Поэма праха

Анатолий Добрович
ПОЭМА ПРАХА

1
Вчера приснилось: милая особа
в гостях у друга. Спальня-кабинет.
У них роман. «Мадам, а если оба
займёмся вами?» – «Почему бы нет?».

Друг не нашёл резона возражать:
никто из нас не чья-то принадлежность.
Но, проявляя пыл, и такт, и нежность,
мы сможем ей на час принадлежать.
У женщин есть готовность к ломке кодов.
Здесь, право, похоть ни при чём:
им должен быть блаженством возмещён
назначенный природой ужас родов.

Когда и кто провозгласил греховность
любви втроём? Где он увидел грязь?
Иконописным золотом духовность
текла в окно, пылинками искрясь.
Но тут, проснувшись, я вообразил
всё сборище сошедшихся под окна
стволов, клинков, орясин или вил —
явились наказать подонка…

2

Прости, но это вздор, Экклезиаст:
никто из нас не выходил из праха.
Из клетки мы — что злак, что зверь, что птаха,
и клетка оболгать себя не даст.

В утробе матери я был сопоставим
с рыбешкой, жабой, хомяком, лемуром.
Весь путь живого бешеным аллюром
промчал – и слился с обликом своим.
Я репортёр. Я клетку оторву
от дел бесчисленных — задать свои вопросы,
и звукозапись в этом интервью
запечатлеет хор многоголосый.

И это – «прах»? Десятки хромосом,
таящих тысячи ветвящихся сказаний,
законов общих, частных указаний –
вот что за файл гигантский мы несём

в любой чешуйке. Дела нет природе,
что мы творим, и кто мы на Земле.
Ей надо одного: чтоб в клеточке-зерне
мы повторились в собственном приплоде.

Как мы ни пыжься, как ни колобродь,
природе безразличен ход событий,
она, однако, требует соитий,
и вожделение вдохнула в нашу плоть.

3
Мы сносим боль, бессмыслицу и страх,
но оставляя плод во имя вида,
из вечной жизни мы уходим в прах.
И в этом – нестерпимая обида!

Начало есть предвестие конца,
не отвертеться. Но какому духу
понадобилось превращать в старуху
красавицу? и в мусор – мудреца?
По всей планете — хруст, и рык, и вой,
о чём не говорят в церковной школе.
Кто создал мир цепочкой пищевой?
Бог, что ли?

Ты психотерапевт, Экклезиаст:
из праха в прах – оно и впрямь достойней.
Паренье вечных душ над этой бойней
жрецы расписывают, кто во что горазд.
По образцу восточных деспотий,
главенствует Хозяин во Вселенной.
Его лишь угожденью посвяти
свой каждый шаг – заслужишь дух нетленный…
…Вот мы идём вдоль длинного забора.
По всем приметам впереди река.
Мы можем верить, что калитка – скоро,
но это не наверняка.

По сути, вера есть предполаганье
на кромке опыта. Возможны «да» и «нет».
У этих вера — умосостоянье:
«Верь в то, что сказано, всё остальное – бред».

4
Гипноз-мипноз!.. Жрецы сомкнулись в касту,
и у владык на неплохом счету,
поскольку превращенье стада в паству
удобно и владельцу, и скоту.

Но это ж надо – так перевернуть,
глаза и уши воском залепляя,
жизнеустройства явленную суть!
Не то… перегрызется стая?..

Но в стае не кончается резня.
И баб насилуют. И чей-то бог поруган.
И страсть к убийству никакой хоругвью
прикрыть нельзя.
Да: позабыл представиться. Я прах.
Перед арийством в долге неоплатном,
десятки лет лежу себе во рвах
любимых украин, и польш, и латвий,
где Бог меня покинул… Виноват!
Видать, не заслужил Его участья.
Не тем наукам в школе обучался.
Не с той молитвой подтирал свой зад.
Мой жребий утвержден великим кормчим,
и я усвоил: жизнь – отнюдь не мёд.
Живи, пока справляешься. А впрочем,
кому известно, жив я или мёртв.

