О влиянии отношения к архивам и библиотекам на развитие науки и техники в стране

О влиянии отношения к архивам и библиотекам на развитие науки и техники в стране

 

У нас сегодня в СМИ и ИНТЕРНЕТ идет много разговоров о развитии науки в стране. Предлагаются разные схемы, но они, как правило, связаны с так называемым «правильным распределением средств». Однако, считаю что это не самое главное.

Главное – это отношение к информационной базе науки и техники (книгам и архивам).

А с этим у нас уже давно неблагополучно. Еще со времен «философского парохода». Большевики  ударили, как они думали, по наукам, связанным с идеологией, а ударили по всей науке страны, так как все науки связаны между собой. К руководству научных учреждений начали приходить партийные карьеристы, что и привело к постепенному падению их уровня. Война, на время, поставила все на место. Руководить мог только тот, кто мог тянуть в жестких условиях военного времени. Партийным органам приходилось утверждать на руководящие должности грамотных профессионалов, закрыв глаза на их партийную принадлежность. Можно привести немало примеров. После войны, такое сохранилось, потому что надо было срочно сделать атомную бомбу, а этим проектом руководил Берия, у которого был невероятный нюх на толковых людей. При этом, идеологов он в свою «епархию» не пускал, потому, например, в физике, и не была допущена ангажированная «дискуссия» типа лысенковской,  хотя намерения провести такую «дискуссию» у махровых реакционеров в этой науке были.

Однако, после 1953 года, когда прекратились кровавые чистки, партийные идеологи, вздохнув с облегчением, вновь начали полностью контролировать кадровую политику, вернее даже не контролировать, а назначать на руководящие должности только людей с партбилетом. И в партию густо поперли проходимцы и карьеристы, которые редко бывают умными людьми, но почти всегда очень хитрыми и коварными. И  вот к чему это привело.

 

Из письма Василия Николаевича Скалона к Евгению Дмитриевичу Петряеву от 30 сентября 1955 года.

«Представьте себе. В Новосибирске закрыли финансовый институт. Его ценности передали Иркутскому, в том числе 62000 книг, да не каких-нибудь. Книги – известно – дело беспокойное. Их пока сложили в гараж с дырявой крышей. Лежат, ничего. Но вот понадобилось крышу чинить и машины ставить. А тут докучливые книги. Как быть? И директор отдает приказ – сдать книги на толевый завод. И 62000 книг, каждая из которых стоила самого директора, были уничтожены, за исключением нескольких сот самых красивых, которые растащили служащие. Сейчас разрозненные книги появились на барахолке. Вот тебе и наука! Я прямо был болен несколько дней».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.238).

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.Н. Скалону от 26 октября 1955 года.

«Наше Географическое общество в нанбиозе. Я пытался втянуть в это дело профессионалов с географического факультета педагогического института, но они даже билеты получать не хотят. Поразительная мертвечина. Чистая география в Географическом обществе лишила его сил, актива, самодеятельности. В «Известиях» общества мало интересного.

Надо издавать в Сибири научные журналы и вообще активизировать издательскую деятельность общества на периферии. У нас с этим плохо и все дается большой кровью.

 (ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.240).

 

 

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 2 февраля 1956 года.

«Невозможно составить мартиролог ценностей, погубленных мракобесами минувшей эпохи. Ни один журнал этого не опубликует. Ведь за нами уничтожение музеев, сожжение архивов, переработка на толь библиотек, осквернение могил, исчезновение памятников и тому подобное в столь фантастической нелепости, что и вспоминать больно.

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.247).

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 24 марта 1956 года.

«Что делается в архивах! Посетители, «ученые» люди, вырезают документы из дел!!!

 (ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.249).

 

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 6 июня 1958 года.

«Низкий Вам поклон за то, что выводите из тьмы забытые тени предков наших. Людей, которые и лучше были нас и честнее, и самоотверженнее. Ибо мы измельчали, исподличались, разложились и сами того не понимаем. Музеи наши умирают. Иркутский музей с его сокровищами разворовали и загадили до основания.

