Летом 1572-го года Максимильен де Бетюн, 12-летний мальчик из хорошей семьи, был под присмотром двух гувернеров отправлен на учебу в Париж. Но до занятий так дело и не дошло. Ночью в городе начался шум, гувернеры мальчика сунулись за ворота — и больше он их уже никогда не видел. Дикая резня, получившая потом название Варфоломеевской Ночи, была в самом разгаре, a юный де Бетюн воспитывался матерью в протестантской вере, гувернеров ему подбирала тоже она. Tак что в Париже их опознали немедленно, и столь же немедленно убили.
Мальчик, однако, обнаружил огромное присутствие духа. Он переоделся в какой-то балахон, измазал лицо и руки грязью, на шею повесил простенький крестик, подходивший не дворянину, а лицу самого простого звания, и ушел из Парижа пешком. Он умудрился проскользнуть через все заставы неопознанным и сумел добраться до мест, где действовали отряды протестантов. С того времени он жил, сражаясь, и приобрел репутацию «… человека, способного на все …», что по тем временам следовало понимать буквально.
С какого точно времени, неизвестно, но он попал в число пажей протестансткого принца, Генриха Наваррского, и был им замечен. Принц однажды поручил Максимельену де Бетюну раздобыть в некоем городке остро необходимые войску деньги — и тот вернулся с суммой, вдвое превышавшей ожидания.
С тех пор он занимался не только войной, но и казной, и артиллерией, и укреплениями — принц Генрих ценил способных людей, и в случае де Бетюна обрел истинное сокровище. Мальчишка оказался гением — все, за что он брался, получалось у него самым замечательно. Когда Генрих Наваррский стал королем Франции Генрихом Четвертым, он обзавелся и министром финансов. Им стал Максимильен де Бетюн, барон Рони, сделанный потом герцогом Сюлли.
В сущности, он был главой французского правительства, предшественником Ришелье. Занимался всеми делами государства, кроме дипломатии — чем, конечно, от Ришелье отличался очень сильно. Сюлли сильно поднял государственные доходы, и при этом еще сумел и понизить налоги на крестьян — он стал взимать плату за наследственное замещение всевозможных должностей.
Главным достижением Сюлли оказалось упорядочение государственных финансов. Он упростил процедуры взимания налогов, отменил многочисленные исключения и «особые случаи», и тем разложил уплату на более широкую базу. Одновременно общая ставка налогообложения была снижена.
С убийством короля Генриха кончилось и влияние Сюлли. По счастью, его только отстранили от дел, дальнейших мер не последовало, он дожил до старости, и мирно скончался у себя в поместье. Оставил интересные мемуары.
Насколько я знаю, его именем названо одно из крыльев Лувра.
Инна, помните анекдот ? В Россию приезжает японец-славист, и демонстрирует прекрасный русский язык. На вопрос — да как же это он так навострился — охотно отвечает, что русский ему очень интересен, что каждый день он заучивает 100 новых русских слов, и что делает он это без выходных вот уже 10 лет. А потом, постучав себя по лбу, добавляет:
«И все это здесь, в ж*пе !» 🙂
Мне кажется, что крупный финансист — это талант, а не просто соответствующее образование. Деньги (и большие и малые) требуют чутья. Как и бизнес.
Наверное, да. Сюлли был первым из великих министров Франции — потом был Ришелье, а потом — Кольбер. Первый был отчаянным рубакой, второй — тонким дипломатом и политиком, третий — необыкновенно одаренным бюрократом. Тем не менее, все трое — высокие таланты именно в финансах.
Хотя по поводу Ришелье тут есть разные мнения 🙂
Борис Маркович, Вы меня поражаете своим знанием истории. Как Вы храните столько подробностей в памяти? Где оно все помещается?