МОЖЕТ ЛИ ПРОФЕССОР ВЫСТУПАТЬ С ДОКЛАДОМ НА КОНФЕРЕНЦИИ ГОЛЫМ?

ЛЮБЕЗНЫЕ ДАМЫ И их ГОСПОДА.

ВЫСОКОЧТИМЫЕ ЛЕДИ И их ДЖЕНТЕЛЬМЕНЫ.

ДОРОГЫЕ ТОВАРЫШЧИ И ЫХ.. и их… И ПОДРУГИ.

БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ И СЕСТРЫ ПО РАЗУМЕНИЮ!

Да что это мы все о серьезном и о сурьезном? Давайте пошуткуем чуток. А то если всё время о политике или в полемике, с насупленными бровями и другими частями физии в нахмуривании пребывать, так так ведь рехнуться можно.

Давайте я раскажу вам что нибудь расслабляющее. Что добавит не беспросветности а оптимизму. Ну скажем… ну например… о том как… я оказался в положении инженера Щукина в Двенадцати Стульях. Который голым в безвыходной ситуации пребывал – помните где? Совершенно верно, на лестнице. Так вот: то что произошло со мной оставляет далеко позади даже классически конфузное положение, из которого обладателя единственной единицы мебели: стула – спас Остап Бендер. То есть так далеко позади, что голый инженер Щукин на лестнице какого то дома в сравненьи с тем, что произошло со мною в реальности можно сказать был одет во фрачную пару.

Итак начинаю. Дело было на конференции по теоретической физике в Ереване. На которой я делал доклад по поводу четырехмерных симметрий в совокупности электронных конфигураций химических элементов. Результат помимо прочего, приводящий к четырехмерной пирамиде элементов. Являющейся обобщением двумерной периодической системы, которую все мы учили в школе. Пирамида эта, кстати сказать выглядит так:

 

Очень даже элегантно и завораживающе. Первую работу о том, что пирамида элементов имеет три измерения я опубликовал в Nature В 1992 году 3D Periodic in Nature 1992. А тут оказалось, что их четыре! Microsoft Word — 0 4d TEXT PLUS FIGURES   О чем с интересующимися буду рад подробно поговорить. Сейчас же не это важно. А то, что мой доклад стоял первым после обеда на международной конференции по квантовым симметриям. После которого представительница самой популярной газеты Армении брала у меня интервью в холле университетского центра, в котором мы жили и одновременно конференции проходили. Посмотрев на часы и увидев, что до начала моего пленарного сообщения остается двадцать минут, я сообщил, что приду после доклада и, оставив даму за столиком находившимся напротив лестницы, ведшей в номер и одновремено в конференцзал, пошел к себе, чтобы сосредоточиться и принять душ. А комнаты в конференццентре Ереванского университета были расположены так же, как в Главном Здании МГУ: на две спаренные комнаты приходилась общие для двух проживающих душ и … и…. сортир в общем. Ну а чтобы гости не путали полотенца, их повесили в комнатах. Что не является лирическим или хо-лерическим отступлением а имеет прямое отношение к рассказываемой былине.

Итак: сосредоточившись на докладе, я разделся и, приняв душ, как обычно мысленно представлял что мне предстоит говорить. Так же машинально вышел из душа и пошел в свою комнату. Дверь в которую оказалась закрыта.

Не сразу осознав ужаса положения я подергал ручку – и вдруг понял, что дверь защелкнута на замок. Потому что, чтобы она автоматически не закрывалась, надо было изнутри нажать на замке кнопку, чего я не знал и не сделал. Потому что об этом мне никто не сказал.

Пожав плечами, я постучал в комнату к соседу – профессору из Китая. Никто не ответил – потому что все уже пошли пить кофе с пирожными в помещение для кофе-брейков, располагавшееся на том же этаже, что и моя комната. Остальные же сидели в конференц-зале, в ожиданье начала моего доклада.

В этот момент до меня медлено стал доходить ужас моего положения, подобно тому как в парилке под веником опытного парильщика по телу медленно растекается жар. Положение было ужасное и безвыходное. Теоретически спасение можно было найти у портье, сидевшего на первом этаже прямо у входа. Но как добраться до него голым? Да еще в Ереване!

Открыв дверь в коридор, я высунул голову. Метрах в пятнадцати, сразу за лестницей, стояла толпа коллег, а также армянские студентки и аспирантки, помогавшие оргкомитету в организации. Если бы дело происходило в России я может быть и рискнул, а потом чем нибудь отшутился, так мол и так, в бане и не такое бывает. Но в Армении! Где меня помимо всего прочего принимают с пиитетом и берут интервью?

Но с другой стороны, что делать? Время идет. Можно даже сказать мчится на всех парах. Неумолимо приближаясь к докладу.

