Я человек восьмидесятых, а что штаны на мне висят, их
стирать не буду никогда,
как воробьи, живем в пыли мы, вечерним злом неопалимы,
цветет шалфей и лабуда.
До удивленья невредимы, висят неплохо габардины,
трещат полозья корабля,
в груди горчица гладит сало, ты так охотно отплясала,
и выше ростом конопля.
Мы, может, просто дети бездны, Москве все возрасты любезны,
и воздух сух, и ветер прян,
и среднерусская полоска, на всем печать чужого лоска,
не верь бумажным якорям.
Я человек второго сорта, а ты попробовал рассол-то,
смотри, оставишь в голове
друзей, которых до поры бы, Петрова-Водкина две рыбы
уйдут ногами по траве.
Вчерашний день закат не помнит, во глубине печальных комнат
живут такие же, как я,
немолодые бедолаги, читают книги из бумаги,
чужой эпохи сыновья.