточно, чтобы сделать вывод о недейственности этой поправки… Тем не менее, все это – из области догадок.

Дотошность ученого заставляет Стиглера заявить, что он не утверждает, что эта поправка, вопреки общему предположению, вообще не оказала никакого влияния на перемещение товаров монополистов. Он даже «не желает подчеркивать, что данное предположение служит плохой заменой свидетельствам».

И верно: вдруг поправка так напугала монополистов, что они налегли на железнодорожный вид транспорта? Единственный путь исключить такую возможность – это изучать в сравнении передвижение грузов компаний, привлеченных и не привлеченных к суду по АТЗ. «Пожалуй, проблема слишком ничтожна, чтобы оправдать столь громоздкое исследование, но пока таковое не проведено, в нашем распоряжении имеется только допущение, а не факты».

Главный недостаток всей литературы об эффекте АТЗ, это «то, что она основывается на допущениях – притом, в случаях неизмеримо более важных, чем пустяковый вопрос, с которого я начал».

Затем идет «несколько более существенный» АТ Закон: никто не может быть директором в двух компаниях, если хотя бы у одной из них активы не меньше 1 миллион, и эти две компании – конкуренты. Логика закона: с общим директором сговор устроить проще, чем без. Поводом к принятию закона послужили жалобы на подобные случаи — к январю 1965 г. накопилось 23 таких жалоб. Стиглер упоминает один из конкретных случаев, когда дело слушалось в суде – две известные гигантские корпорации, которые действительно продают в розницу много одинаковых потребительских товаров. И добавляет: «с экономической точки зрения цена вопроса была пренебрежимо мала».

Наконец, он переходит к своему методу: эмпирическим исследованиям. Основа его метода – сопоставление данных по США с данными по Англии, где совсем нет АТЗ. К вопросу об общем директоре двух компаний, приводится таблица по некоторым отраслям Англии. Первая цифра: число компаний в отрасли, вторая – суммарное число директоров в этих компаниях по отраслям, третья цифра – число директоров-«двухстаночников». Итак, Англия, 1964 г:

Воздушный транспорт                                           13                      130                              1
Обувная промышленность                                    50                     290                              0
Резиновые шины и покрышки                               8                         63                             0
Цементная промышленность                               29                       194                              1

На 100 компаний, следовательно, было всего 2 директора-«двухстаночника». Если рассуждать по аналогии, тогда от американского запрета мало толку в силу ничтожного числа подобных случаев. Но остается вопрос: может ли наличие «двухстаночников» приводить к уменьшению конкуренции?

Концентрация производства

Главной целью АТЗ было предотвращение монополий. Для этой цели в Законе Шермана было установлено два запрета: на попытки монополизировать отрасль и на слияние компаний, что может повлечь уменьшение конкуренции. Стиглер хочет измерить и концентрацию, и – при рассмотрении слияний – влияние их на конкуренцию. Здесь он применяет индекс Герфиндаля (ИГ), модифицированный им для измерения эффекта слияния фирм.

Главный вопрос эффективности антимонопольной политики: сделала ли она концентрацию в американских отраслях меньше, чем было бы в ее отсутствие?

Ответ ищется по трем направлениям: сравнение США со странами, где нет АТЗ, сравнение периодов до и после принятия АТЗ, сравнение отраслей, изъятых из АТЗ с отраслями, подлежащими АТЗ.

Сравнение с Англией. Сопоставимость с США обеспечивается практически одинаковыми правовыми системами (отвлекаясь от АТЗ) и, приблизительно, тем же уровнем технологии. Меньший объем экономики Англии, в принципе, должен вести к более высокому уровню концентрации, так как оптимальный размер фирмы тот же самый. Экономика США в 1900 г. была вдвое больше, чем в Англии, а в 1965 г. она уже была вчетверо больше. Поэтому можно ожидать, что уровень концентрации по всей экономике в США должен быть относительно ниже, чем в Англии, и со временем показывать снижение.

