Автор: Гениальный природовед Вятского края и многолетний читатель Герценки.
Фокин Александр Дмитриевич родился в 1897 году в селе Великорецком Орловского уезда Вятской губернии. В один из воскресных дней 1905 года он впервые переступил порог Вятского губернского музея краеведения. Впечатление от этого посещения глубоко запало в его душу. В 1910 году он начинает собирать гербарий, а за лето 1913 года самостоятельно осваивает университетский курс ботаники. Сначала он учится в Московском университете, но его все больше привлекает Петроград. Весной 1919 года Фокин едет к профессору А. А. Ячевскому для консультации по шляпочным грибам. Тот одобряет его уход из Московского университета и помогает сойтись с другими ведущими специалистами-академиками: Бородиным, Бергом, Комаровым.
В 1921 году он едет в Котельничский уезд, где делает богатейшие сборы грибов, которые в ноябре того же года показывает профессору Ячевскому. Он принимает участие в организации при Вятском педагогическом институте студенческого кружка по изучению местной природы, а в июне 1923 года возглавляет экспедицию этого кружка в Медведский бор. Летом 1924 года он совершает несколько поездок: в Синегорье, Глазов, на юг Вятской губернии. Были найдены новые для науки виды грибов. Летом 1925 года Фокин с Никольским производит сборы лишайников в районе села Коршик.
С 1925 года Александр Дмитриевич приступил к монтажу растений музейного гербария, который начал составляться еще в алабинском музее и представлял тогда разрозненные коллекции. С приходом в музей Фокина начинается систематическое комплектование гербария и его научное оформление. В 1920-х годах при участии А. Фокина впервые было проведено геоботаническое обследование почти всей территории бывшей Вятской губернии, установлены границы растительных зон и геоботанических районов. На основании полученных данных Фокиным написаны печатные работы: «Краткий очерк растительности Вятского края» и «Три года работы геоботанического отряда…», которые легли в основу последующих обзорных работ всех авторов по растительности Кировской области. Они не утратили своей научной ценности и по сей день.
Как ботаника Александра Дмитриевича интересовали все группы растений. Он первым начинает изучать флору шляпочных грибов. Круг научных интересов Фокина отнюдь не ограничивался лишь ботаническими проблемами. Несколько его статей посвящены метеорологии, палеонтологии, истории края. С 1940 года начинается серия экспедиций с целью выявления мест, пригодных для акклиматизации ондатры, бобра, белки-телеутки, выхухоли. Летом 1940 года Фокин вместе с Плесским и юннатами подыскивают подходящие места для выпуска бобров на реке Белой Холунице. В 1941-1942 годах Фокин заведует секцией отдела овощных культур селекционной станции им. Н.В. Рудницкого.
Будучи на фронте, Фокин оставался верен науке. При любой возможности он использовал пребывание за границей для знакомства с флорой западных стран. Пробовал даже собирать гербарий. С 1 сентября 1945 года Фокин приступает к работе в музее: занимается восстановлением сети корреспондентов-фенологов, воспитывает новых юннатов. В середине 50-х годов Александр Дмитриевич занимается оформлением экспозиции отдела природы областного краеведческого музея.
В 1961 году Фокин возглавляет первую экспедицию областного краеведческого музея по обследованию природных достопримечательностей в ряде районов нашей области. По материалам этой экспедиции в следующем году Кировский облисполком утверждает на территории области 32 памятника природы. С переходом в 1964 году на должность главного хранителя фондов музея он занимается систематизацией и оформлением фондовых коллекций, пытается упорядочить структуру фондов, создать благоприятные условия для хранения экспонатов. Летом 1966 года поступило сообщение в музей от кировского художника Кобелькова о его сенсационной находке полного скелета ископаемого животного на левом берегу реки Вятки, против села Атары Лебяжского района. Фокин оперативно организует раскопки скелета и транспортировку его в музей. О находке Фокин сообщает в Зоологический институт Академии наук, где потом реконструирован этот скелет, оказавшийся третьим в Советском Союзе полным скелетом первобытного бизона. После реставрации его установили в Кировском областном краеведческом музее на вечное хранение.