Вернулся в “санузел”и оглядел его весь. Из движимого имущества в нем были лишь жидкое мыло и рулон туалетной бумаги. Попробовал было обмотать себя лентами туалетной, как в фильмах о Революции матросы обматывали себя пулеметными лентами: с плеч по диагоналям и чреслам. Однако бумага тут же намокла и превратилась в комки. Оставалось жидкое мыло. Намылив место, о котором Господь спрашивал Адама: “а кто сказал тебе, что ты наг?” я, посмотрев в зеркало, понял, что в мыле центр тяжести мужского тела выглядит даже хуже чем в наготе: чресла переливались всеми цветами радуги, как северное сияние. Сел в безнадежности как мыслитель Родена – с той только разницей, что не на глыбу из мрамора, а на стульчак унитаза – машинально приняв ту же самую позу. Что делать когда нечего делать? А время идет. Выхода нет. Рисковать надо. Придется быть Алешей поповичем с его молодецким принципом была-не-была. Иначе совсем ханА. Выбрав момент и выдохнув воздух, я ринулся к лестнице, мечтая, как инженер Щукин, по ней “лавиной скатиться”. Не тут то было. Навстречу на мой доклад поднимались профессора из Италии и Канады, в сопровождении аспиранток. Быстрее света (так что меня кажется не увидели) одним прыжком вспрыгнул я назад в комнату и захлопнул за собой внешнюю дверь. Положение абсолютно безвыходное. В конференц зале собрался цвет теоретической физики на мою лекцию. Из кофе-брейк помещения ученый народ медленно идет кверху, но в коридоре остались вспомогательные члены оргкомитета, и все до одной женщины. Внизу, прямо напротив лестницы, на пути к спасительному портье, сидит и пьет кофе корреспондентка, ожидающая от меня окончания интервью. Что делать когда нечего делать? Ответ: когда нечего делать но делать надо, то приходится что нибудь предпринять.

Я выдохнул воздух. Вдохнул в легкие органы до отказа его же. Скатился по лестнице до середины пролета – точь-в-точь как инженер Щукин в бессмертной сцене. И завопил благим матом: “господин портье! Скорее!!! Комната номер семь слева захлопнулась!!! Спасайте! Спасайте немедленно! Через минуту начинается мой доклааааад!”

И опрометью помчался назад. Успев заметить расширившиеся до размера автомобильных колёс глаза корреспондентки самой популярной Ереванской газеты.

— О Боже, помоги мне! — прошептал я. И Господь помог. Секунд через двадать появился портье с ключами. Повидимому, нечто подобное в этом здании происходило не в первый раз. Хотя вряд ли в столь экстремальных условиях.

Рванул я в комнату. Схватил полотенце. Смыл мыло с чресел а пулеметные ленты туалетной бумаги с торса. Оделся стремительно. Взял прозрачки (флешей тогда еще не было). И вошел в зал заседаний в тот самый миг, когда председательствующий объявлял мой доклад.

Такая вот быль. Которая произошла не в фантазии юмористов, а в реальности с Вашим покорным слугой. Вот собственно все. Или почти все. Осталось сделать два замечания. Первое: как Вы считаете, мое положение на конференции в Ереване, где я оказался голым за несколько минут до доклада, было хуже чем положение инженера Щукина (которого в реальности никогда не было) или намного хуже?

И второе. Всем известны легенды о том, как Архимед открыл закон Архимеда, сев в ванну, а Ньютон Закон Всемирного Тяготения, после того как ему будто б упало как бы на голову якобы яблоко. Не сравнивая масштаба но все же – замечу, что произошедшее было примерно из той же оперы. Потому что это была первая международная конференция, на которой докладывалось о четырехмерности Периодического Закона и Пирамида Химических Элементов была представлена научной среде. Поэтому, если указанная пирамида войдет в учебники (что мне неоднократно предлагалось из разных стран), история о том, на каком волоске висело первое сообщение о ней ученому миру может войти в анналы. Заняв достойное место рядом с анекдотами об архимедовой ванне и о ньютоновом яблоке. О том, что Менделеев открыл периодический Закон, раскладывая на столе карты, а формула бензола ее первооткрывателю Кекуле приснилась. О чём никто, кроме (не чета, разумеется. мне) Великих Людей не мог рассказать ученому миру окромя как сами Они. Что безусловно и сделали. Так же, как о том, как впервые Четырехмерная Пирамида Элементов была представлена коллегам в науке я рассказал только что Вам. А также о том, как Господь надо мной сжалился. А если б не сжалился и портье меня бы не спас за считанные секунды до начала доклада? Наука б, конечно, не изменила своей Величавой Иноходи. И тем не менее: как подумаю о своей вынужденной наготе перед докладом на международной физикотеоретической конференции – всякий раз с макушки до центра тяжести прошибает очень холодный пот.