(с) Юлия Драбкина

Крупицу кислорода зачерпнуть
в закат из ниоткуда тихо выйдешь.
Земля, приём, ответьте кто-нибудь,
на хинди, эсперанто или идиш.
Молчат. Остаток солнечной зимы
с шипеньем умирает в Иордане.
Смотри туда, однажды так и мы,
но не сейчас,
когда-нибудь,
когда-ни…

Когда скривит земное время рот,
по-блядски напомаженный и яркий,
нас будут ждать у адовых ворот
(«Жидам собраться в 9 возле арки»).
Угрюмый город — сир, осиротел —
задержит вдох, приспустятся знамёна,
и все придут, и мы тобой в хвосте,
и нас по списку сверят поименно.
И бог, отставив в сторону стакан,
наполненный бессилием до края,
как есть — сентиментальный старикан,
всплакнет, по-детски сопли вытирая.

Прислушайся, как бьется о карниз
мелодия скрипично-дождевая:
то капли божьих слёз спадают вниз.
Лишь на такую скрипку уповая,
старательно учу ее азы,
и ей не в такт, затягивая действо,
всё льется, льется русский мой язык
сквозь призрачное сито иудейства.