Для сравнения взята история концентрации в семи отраслях с 1900 до 1965 гг. Этого мало, чтобы делать общие выводы, указывает Стиглер, так что данное сравнение полезно больше с точки зрения методологии. Что получилось в итоге?

Автопромышленность была гораздо более концентрирована в США за весь период.
Цементная промышленность – наоборот, причем в Америке концентрация со временем не выросла.
Сигаретная промышленность поначалу в США была намного более концентрированной, но после разукрупнения American Tobacco в 1911 г., стала и все время оставалась гораздо ниже.
Стекольная промышленность – где-то до начала 30-х динамика в обеих странах была сходной (некоторое снижение) и примерно на одном уровне концентрации. Потом оба показателя пошли вверх, но с середины 30-х резко разошлись: в США концентрация пошла вниз, а в Англии пошел резкий рост концентрации в связи с образованием монополии в 1950 г.
Мыло и моющие средства. Концентрация в Англии существенно выше, хотя в США она довольно высока сама по себе.
Производство стали (болванки). С образованием US Steel в 1901 г. концентрация сильно выросла (абсолютно и в сравнении с Англией), после чего постоянно снижалась, оставаясь выше английской.
Производство резиновых шин. Данные с 1920 г. Очень высокая концентрация в Британии — как по абсолютной величине, так и относительно США.
Таким образом, показатели по цементной и сигаретной отраслям как будто согласуются с предположением о том, что Закон Шермана сдерживал концентрацию. То же, но менее уверенно, можно сказать про стекольную, мыльную и шинную отрасли. Автостроение и сталь гипотезу не поддерживают.

В 1950 г. был принят закон против слияния. Поэтому имеются два периода для сравнения, которое проводилось по 200 большим компаниям в производящих и добывающих отраслях. Результаты показали, что после 1950 г. число горизонтальных слияний значительно упало.

Далее следует сравнение отраслей, подлежащих АТЗ и изъятых из них. Здесь трудность в том, что большинство изъятых отраслей подвержены другого рода регулированиям, так что результаты не очень показательны.

Одним из неплохих примеров изъятой отрасли служит страхование, но для сравнения нет схожей отрасли. Выяснилось, что ни одного обвинения в слиянии не было выдвинуто в этой отрасли. Тем не менее, кое-какие результаты получены. Они показывают очень низкий уровень концентрации и слияний. Показатель концентрации здесь такой низкий, какой невозможно найти в отраслях, где действуют АТЗ. Притом, надо повторить, что отрасль исключена из действия АТЗ.

Наконец, Стиглер задается вопросом о влиянии Закона Шермана на тайные сговоры. Понятно, что «нет такой попытки, которую оценить было бы труднее, чем запрет действий, которые могут быть утаены».

Вплоть до 1967 г. было завершено в судах 957 дел о нарушениях АТЗ, где налицо были какие-то элементы сговора. Из них Министерство юстиции (обычный представитель обвинения при нарушении законов государства) выиграло 756 дел, т.е. две трети. Вывод: «Такое большое число дел (как и число побед) можно с равным правом провозгласить и успехом Закона Шермана, и его провалом».

Стиглер считает, что результаты его исследования неполны и могут быть оспорены. Тем не менее, вот что получилось:

1. Закон Шермана имел лишь умеренное воздействие на уменьшение концентрации.
2. Закон 1950 г. оказал сильное воздействие, не благоприятное для горизонтального слияния больших компаний.
3. Закон Шермана снизил доступность самых эффективных способов сговора, таким образом уменьшив их число и последствия.

Есть сведения о том, что исследования Стиглера привели к пересмотру некоторых аспектов антимонопольного законодательства в США.