В 1970 году Фокин выходит на пенсию, но по-прежнему занимается в музее со своими юннатами. В 1976 году Фокин составляет аннотированный список растений области, нуждающихся в охране, в 1979 году этот список из 72 видов растений утверждается решением облисполкома. Его 19 печатных научных работ написаны главным образом в начале деятельности, в 1920-1930-е годы. В библиотеке краеведческого музея хранятся три десятка его рукописей. Одним из главных итогов жизни Фокина стал созданный им научный гербарий, насчитывающий более 80 тысяч растений, из которых оформлено на гербарные листы более 2 тысяч мхов, 10 тысяч грибов, 4,5 тысячи лишайников. Умер Александр Дмитриевич 20 марта 1981 года. Имя Александра Дмитриевича Фокина увековечено в названиях одного вида грибов, двух подвидов цветковых растений, одного вида хлебных клещей.
Впервые привожу выдержки из писем замечательного биолога Льва Ивановича Красовского к Евгению Дмитриевичу Петряеву об А.Д. Фокине.
Из письма Л.И. Красовского от 3 января 1982 года.
«Однажды мы сидели с А.Д. Фокиным в подвале музея и его вызвали наверх, на общее собрание. Не помню, зачем мне понадобился Александр Дмитриевич. Я поднялся по лестнице в экспозиционный зал. Там за шкафом, вероятно, директор толкал речугу. Я подошел ближе и увидел Фокина. Он крепко спал сидя на стуле и лицо его, без улыбки, было почти плачущее. Всесоюзное ботаническое общество, вероятно, раньше было Императорское. В Кировском отделении общества извечным шефом была Э.А. Штина. И общество, и Кировское отделение я считал скучнейшей и ненужной затеей. Но платил 3 руб. в год, иначе не печатали мои статьи в «Ботаническом журнале» АН СССР. Фокин считал общество своим. Оно ботаническое и он ботаник. И его там ценили и в верхах, в Ленинграде, и в Кирове. Раза два мы с ним вместе отправлялись к Э.А. Штиной на заседания Кировского отделения из музейного подвала вечером. Я помню как он спал на собрании и, не чувствуя ни малейшего желания быть на заседании (их хватало и без ботанического общества) спрашивал: «Какой смысл ехать?». А.Д. Фокин прилизывал волосы и отвечал: «Надо. Иначе Эмилия Андриановна обидится…». Ценил он ее за почвенные водоросли, которые в Кировской области изучены лучше, чем где-либо в мире благодаря Эмилия Андриановна. Всесоюзное ботаническое общество посылало Фокина в Ленинград на какое-то высокое собрание, чуть ли не на конгресс. Потом он делал очень интересное сообщение о вырубке тропических лесов на Яве.
А.Д. Фокин говорил всегда интересно. Большое упущение, что он не преподавал в вузе.
На заседании ботанического общества А.Д. Фокин разгромил первый вариант областной ботанической библиографии Г.Д. Скальной. Выступал ярко, убедительно, доброжелательно без обиды для автора. Но настоял на аннотированной библиографии, которая и вышла с небольшой задержкой.
В 1966 году нам предложили использовать ботаническую практику студентов пединститута для составления проектных заданий по улучшению лугов (по порче поймы). На заседании Кировского отделения ботанического общества Фокин выступил с очень интересным методическим замечанием: щучковые луга с весны маскируются лютиками. Это надо помнить и не поддаваться облику, не принимать видимость (лютики) за сущность (щучку). А работу нашу забраковал областной отдел землеустройства».
Из письма Л.И. Красовского от 23 января 1982 года.