5
Но есть, есть суд людской, в конце концов!
Не только Божий. Слава хроникёрам,
спасибо камерам, благодаря которым
мы видим тех, кто вынуждал отцов,

сойдясь в неотвратимой драке
(в ней чья-то смерть всегда предрешена),
как попугаи, возглашать в атаке
своих кумиров имена.
Вглядимся в облики властителей-ничтожеств.
Перелистнём набор внушавшихся «идей»…
И эти враки — повод уничтожить
сто миллионов пригнутых людей!?
Вот квинтэссенция: взбесившийся ислам
весь в поисках, метро, бистро, авиарейсов,
чтобы геройством выставить злодейство,
столь соприродное стегаемым ослам:

неверных – в клочья!.. Смертник только рад,
зазнавшихся отступников карая,
пробраться в рай, через творимый ад…
Стошнит ли небо, от такого рая?!
Гипноз-мипноз!.. А глянь, какая прыть:
без принуждения, без потребленья дури
есть миллиард желающих сменить
земные тяготы на виртуальных гурий.

6
Войду в собор. Там женщина с младенцем –
наш племенной всеобщий знак.
Но хряк с крестом — он враг взаимодействий.
Гусак и с пейсами гусак.
Полмира держит женщин взаперти.
А им ведь и рожать, и наслаждаться надо.
Отставить выстрелы! Как женщинам снести
погибель собственного чада?
Они зависимы: от них одних зависит
трансляция людей в другие времена.
И если женщина ребенку не верна,
кто охранит его, и что его возвысит?

Мы б разглядели, будь мы зорче,
там, позади развешенных рубах,
кто подлинный, хотя и скрытый кормчий
на знаменитых наших кораблях.

…Но кто и для чего передаёт
бесчисленные биоэстафеты
в грядущее? Настанет ли черёд
какой-нибудь космической гаметы?
Чьи гены выстоят, тем перейти туда…
Куда – «туда»? Что означает сложность
живых структур? Какая в том нужда?
И чья осуществленная возможность?

7
Но скажем правду: сколько ни меси
весь этот липкий ком воспроизводства,
соития и стая — гран мерси,
а штука в том, что «помирать не хоцца».

Отец небесный нам необходим:
чтоб скатываясь к эпилогу,
мы знали, что живых оставим Богу,
а не воде и глине отдадим.
Пока ты жив, ты от других отличен.
Но к смерти применим индийский стиль:
сжигайте труп, не превращайте в гниль
того, кто вам бывал небезразличен!

Развейте прах. Любой фотопортрет,
лист рукописи, запись говоренья –
вот истинное место посещенья
усопшего. А яма с трупом – нет!

Но если есть Творец — жесток он или благ?..
Займитесь праздномыслием. А лучше
вглядитесь в здания и вслушайтесь в созвучья,
поймите речь, перетолкуйте знак.

8
Что люди создают, пока их не унизят
гниеньем! Грандиозны их следы.
Как будто их прозренья и труды
смерть отдалят, а не приблизят.
Бывает нежным воздух меж людьми
среди велосипедного трезвона.
О, эти смены света и сезона,
самозабвенье смеха и любви!

Бывает, что звучишь в пространстве хора.
Как многозначен, многолик
порой оказывался миг
объятий, чтенья, разговора!
Мы созидательны. Как странен и высок
мир чертежей, сюит, стихотворений.
Сквозь пальцы протекающий песок —
путь во вселенную, где мысль течет сквозь кремний.

И это – «прах»? Как уникален мозг,
преобразующий вещественное в символ.
Как можно ощущать себя бессильным,
взлетев на лайнере, взойдя на струнный мост?

9
В соборе диво — каменный узор,
а королев и герцогов умерших,
держать в руке зубило не умевших,
скульптуры погребальные – позор!

Властителю, вершителю, судье
не обойтись без памятного знака.
Но сделать усыпальницей себе
сам кафедрал – какая спесь, однако!
И все-таки он создан, кафедрал.
Для крыс и трупов он едва ли значим.
А мы творим, и молимся, и плачем,
как если бы Господь существовал.

Жизнь — мутная бурлящая среда.
Мы противостоим ее теченьям
и Бога создаём, чтоб оснастить значеньем
короткий трек из клетки в никуда.
Да, создаём, и может, создадим.
Пока природа отбирает гены,
мы отберём из этой грязной пены
то, что Законом сделаем своим.

Поняв других, осуществясь вполне,
мы примем смерть как род освобожденья.
И нас научат уходить во сне
с забавнейшим сюжетом сновиденья.

Один комментарий к “Поэма праха

Обсуждение закрыто.