Эффекты государственного регулирования рыночной экономики

«Государство – его машина и его мощь – есть источник потенциальной угрозы для любой отрасли экономики. Своей властью запрещать или заставлять,
брать или давать деньги, государство может помогать или вредить огромному количеству отраслей, или видов занятий, – и оно делает это», — замечает Стиглер.

Оказывает ли регулирование отрасли влияние на ее поведение? Этот вопрос рассматривается в статье «Что могут регулировать регуляторы?» (1962 г.) .

«Любого, кто имеет отношение к регулируемой отрасли, этот нахальный вопрос поразит своей очевидной пустотой, — пишет Стиглер. — Не регулируются ли основные цены? Не предписаны ли маршруты грузовым фургонам и авиалиниям? Не ограничен ли доступ к отраслям коммунальных услуг? И бесконечный ряд административных судебных дел – не старит ли он предпринимателей, обогащая адвокатов?»

«Но бесчисленность регулятивных актов доказывает не эффективность регулирования, а только желание регулировать, — продолжает Стиглер. — И если бы благие пожелания были лошадьми, следовало бы покупать акции фабрики уздечек… Тысячи статутов запрещают нам сейчас делать то, чего мы никогда не мечтали делать, если эти статуты отменить. Мы бы не избивали своих соседей и не морили голодом детей, не жгли свои дома ради страховки и не устраивали бы скотобойню у себя во дворе. Оказывают ли статуты заметное воздействие на поведение, можно определять только изучая поведение людей, не подлежащих этим статутам».

Выпуск и цены отрасли, пишет Стиглер, нормально управляются, прежде всего, основными экономическими силами спроса-предложения. Регулирование окажет воздействие на цены и выпуск только, если оно сдвинет кривые спроса и/ или предложения или точку на кривой, соответствующую эффективной деятельности отрасли. Что имеют в виду, говоря, что регулирование имеет большой или маленький эффект?

Итак, Стиглер начинает исследование одной из регулируемых отраслей — электроснабжения. Ищутся ответы на три главных вопроса: (1) Какие фирмы регулируются? (2) Какие эффекты регулирования нужно изучать и как их измерять? (3) Как можно объяснить полученные результаты?

По общему представлению, регулирование цен на электроэнергию необходимо для защиты рядового потребителя от монопольных цен. Все регулирование происходит на уровне штатов. Со дня своего основания, предприятие по производству и распределению электричества подлежит регулированию путем документа об ограничениях и льготах, что оправдано использованием общественных территорий — улиц и магистралей. Так что, внутри отрасли не найти нерегулированного сектора в качестве базы для сравнения. Но регулирование вводилось неравномерно по штатам. В 1912 г. оно имело место только в 6 штатах, а к 1937 г. уже было в 34.
Прямое сравнение расценок, однако, не подходит — в ряде штатов, даже до введения регулирования, они были ниже, чем в тех, что остались без регулирования. Кроме того, существенное влияние оказывают такие факторы, как различия в размерах населения по штатам и его урбанизации, степень индустриализации, цены на топливо, доля энергии от гидростанций и пр. Их числовые значения можно получить по данным переписей. На основе этих данных, влияние указанных выше факторов выражается коэффициентами корреляции, которые входят затем в довольно изощренную логарифмическую модель. Это — уравнение регрессии, выражающее среднюю расценку на кВч, сопоставимую по штатам.

Что показало сравнение? По годам 1912, 1922 и 1932 средние расценки оказались примерно на одном уровне в штатах регулируемых и нерегулируемых. Для 1937 г. получен странный результат: расценки в регулируемых штатах ниже, но именно и только для коммерческих и промышленных потребителей энергии, которых регулирование не предназначено было защищать. Похоже на ценовую дискриминацию.

Затем последовало выяснение того, как повлияло регулирование на структуру расценок – а именно: соотношение расценок для малых потребителей и крупных. Предполагается, что малые потребители (домохозяйства, мелкие бизнесы) составляют большинство электората, и потому у них власти штатов первым делом будут искать популярности.