Историки наши это банда проходимцев, которые не знают прошлого, бессовестно лгут, кто во что горазд».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.314).

 

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 27 мая 1962 года.

«Есть арабская пословица: если хочешь говорить правду, имей всегда у своего шатра оседланную лошадь. В наше время лучше иметь реактивный самолет».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.327).

 

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 29 мая 1965 года.

«В апреле был в Якутске (после 27 лет). Ошеломлен состоянием природных ресурсов. Алмазы нашли, а леса и всю живую природу вообще губим начисто. Что делать? Как быть?

Мы летим вверх пятами в зону биологической пустыни. Я кричу об этом, рискуя головой, в докладных записках. С ужасом наблюдаю нарастающее опустошение».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.273).

 

Из письма В.Н. Скалона к Е.Д. Петряеву от 6 августа 1965 года.

«Иркутские градоначальники охвачены идиотской лихорадкой уничтожения памятников. Уничтожены уникальные, кованные из железа, решетки городского сада на Ангаре. Истреблены стильные каменные заборы – на их месте пустыри. Истреблен поразительный ансамбль Белого дома – дворца генерал-губернатора. Вандалы уничтожили одноэтажное стильное крыло, служившее книгохранилищем. На этом месте … разбит сквер. Книги безобразно свалены в подвале! Я был весной в Иркутске. Он облысел!

Истреблены книги из библиотеки иностранных языков (2 центнера). Погибли уникальные, старинные издания, в том числе всемирно известное издание мемуаров Казанова (ин-фолио, стоимостью 17.000 франков по международному антикварному каталогу). В Троицкосавске полностью сожжен архив Кяхтинской таможни, который Сперанским был назван «золотой жилой для историков». Тысячи примеров потрясающей дикости в расправах с культурными ценностями. Географиздат – это самый настоящий притон разбойников. Что они издают! Что делают!».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.123, л.271).

 

Из письма Анны Ивановны Тарасовой к Е.Д. Петряеву от 27 июля 1985 года.

«Навиндовский умер несколько лет назад. Он проживал в Приморском филиале Географического общества СССР. Его комната находилась рядом с комнатой, где хранился архив Владимира Клавдиевича Арсеньева и некоторых других исследователей. Он был «хозяином» над этими материалами в течение многих лет.

Я была уверена, что Приморский филиал Географического общества, после его смерти, примет меры к просмотру и разборке, а затем распределению этого материала. Ничего этого сделано не было. Мне рассказывал один преподаватель Дальневосточного университета, что после смерти Навиндовского многие заходили в его комнату, и никто не выходил без папки, книги, каких-нибудь бумаг. Контроля никакого не было. Потом приехала сестра Навиндовского (никто даже не поинтересовался, откуда приехала, как ее фамилия и имя) и увезла все, что осталось в его комнате. Куда увезла, где она проживает, никто не знает. Вот такая грустная история».

 (ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.26, л.23-24).

 

Из письма Е.Д. Петряева к А.И. Тарасовой от 1 августа 1985 года.

«С болью я узнал о смерти Н.А. Навиндовского. Это был очень хороший и честный человек, много сделавший для спасения филиала Географического общества. В 1950-1953 годах я близко его и видел, как со всех сторон теснили и зажимали филиал, урезали штаты, отнимали книги, занимали помещения, чуть ли не под школу танцев. Помню, как запасы бумаги, подготовленные для Трудов филиала, просто отобрали для издания диссертации Крушанова. Тогда шла волна переименований и тут Н.А. с большой смелостью («невидимые миру слезы») отстаивал Владимира Клавдиевича Арсеньева.

С музеем Навиндовский вел упорную борьбу за доступ к наследию Владимира Клавдиевича, но там сидели «собаки на сене» (некий Запорин, потом какая-то вельможная дама).

В библиотеке филиала я видел массу книг с надписями Владимира Клавдиевича и его заметками на полях. Помню полемику Владимира Клавдиевича и Кириллова на брошюре о морской капусте. Тогда меня это занимало.

