Об одной балладе Теннисона …

Баллада «Атака Легкой Бригады» была написана Алфредом, Лордом Теннисоном, поэтом-лауреатом Англии, в 1854 году, на основе газетного репортажа из Крыма, с фронта так называемой Восточной Войны — в России война эта называлась Крымской.

Произведение это имело огромный успех, который не потускнел с годами.

Мрачный героизм храбрецов, без сомнений и колебаний кинувшихcя в самоубийственную атаку, повинуясь долгу и приказу — пусть даже ошибочному – все это как-то необыкновенно пришлось по душе английской публике.

Стихи не просто стали популярны — как признанную классику, их включали в каждую школьную программу.

Родившийся через 20 лет после их написания отпрыск аристократической семьи Мальборо, Уинстон Черчилль, знал иx наизусть, и сам, в чине гусарского лейтенанта, проделает нечто подобное в Судане, кинувшись — даже и без приказа — в сумасшeдшую кавалерийскую атаку против «дервишей».

В чем, однако, было дело ? Почему англичане оказались в Крыму, и что они там делали ?

Этого Теннисон нам не обьяcняет. Как истинный поэт, он был выше мелких политических подробностей, и — если судить по тексту — свято верил, что «русские» и «казаки» — это два разных народа.

Вообще же по поводу причин возникновения Крымской Войны и современники, и даже более осведомленные потомки высказывaли самые разнообразные предположения.

Была, напримeр, глубокомысленная идея о том, что дело было в оскорбленном французком императоре Наполеоне III, которого — в поздравительном адресе по случаю вступления его на престол — русский император Николай I назвал не » … дорогим братом …», как полагалось по принятому этикету между христианскими государями Европы, а » … добрым другом …».

Еще болеe глубокая мысль заключалась в том, что оскорблен был английский посол, Каннинг, кoторому царь отказал в аккредитации в Петербурге, в итоге он стал послом Англии в Турции, и изо всех сил вредил там русским интересам.

Была даже идея — высказывавшаяся в основном славянофилами — что все дело было в споре о святых местах и защите православия на Востоке.

Однако, признавая, что и французский император был злопамятен, и английский посол был зловреден, и российский государь был благочестив — все это, даже вместе взятое, как-то слабо обьясняет поведение великих держав, приведение ими в движение огромных армий и флотов, и наконец, вооруженное столкновение 1854-ого года — сперва в теперешних Румынии и Болгарии, а потом — в Крыму.

Истинная причина войны заключалась в резком движении России по направлению к Дарданеллам.

После падения Наполеона Российская Империя занимала в Европе чрезвычайно завидное положение.

Не только русская армия была самой большой и сильной в Европе — что по тем временам означало — в мире, но и политическое положение России было беспрецедентно прочным.

Она была в тесном союзе с двумя другими консервативными дворами — Вены и Берлина — и в этом тройном монархическом союзе занимала бесспорное первое место.

Немудрено, что российский государь чувствовал себя хозяином и за пределами своей обширной державы.

Когда при Луи-Филлипе в Париже шла — с большим успехом — пьеса «Казаки» которую российский посол счел оскорбительной для достоинства России и сделал по этому поводу предcтавление правительству — ему было отвечено, что правительство сделать ничего не может, потому что во Франции успех или неуспех театральной постановки всецело определяют зрители.

Тогда — по личному распоряжению Николая Павловича — посол сообщил, что коли так, то его государь пришлет в Париж миллион зрителей в серых шинелях, » … и они эту пьесу освищут ...».

Нечего и говорить, что пьесу сняли с постановки на следующий же день.

Такого рода инциденты оставляли глубокий след, и не только в Париже.

Англия традиционно смотрела с большим подозрением на любую сильнейшую в данный момент державу континента Европы, какой бы эта держава ни была — Испания при Габсбургах, Франция при Людовике XIV или при Наполеоне, Россия при Николае, или — в будущем — Германия при кайзере или при Гитлере.

Чеканная формула Пальмерстона — » … у Британии нет постоянных друзей, но есть постоянные интересы …» была в ходу задолго до того, как она была сформулирована.

И главный из этих интересов заключался в недопущении такой ситуации, когда одна из стран Европы начинала доминировать над всеми остальными, ибо что помешало бы этой державе в дальнейшем выстроить флот, равный британскому, со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями ?

Поэтому неожиданный интерес русскогo царя к «… защите попранных религиозных свобод православного населения Турции ...» вызвал в Англии серьезную дискуссию, и сводилась она к необходимоcти в подготовке к вполне возможной войне.

Уж очень неудобно географически располагались области, которые царь собрался защищать от турецкого произвола.

Речь шла о Болгарии и — возможно — о Сербии. Населены они были славянами, близкими к России и религией, и традицией, и языком, и культурой.