Полученный результат: по данному показателю практически нет разницы между штатами регулируемыми и нерегулируемыми. Такой же результат получен при сравнении (по штатам) соотношения между расценками для населения штата и для промышленных предприятий (которые могут пользоваться источниками из соседних штатов).

Так же предполагалось увидеть благоволение регуляторов к местным жителям и оттого более низкие для них расценки в регулируемых штатах. И так же различия не обнаружено.

Таким образом, было выяснено, что регулирование цен на электроэнергию не оказывает предполагаемого эффекта. Стиглер объясняет это двумя обстоятельствами.
(1) Комиссии по регулированию не в состоянии заставить систему действовать в рамках определенной комбинации объема производства, цен и издержек. Кривые спроса могут смещаться, эластичность спроса – меняться, издержки – тоже. Никакая комиссия чиновников с экспертами не в состоянии уследить за этими переменами, тем более – выбрать подходящие комбинации переменных.
(2) Отдельная система энергоснабжения нередко является монопольным поставщиком энергии в своем штате, но при этом не располагает особой монопольной властью в долгосрочном аспекте. Она сталкивается с конкуренцией на двух фронтах: другие источники энергии и другие системы энергоснабжения. Поэтому ей, при всем желании, затруднительно установить монопольные цены на свой продукт.

Теория ценового регулирования базируется на молчаливом предположении о том, что без него возникнет непомерная монопольная власть. Снабжение электроэнергией представляет отрасль, где предполагаются почти идеальные условия для монополизации рынка. Эта отрасль имеет долгую историю государственного регулирования расценок. Исследование Стиглера показало, что регулирование не оказывает существенного воздействия на расценки. Статья Стиглера – еще один гвоздь в гроб напуганного сознания, которому везде мерещатся призраки монополии.

Кому и зачем нужно регулирование?

Статья «Теория экономического регулирования» (1971) начинается так: «Государство – его машина и его мощь – есть источник потенциальной угрозы для любой отрасли общества. Своей властью запрещать или заставлять, брать или давать деньги, государство может помогать или вредить огромному количеству отраслей, или видов занятий, – и оно делает это».

Главная задача теории экономического регулирования, говорит Стиглер, — объяснить: кому достанется выгода или бремя регулирования, какую форму примет регулирование, а также воздействие регулирования на распределение ресурсов.

«Отрасль может либо активно домогаться регулирования, либо оно может быть ей навязано, — пишет Стиглер. — Центральный тезис этой статьи состоит в том, что, как правило, отрасль добивается для себя регулирования, притом оно устроено и действует главным образом к ее выгоде».

Есть виды регулирования, чье воздействие на регулируемую отрасль безусловно обременительно, — простой пример: высокое обложение продукта отрасли (виски, игральные карты…). Но такие тягостные виды – исключение. Общий же случай – добытое регулирование.
Это нетривиальный результат.

Широко распространены два альтернативных взгляда, говорит Стиглер. Первый: регулирование вводится прежде всего ради защиты и выгоды широкой публики или какой-то широкой ее части. С такой точки зрения, регулирование, которое вредит публике, — например, квоты на импорт нефти, которые увеличивают стоимость нефтепродуктов для Америки на 5 млрд. долл. в год или больше – это издержки ради некой социальной цели (например, национальной обороны) или случайные искажения философии регулирования.

Второй взгляд: политический процесс не поддается рациональному объяснению – политика есть непостижимая, постоянно и непредсказуемо меняющаяся комбинация сил самой различной природы — как осмысленных актов великого морального значения (освобождение рабов), так и самой вульгарной продажности депутатов.