«Спасибо Вам за А.Д. Фокина, за его защиту, за его педагогику. Это правда, что он следил за успехами его мальчишек. Тянул их и, несомненно, со значительно большим успехом, чем их мамули, папули, дедули и бабули, с которыми Александр Дмитриевич вел упорную и вечную войну, считая их своими врагами. У одного мальчишки нельзя было бросить дома сестренку лет 5-6. Ему ее поручали родители. Так он брал ее с собой в музей, и она была у нас единственной дамой в фокинском подвале. Но как внимателен, предупредителен, даже ласков был с ней Александр Дмитриевич. Она, когда присутствовала, была первым лицом во всей компании. А девочка была шустрая, и в подвале было занятно. Радуюсь, что память Александра Дмитриевича в Ваших руках. Но мы-то не вечны. А сзади нас В.Г. Шумихин, если он не с нами – все это в смысле призывного нашего возраста на Страшный суд. Сзади меня нет никого. И Вы никого не называете. Боюсь, не наплевать ли всем на Фоку-то после нас. Поэтому хорошо бы поспешить с изданием сборника в его память, если, конечно, это возможно. Почему не обозначают себя фокинские ученики? Но не зря Александр Дмитриевич упрямо помалкивал о Трофиме Денисовиче Лысенко. Он хотел, чтобы я открыл новый вид (species novus) вятских ястребиных. Два раза гонял он меня в гербарий МГУ, один раз в БИН (Ботанический институт АН СССР), в Ленинград. Месяцами я сидел в музейном подвале и вглядывался в фокинские эксикаты ястребиных. Был хороший вид манжетки – маленькой травки на лугах, где ее не едят коровы и она всегда видна повсеместно. Нашелся Сергей Васильевич Юзенчук, воспитанник иезуитского колледжа, кажется, в Львове, крупный ботаник БИНа. Он разбил один вид едва ли не на сотню неразличимых мелких новых видов. Сергей Васильевич приезжал в Киров и вместе с Фокиным выезжал на природу, вроде бы в Зуевку. Было это давно, и они сразу попали в лес и в луга. И сразу Юзенчук нашел два вида манжетки. Каково было Фокину! С.В. Юзенчук новые виды пек как блины в ресторане – сколько закажут, столько и напечет. Ботаник Т.Н. Кутова в Дарвиновском заповеднике под Рыбинском говорила мне, как привезла заповедные эксикаты в БИН и там обрабатывала их. Подошел Юзенчук и спрашивает: «Новые виды есть?». Нет. На другой день опять спрашивает: «Новые виды есть?». Нет. Юзенчук говорит: «Странно. Вы уже вторую неделю у нас работаете, не нашли ни одного species novus.
Фокин подчинял меня себе полностью, во всяком случае, в делах ботаники. И у меня стал выявляться новый вид. В музейных эксикатах вложены мои записи об этом, сделанные в БИН и в Кирове.
Только для домашнего пользования могу записать Вам невероятный для меня, но дважды, если не трижды, сообщенный Фокиным рассказ о том, что в пасхальную ночь 1918, может 1919, а, возможно, 1920 года, самая яркая иллюминация во время Святой Заутрени была у «Дзержинского на Лубянке», где палили из ружей. Это видел Александр Дмитриевич, квартировавший где-то у Сретенских ворот, в 200-300 метрах от этого места. Вслед за тем Фокин распространялся о «первородном грехе» наших «попов» и не без горечи винил их в том, что они не сразу сообразили, яко есть власть, что не от БОГА, и не стали на его сторону. Не было бы тогда такой гибели Церкви и почти всех ее культурных и моральных ценностей. Об этом «первородном грехе» Александр Дмитриевич скорбел (именно скорбел без преувеличения) едва ли не каждую Пасху.
Странно, что Фокин почти ничего не рассказывал о своих победах в Германии. Как будто он и не был на войне. Лишь иногда пояснял: «У нас нет настоящего Cirsium arvensic. Он растет в Западной Европе. Я видел в Германии. Он резко отличается от нашего. У нас бесспорно Cirsium setosum». Это – бодяк, страшнейший сорняк на дачных участках в Зонихе».
Из письма Л.И. Красовского от 13 мая 1982 года.
«Я узнал от Любищева об А.А. Зимине, побывал у него, узнал об его доводах против подлинности «Слова о полку Игореве» и, приехав в Киров, побежал к Фокину, чтобы рассказать о дерзостях Зимина. Как часто бывало у Александра Дмитриевича, мое, как мне казалось, ошеломляющее сообщение не вызвало никакого интереса. Вместо ожидаемых возражений он равнодушно сказал: «В этом никто и не сомневается». «В чем?». «В том, что «Слово» поддельное». И, помолчав, добавил свое соображение: «Иначе, зачем было Мусину-Пушкину стараться, чтобы найденный оригинал сгорел в московском пожаре 1812 года». Если бы этот разговор я припомнил в минувшем декабре, то непременно включил бы его в мои воспоминания и Фокине». Вряд ли его мнение о подделке «Слова» было бы решающим в этом вопросе. Толстой, Гончаров и академик Шахматов не смогли изменить господствующий восторг от «Слова» и от его датировки XII веком. Но для Александра Дмитриевича тот разговор о «Слове» был типичен, как и его мнение и аргументация: «Никто не сомневается».
Эти выдержки из писем как нельзя лучше характеризуют Александра Дмитриевича Фокина и как ученого и как ЧЕЛОВЕКА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ,
На приложенной фотографии – Александр Дмитриевич Фокин, Валентин Дмитриевич Сергеев и Евгений Дмитриевич Петряев, слева направо.
Александр Рашковский, краевед, 19 октября 2012 года.