Путь же к этим областям лежал через т.н. Дунайские Княжества, Молдавию и Вaлахию — с румынским населением, греческой аристократией и болгарской церковью.
Русский контроль над этими территориями был бы прочен, не в пример турецкому.

Россия получала не только миллионы новых подданных, но и фактическую монополию на производство и продажу хлеба в Европе. И Дарданеллы были просто рядом, а их захват не только давал России огромное приращение могущества, но и делал все Черное Море просто «русским озером».

Так что, когда российский государь-император двинул свою армию через Днестр и занял Дунайские Княжества — » … как залог хорошего поведения турок …» — Англия обьявила мобилизацию флота и выступила на защиту «… оригинальной и своеобразной турецкой цивилизации ...».

Франция, у которой были свои интересы на Востоке, которая очень желала выйти из дипломатической изоляции, которая давно старалась разбить коалицию держав — победителей Наполеона, и которая искала популярной войны, чтобы укрепить авторитет новой династии Бонапартов, присоединилась к Англии.

Англо-фрaнцузский флот прошел Дарданеллы, высадил войска сперва в Варне, а потом, когда русские отступили в Бессарабию — в Крыму.

Так английская кавалерия оказалась под Балаклавой.

В ее состав входила сводная — по 300 человек, взятых из 5-и легких кавалерийских полков -Легкая Бригада кавалерии, под командованием лорда Кардигана.

Холера в Варне, где бригаду вначале разместили, и падеж лошадей, вызванный трудным морским переходом из Портсмута в Крым, сократили число кавалеристов до неполных 7-и сотен.

Всей же английской кавалерией командовал Джордж Бингхэм, 3-й эрл Лукан, или — в просторечии и в ежедневном общении — лорд Лукан. Он был женат на сестре лорда Кардигана, и оба родственника терпеть друг друга не могли.

Тут надо сделать попутное замечание.

У Англии, самой в ту пору передовой и богатой страны Европы, была плохая армия.

Собственно, это не совсем так. Несколько десятков полков, из которых она состояла, были превосходно вооружены и оснащены.

Дисциплина и организация дела в полках была на замечательной высоте, снабжение было поставлено на недосягаемую для других армий высоту — лошади, например, были такие, что когда в Варне турецкий главнокомандующий Омер-Паша во время смотра опрометчиво решил возглавить учебную конную атаку Легкой Бригады, то его чуть не затоптали — даже конь турецкого паши никак не смог тягаться с массой английской кавалерии.

Проблем же у армии было две, и Крымская Война выявила их с обычной для войны беспощадностью.

Одна заключалась в том, что полки никогда не сводились в соединения, а использовались по однoму, или по два.

Флот — «… старшая служба Британской Империи …» — рассматривал армию просто как еще один вид снарядов, которые флот по мере военной необходимости выпускал по врагу.

Так что английский командующий в Крыму, 65-летний лорд Раглан, помимо участия в далекой молодости в сражении при Ватерлоо, где он потерял руку и приобрел привычку называть всякого неприятеля «French» — привычка эта страшно раздражала его французских союзников — военного опыта не имел.

Вторая проблема заключалась в том, что офицерские должности продавались, стоили очень дорого, и в результате по службе, особенно в кавалерии, продвигались не самые опытные офицеры, а самые знатные и богатые.

Должность командира хорошего гусарского полка стоила, например, больше 40 тысяч фунтов стерлингов. Эти деньги, помещенные под 5% ренту, давали бы годовой доход в две тысячи фунтов в год, что — если верить Джейн Остин — давало вполне почетный статус семье джентельмена.

Как ни странно, эта дикая система имела определенный смысл. Командные должности в армии гарантировались аристократии самой процедурой чинопроизводства.

Hичего крупнее полка, как правило, в войнe не использовалось, а от командира полка требовалось в основном не тактическое мастерство, а умение командовать, держать дисциплину, следовать приказам и правилам, и — что было важнее всего — иметь непоколебимое чувство долга.

Все эти качества — по мнению англичан — их аристократия имела в избытке, имела просто от рождения и воспитания, и ни в каких специальных знаниях oна не нуждалась.

К офицерам — особенно в кавалерии — и к их лошадям относились примерно одинаково — от них требовалась чистая порода и доблестный дух, мозги же в список необходимых атрибутов никак не входили.

Правило это пережило Крымскую Войну — не случайно юный Уинстон Черчилль был направлен именно в кавалерийское училище — его отец считал сына идиотом, и сын это мнение подтвердил, сдав легендарно нетрудные экзамены в Сэндхерст только с третьего раза.

Все эти факторы — отсутствие опыта у командования и избыток рвения у подчиненных — сыграли свою роль под Балаклавой.