Анализ начинается с проблемы импортных квот на нефть. Почему бы отрасли, настолько влиятельной, что она смогла обеспечить себе такую дорогостоящую программу, не выбрать вместо этого прямые денежные субсидии из общественной казны? «Теория защиты публики» могла бы ответить так: выбор импортных квот продиктован заботой федерального правительства об адекватном предложении нефтепродуктов в стране на случай войны — «замечание, рассчитанное на оглушительный взрыв хохота в Петролеум-Клубе», добавляет Стиглер. Но если без смеха, продолжает он, будь целью регулирования национальная оборона, не явился бы таможенный тариф более экономным инструментом? Хотя бы соответствующие прибыли доставались казне…

«Теория иррациональности политики» объяснит вам такую политику неспособностью потребителей измерить, во что им обходятся импортные квоты, и отсюда – готовностью платить, скорее, 5 млрд. в виде завышенных цен, чем 2,5 млрд. деньгами (что было бы для отрасли не менее заманчивым).

Стиглер предлагает свое объяснение — с точки зрения максимизации прибыли. Фирмы — нынешние члены отрасли — должны были бы делиться субсидиями с новыми фирмами, вступающими в нефтепереработку. Только при малой эластичности предложения отрасли (т.е. когда предложение почти не растет вслед за ростом выгод) деньги предпочтительнее, чем контроль поставок и выпуска.

Вообще, говорит Стиглер, вся эта история служит лишь иллюстрацией его подхода. Он исходит из допущения, что политические системы устроены рационально и применяются рационально. «Это означает, что они – удобные инструменты для выполнения желаний членов общества. Это не означает, что государство будет служить интересам публики, как их понимает любой индивид. На самом деле, проблема регулирования – это проблема обнаружения, когда и как отрасль (или иная группа единомышленников) в состоянии использовать государство в своих целях – или выделяется государством для использования в посторонних целях».

Что может государство дать отрасли?

Один есть ресурс у государства, которым оно никогда не делится даже с самыми могущественными из своих граждан: власть принуждать. Государство может завладевать деньгами единственным способом, разрешенным законами цивилизованного общества, — налогообложением. Государство может предписывать физическое движение ресурсов и экономические решения домохозяйств и фирм без их согласия. Эти виды власти дают возможность отрасли употреблять государство для увеличения своей прибыльности. Отрасль (или род занятия) может добиваться четырех видов государственной политики.

1. Самое очевидное – прямая денежная субсидия. Субсидии авиакомпаниям до 1968 г. составили 1,5 млрд. долл., торговому флоту (на строительство и операции) было выплачено почти 3 млрд. со времени Второй Мировой. «Образовательная отрасль давно показала себя мастером по выбиванию общественных фондов; к примеру, университеты и колледжи в недавние годы получали 3 млрд. ежегодно, не считая субсидий на общежития и другое строительство»
2. Еще один из главных общественных ресурсов, которого часто добивается отрасль – это контроль над появлением новых соперников. В экономической литературе налицо «значительная (если не сказать чрезмерная) дискуссия» о росте особых мер ценовой политики (лимиты цен), вертикальной интеграции и иных подобных средств для сдерживания притока новых фирм в олигополистические отрасли. Для обеспечения тепличных условий такие средства гораздо менее действенны, чем «сертификат общественной полезности и необходимости» или квоты на импорт и производство для нефтяных и табачных отраслей.

Хорошо известно, говорит Стиглер, насколько тщательно использовалась власть контролировать доступ в отрасль новых фирм. Со времени своего создания в 1938 г., Бюро Гражданской Аэронавтики не позволило запустить ни одной новой магистральной линии.

Федеральная Корпорация Страхования Вкладов использовала свою власть страховать новые банки, чтобы снизить пропорцию новых коммерческих банков на 60%.

Еще поразительнее история автоперевозок между штатами — даже для видимости не было указано какого-либо приличного повода к тому, чтобы ограничить доступ к этому занятию. С 1930 по 1966 гг. общее (не ежегодное) число заявлений выросло с 85 до 200 тыс., тогда как число выданных лицензий постоянно снижалось, упав до 17 тыс. в 1966 г.

