Сестры Рудерман, последние в своем поколении Очерк*
Памяти Б.Я.Гуревич (Беношер)
В начале 20 века в славном городе Вильнюсе, этом литовском Иерусалиме, жил перчаточник Берл Рудерман. У него была жена Мирьям, в девичестве Мирьям Певзнер, и шесть детей: четыре девочки и два мальчика. О двух девочках – старшей Ханне и младшей Хае я хочу рассказать.
Ханна родилась в 1909 году, а Хая – через 13 лет, в 1922. Берл, его жена и их дети, когда подрастали, много работали в общем семейном бизнесе – пошиве перчаток и их продаже. Берл был очень строг и бескомпромиссен в отношении качества своей продукции. Он считал, что все, что вышло из его мастерской должно быть безукоризненным. Поэтому, если встречали в вильнюсском обществе женщину с хорошо сидящими на руке перчатками, то говорили: «Это от Берла Рудермана». В конце 20-х годов разразился известный мировой кризис, который коснулся и Рудерманов. Бизнес Берла захирел, это вынудило его продать дело в Вильнюсе. В 1931 году семья переехала в Польшу, в Лодзь, эту восточноевропейскую столицу перчаточников. В Лодзи Рудерман возобновил дело, но уже с меньшим размахом из-за большой конкуренции. Девочки и мальчики между тем подрастали, быстро входили в семейный бизнес — производство перчаток и их реализацию в своем же маленьком магазинчике. Известна семейная легенда о том, как в их магазин пришел известный иллюзионист Вольф Мессинг. Он попросил примерить перчатки и, когда Ханна помогла ему, он обратил внимание на ее руки и попросил разрешения посмотреть на ладонь. Внимательно осмотрев ладонь, Мессинг сказал молодой девушке: «Мадемуазель, я предрекаю вам долгую жизнь, но жить вы будете далеко отсюда и умрете вы тоже не здесь». Эти слова Вольфа Мессинга Ханна всегда помнила, и ее женское сердце сжималось от сладкого ужаса свершения предсказания.
Европейская жизнь между тем все более требовала кожи не для элегантных перчаток, а для солдатских и офицерских сапог. Война приближалась к Польше, как хищник к добыче. Именно в это время у Берла Рудермана открылась язва желудка, которую он лечил, но безуспешно. Вскоре он умер.
Гитлер и Сталин поделили Польшу. На восток в Союз хлынула огромная масса еврейских беженцев – ситуация, описанная в рассказах Башевиса Зингера. В Союзе, в Столбцах, под Минском оказалась и Мирьям Рудерман с детьми, мальчиками и девочками. Вскоре Гитлер напал на Россию, его войска быстро приближались к Минску. В каждой еврейской семье остро стояли вопросы – куда бежать, с кем бежать и как бежать? Мирьям Рудерман буквально вытолкнула Ханну из дома, заставила ее бежать вместе с близкой ей семьей Горелик, и вот мы видим Ханну, едущую в поезде на восток страны.
Она остановилась на юго-западе Сибири, в городе Курган. Здесь перчаточница Ханна пришлась очень кстати на шитье и ремонте военных шинелей, она стала передовиком производства, за ней никто не мог угнаться. За свой ежедневный двенадцатичасовой и беззаветный труд она получала в день литровую бутылку молока и буханку черного ржаного хлеба. Это спасло ее и позволило сохранить здоровье для послевоенного замужества и рождения дочери.
Хая тоже спаслась. В войну она вышла замуж за ленинградца Леонида, родила дочку, эвакуировалась. Она работала сопровождающей раненых. Была такая солдатская должность при госпиталях. Слегка подлеченных раненых бойцов надо было сопровождать к их родным местам для окончательного выздоровления или окончательного списания как непригодных к службе. Ее госпиталь располагался в Удмуртии, в городе Сарапул. Однажды она привезла раненого военного в Курган, сдала его родным и оформила документы на возвращение в Сарапул. На вокзале Кургана она прилегла на скамейку, чтобы немного поспать. Бывший в это время на вокзале офицер тоже решил соснуть. Он оглянулся, увидел спящего на скамейке солдата, решил согнать его и самому выспаться на этом месте. Офицер легонько потряс спящего солдата за плечо, с головы солдата упала пилотка, офицер увидел лицо спящей девушки, ему стало неловко, он надел пилотку на голову девушки и отошел. Потом, когда после войны Ханна и Хая встретились, Ханна спросила у Хаи: «Почему же ты не прочитала вывешенный на вокзале список эвакуированных в Курган?». «Не прочитала», — повинилась младшая сестра.
