КИЕВ, 1941

Малыш в матроске. Рыжий пёс
целует малыша взасос,
улыбку дарит до ушей
сладчайшему из малышей.
А тот для пса пупочки тырил…
Им вскоре стукнет по четыре.
Однажды кислый помидор
он другу вытащил во двор,
пёс овощ нехотя лизнул,
сел, отвернулся, и зевнул,
но мальчик тоже был упрямый
и откусил бочок румяный.
Назавтра жар. Хоть и крепыш,
но сильно скуксился малыш,
температура — сорок два,
они и спали то едва
в ту ночь. А утром — суматоха,
вокзал, вагон, мальчишке плохо,
начальник хворых не берёт,
отец начальнику орёт:
да я вас в порошок сотру!
Мать, кроху и его сестру
в конец последнего вагона
пустили (как бы вне закона).
Две полки поперёк торца,
наверх устроили мальца,
он сразу же прилип к окну…
Перо в чернила обмокну,
и допишу конец несказки
для памяти и для острастки:
за малышом под стук колёс
летел по шпалам рыжий пёс,
летел с улыбкой до ушей
для лучшего из малышей,
летел он долго, долго, долго,
шёл дождь, земля уже наволгла,
а пёс — не поезд — уставал,
и отставал, и отставал,
и уменьшался, уменьшался,
пока с тенями не смешался.
А за окошком немалыш
скулил, попискивал как мышь.

Как видно, о войне не врут:
собак на поезд не берут.

05.11.12