Из всего сказанного Стиглер выводит «общую гипотезу» (пожалуй, можно сказать – «закон»): каждая отрасль или род занятия, которая (-ый) располагает политической властью, достаточной, чтобы утилизовать государство, будет стремиться контролировать вход новых конкурентов.

Вдобавок, государственные меры регулирования часто скроены так, чтобы сдерживать рост новых фирм (не рост их числа, а рост самой фирмы). Например, Федеральное Бюро по ссудным банкам установило, что никакой сберегательный или ссудный банк не имеет права платить дивиденды выше превалирующих в округе, где он пытается привлекать вкладчиков. Специальные меры Комиссии по Ценным Бумагам ограничивали рост малых взаимных фондов (mutual fonds), снижая этим издержки продаж для больших.

Эффективным способом ограничения доступа к отрасли или занятию является лицензирование — практиковать бизнес без лицензии есть уголовное преступление. Этот вид добытого регулирования осуществляется на уровне штатов.

Что осталось от свободного рынка в США за последние сто лет? С тех пор, как Стиглер проводил свои исследования, тоже уже прошли десятилетия. С тех пор какие-то регулирующие меры были отменены, какие-то другие введены, но общее число действующих регулирующих законов продолжает измеряться десятками тысяч. И тенденция идет к росту их числа.

В иных отраслях, как финансовая, уже никто точно не знает, сколько и каких регулирующих мер было введено. Новые законы сейчас принимаются без учета всех прежних. Есть обоснованное мнение, что именно регулирующие законы стали причиной финансового кризиса 2008 г.

Примечания:

1.  Industrial. В некоторых переводах этой формулировки пишут «промышленных». Неверно. 2 2   Здесь и почти везде у Стиглера industry следует понимать как отрасль.
3   Американцы произносят: Торос.

4   В честь Гэри был назван город к югу от Чикаго, выросший вокруг заводов US Steel (основан в 1906 г.)
5   Фактически Стиглер говорит здесь, как и в статье «Экономика информации», о трансакционных издержках, и конечно, ссылка на Коуза только подкрепила бы его суждение. В мемуарах он пишет, что (подобно практически всем другим экономистам того времени) он тогда просто не знал о достижении Коуза (см. главу 00 настоящей книги).
6   Это и есть горизонтальная интеграция.
7   Вспомним, что «директор» здесь – это один из членов совета директоров. То, что в России называется (или прежде называлось) «директор», у них – СЕО (Chief Executive Officer).

8   Обычно ИГ представляют в таком виде:
ИГ = ∑ si², где si – доля i-й фирмы в выпуске отрасли. И это показывает, как считается, степень концентрации производства в отрасли. При одной фирме на всю отрасль (случай монополии) ИГ = 10000. При n фирмах (равного размера) ИГ = 10000 : n. По Стиглеру, при слиянии двух фирм с долями s1 и s2, ИГ = 2 s1 s2 .

9   Понятно, что подобные преступления уже учтены Уголовным Кодексом, отчего добавление специальных запретов имеет мало смысла.
10  Здесь и везде в настоящей главе конкретные числовые данные соответствуют времени, когда писались статьи.
11   Петролеум-Клуб (обычно, на уровне города или штата) – общество высших менеджеров из компаний нефтепереработки. Имеются во многих местах США. Часто с допуском городских чиновников. Как правило, под эгидой общества устраиваются рестораны и другие вещи, чтобы «расслабиться, развлечься и встретиться с коллегами», как сказано в одной рекламе.
Университеты и колледжи в США практически все либо частные, либо штатные. Речь идет о федеральных субсидиях.
12   Неясно, о каких линиях речь. Это детище администрации Ф.Д.Рузвельта имело власть регулировать как маршруты авиалиний, так и торговлю между штатами. Бюро было ликвидировано в 1984 г.
13   Создано в 1932 г. (до Рузвельта), преобразовано в 1989 г.
14   Создана в 1934 г.