Комплект журнала «Природа и люди Дальнего Востока» у Арсеньева был из библиотеки П.С. Маловечкина (библиографа Камчатки). Тут целый узел. Брат Маловечкина был мужем сестры А.С. Грина. Протягивается ниточка между двумя писателями. Кое-что сейчас выясняется».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.26, л.20).

Замечу, что эти взаимосвязи очень важны для понимания замысла и внутреннего содержания художественных произведений писателей и поэтов.

Из письма А.И. Тарасовой к Е.Д. Петряеву от 24 октября 1985 года.

«Владивостокцы немного приуныли из-за того, что фонд В.К. Арсеньева увезен в Ленинград. Удивительное дело. Фонд лежал у них почти 40 лет, и никто им не интересовался, а теперь, когда он в Ленинграде, все ринулись изучать Владимира Клавдиевича Арсеньева и его фонд. С какой только стороны не изучают! И библиографы, и этнографы, и историки, и археологи, и фольклористы. И как изучают – скурпулезнейшим образом».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.26, л.28-29).

Вот мы восхищаемся развитием промышленности Японии, особенно после II Мировой войны. А одной из причин такого развития является трепетное отношение японцев к архивам и библиотекам с очень давних времен.

 

«Американский ученый Гриффио писал: «Прожив четыре года в Японии, мы пришли к глубокому убеждению, сто чтение и изучение книг более, чем какая-то другая причина или совокупность таковых, содействовали развитию новейшей цивилизации в этой стране.

Всякий большой город Японии имеет свою печатную историю. Сельские и деревенские хроники записываются и хранятся местными антиквариями, семейные хроники тщательно переписываются из поколения в поколение. Почти всякая провинция имеет свою энциклопедическую историю, почти для всякого большого тракта есть путеводители, в которых описываются знаменитые места и связанные с ними исторические события. Мало народов, которые лучше знали бы свою родную историю. Родители с восторгом учат своих детей преданиям и сказаниям старины. В Японии есть сотни историй родной земли для детей».

В то же время у нас можно назвать две-три более или менее удачных историй России для народа, а историй России для детей мы вовсе не знаем».

«Русская школа», 1900, № 7-8, с.166.

И это пример только по истории Японии.

Так было  более ста лет назад.

У нас же сейчас положение еще хуже.

Библиотекари и архивисты, наверно, самые низкооплачиваемые люди в стране. А это совершенно недопустимо в условиях все более жесткой экономической, да и политической конкуренции между странами.

 Между тем, например, производительные силы регионов у нас изучаются очень мало.

А если упадет цена на нефть и газ? Что будем тогда делать?

Производство сельскохозяйственной продукции сокращается с пугающей быстротой, что, несомненно, сказывается и будет сказываться на показателях здоровья населения, потому что здоровье невозможно обеспечить на привозных продуктах, не содержащих необходимых компонентов поддержки иммунитета, свойственных территории проживания.

В архивах и библиотеках лежит масса ценнейших, но невостребованных материалов, которые необходимо изучать на современном уровне развития науки, но выпускники высших учебных заведений не приучены к выявлению и анализу информации, их никто этому не учит.

Да и преподавательский состав вузов, в основной массе, не приучен к этому.

В результате уровень научных, в том числе диссертационных, работ падает и как выйти из этого замкнутого круга, похоже, никто не знает.

Кроме того, выпускники не имеют мотивации к повышению своего интеллектуального, а значит и профессионального уровня, так как, в громадном большинстве случаев, карьерный рост их по-прежнему не связан с уровнем профессиональной подготовки. Поэтому, например, молодые программисты, «набив руку» в своей профессиональной деятельности и уезжают в крупные города, а чаще всего в США и другие страны Запада, где их профессионализм востребован и хорошо оплачивается.

 В таких условиях наука и техника  развиваться не могут и ждать их развития не приходится.

 

 

            Александр Рашковский, краевед, 17 октября 2012 года.