После войны Ханна вернулась в Белоруссию вместе с теми, с кем она бежала оттуда в 1941 году, с семьей Горелик. Ее звали теперь Анна Борисовна. Так дальше будем звать ее и мы. Они остановились под Минском, в городе Борисове. Дореволюционный Борисов в энциклопедиях упоминался как типичное еврейское местечко, и перед войной там все еще жило много евреев. Именно здесь Анна Борисовна вышла замуж, родила дочку, которую назвала Мирьям, по имени своей погибшей мамы. По-русски ее звали Мира.
У мужа Анны Борисовны, Михаила Львовича, в Ленинграде жили брат и сестра. К ним и поехал Михаил Львович с женой и дочерью в свой первый семейный послевоенный отпуск, чтобы показать их родным.
Однажды Леонид, муж Хаи, был на Невском проспекте и увидел женщину в точности похожую на его жену. Она шла с человеком в военной форме, в то время многие демобилизованные так ходили, правда, без погон. Леонид рассказал Хае об этой похожей на нее женщине. «Почему же ты не спросил у нее, — «Вы из Польши?», — сказала Хая.
Анна Борисовна с семьей продолжала жить в Белоруссии, в Борисове, рядом со ставшей близкой ей семьей Горелик. Старшая Горелиха была портнихой и имела на этой почве широкий круг знакомств. О чем говорили после войны спасшиеся от ада уничтожения евреи? О том, как спаслись, где были, откуда убежали. Однажды к Гореликам пришла клиентка, гостья из Ленинграда. Они разговорились. Гостья рассказала, что сама она родом из города Лида, откуда они, она и ее семья, выехали в начале войны, можно сказать последним поездом. Горелиха рассказала, как они бежали из Столбцов, из под Минска. «Так вы из Столбцов, — сказала гостья, — я помню, когда мы ехали в поезде и проезжали Столбцы, одна молодая девушка рвалась выпрыгнуть из идущего на полном ходу поезда. Она кричала, что все ее родные в Столбцах. Мы с трудом ее удержали».
— Ее звали Хая?, — с надеждой спросила Горелиха.
— Да, Хая!, — воскликнула гостья.
— А где она теперь?
— Да в Ленинграде же! Я хорошо знаю ее свекровь.
Так через много лет разлуки вновь встретились две сестры, Анна и Хая.
Дочь Анны Мира подрастала, училась в институте в Ленинграде. Здесь она вышла замуж и родила трех дочерей. Анна Борисовна иногда приезжала к своей дочери в Ленинград, жила здесь. Когда умер Михаил Львович, ее муж и отец Миры, визиты в Ленинград участились, а их продолжительность увеличилась. В 1991 году, находясь в Ленинграде, она умерла после непродолжительной болезни в возрасте 82 лет. Так в точности сбылось предсказание знаменитого иллюзиониста и предсказателя Вольфа Мессинга. Она похоронена в городе Борисове, где на еврейском кладбище ее дочерью и зятем ей был поставлен памятник рядом с памятником мужа.
Хая, сестра Анны, жила, как я сказал, в Ленинграде. Умер ее муж Леонид, его похоронили на еврейском кладбище. Хая и ее дочь жили рядом. Дочь часто приходила к маме, но, конечно, не могла заменить мужа. Вдовья доля не легкая, она не способствует смягчению характера. Была также природная разница в характерах сестер. Если Анна была мягкая и покладистая, в маму, то Хая пошла в отца, с его резкостью и непримиримостью.
Осенью 2010 года Хая Борисовна умерла. Ей было 87 лет. Она умерла быстро – встала принять лекарство, присела к столу и опустила голову. Приехали врачи, констатировали смерть, однако разогнуть умершую смогли не сразу. «Сложный случай, – сказали они, – надо доплатить 6000 рублей».
Дочка позвонила в похоронное бюро, чтобы спросить о похоронах. «Можно, — сказали ей, — это будет стоить 20000 рублей, но на кладбище можно договориться с людьми подешевле». Действительно, на кладбище удалось договориться о похоронах за цену значительно меньшую.
Ее хоронили 11 человек: дочь, племянница, муж племянницы, две дочки племянницы, правнучка и еще пять человек – дети одноклассников мужа. Так Хая Борисовна оказалась последней в своем поколении. Правнучка Хаи Борисовны, девушка 22 лет, была человеком уже совершенно другой формации. Она приехала на кладбище на новенькой машине «Рено Логан». Ее шею обрамляла золотая цепочка с золотым магендовидом. «Какие интересные имена – Лейба, Шмуэль», — говорила она, читая надписи на надмогильных камнях.
*Имена героев очерка изменены.
Дорогие друзья Инна и Евгений!
Большое спасибо за положительные отклики!
Евгений Михайлович!
Принял к сведению Ваше предложение.
Уважаемый Ефим,
спасибо за рассказ. Подобные серьезные тексты хорошо бы сначала предложить редакции и только потом публиковать в блогах. Это на будущее. Удачи!
В таком коротком рассказе описать жизнь и судьбу нескольких поколений! Спасибо, Ефим! Это трогательно и интересно написано.