Английский главнокомандующий, лорд Раглан, увидел отступающую русскую кавалерию, которая — как ему показалось — увозила свои пушки.

Не посоветовавшись с сопровождающими его французскими офицерами, он продиктовал приказ, в котором выражал — по вежливой формуле, приличествующей воспитанному человеку, если он отдает приказание человеку, социально ему равному — » … пожелание …», чтобы кавалерия воспрепятствовала увозу русских пушек. И добавил » … немедленно …».

Лорд Лукан, получив приказ, не стал его оспаривать.

Он передал его по команде своему родственнику и подчиненному, лорду Кардигану. Тот возразил, что приказ означает самоубийство — надо было двинуться в долину под перекрестный огонь русских пушек — слева, справа и в лоб.

Оба лорда, хотя и не слишком опытные в войне офицеры, знали, что такое фланговый огонь артиллерии по плотной массе конницы.

Во всех наставлениях по руководству войсками было сказано, что флангового огня следует всеми мерами избегать — ядро, выпущенное в лоб построенному в две шеренги строю, убивало одного-двух солдат. Такое же ядро, выпущенное во фланг, убивало 7 или 8.

Последствия стрельбы с трех направлений сразу даже и нe рассматривалась — понятно было и без слов, что это просто сумасшествие.

Лорд Раглан, отдавая приказ, сделал очевидную и большую ошибку.

Лорд Лукан — которого за медлительность уже успели наградить обидной кличкой лорд «Look-On» — не захотел усомниться в разумности приказа, a просто повторил своему нелюбимому родственнику, лорду Кардигану, что “… таково пожелание главнокомандующего …”.

Что оставалось делать военному, имеющему на руках письменный приказ с пометкой «Немедленно» ?

Командир бригады выехал перед строем, скомандовал атаку (по уставу она шла в 4-е этапа — «Шагом», «Рысью», «Галопом», и «В атаку») — и полетел впереди своих солдат с криком «Вперед, последний из Кардиганов !».

То, что случилось дальше, интерпретировалось самым различным образом.

В русской исторической литературе описан полный разгром английской Легкой Бригады. Детали не уточняются — так, какая-то свалка, почему-то возле пушек, приданных донской казачьей конной части. Академик Е.В.Тарле описывает тяжелое впечатление, произведенное всем этим происшествием в Англии (совершенно справедливо), но в детали не вдается и потери англичан не указывает.

Вместо этого он обильно цитирует наградные реляции, написанные примерно так:

» … рядовой Дементий Комиссаров, повернувшись на брюхе, выстрелил в английского конника и сказал: «… Славно ты напирал, да вот тебе и конец пришел …».

“… Когда не стало молодцу силы более терпеть боль, и стала кровь его заливать верный его прицел, рядовой Фрол Печенкин обратился к своему офицеру со следующими словами — «А не угодно ли пострелять из моего штуцера — право, знатно попадает, а я мигом на перевязку и обратно ...».

Стиль этот сильно напоминает истории вольноопределяющегося Марека из бессмертного романа о бравом солдате Швейке.

Не будем, однако, смеяться ни над рядовыми, чьи подвиги таким вот образом описывали штабные писари, ни над ученейшим и умнейшим Е.В.Тарле.

Это Ключевский мог непринужденно пошутить, рассказывая своим студентам о славной русской морской победе при Чесме: «… турецкий флот оказался еще хуже русского …» — oн жил в другую эпоху.

А вот Евгений Викторович должен был держаться в предписанных рамках чрезвычайно казенного патриотизма.

На самом же деле английская кавалерия добралась до русских пушек, стоящих перед ней и даже сбила с позиции казаков и пехоту, которые эти пушки защищали.

Атака длилась 7 минут, и за это время русская артиллерия выпустила (или должна была выпустить) примерно 200 зарядов — в лоб и в оба фланга наступающим. Этого с головой должно было хватить на то, чтобы перебить их всех — чего, однако, не случилось.

Либо пушкари стреляли из рук вон плохо, либо растерялись их командиры — но масса атакующей английской конницы добралась до оборонявшихся казаков и русской регулярной конницы. Началась отчаянная рукопашная свалка, которая окончилась взаимным отступлением.

От второго расстрела — при отходе назад — англичан спасла своевременнaя атака французcкой пехоты. Ее командир, генерал Боскэ, в военном деле понимал побольше английского главнокомандующего, и oн успел выручить своих союзников, напав на русские пушки.

Англичане потеряли 40% от общего состава — 247 человек (из 637) убитыми, ранеными и пленными (которых было примерно 3 десятка).

Лорд Кардиган — к собственному огромному удивлению — остался жив. Он отошел в тыл вместе с остатками своей бригады, но поселился не в лагере, а на борту собственной яхты.

По утрам он пил чай на палубе, облаченный в некий вязаный жакет, который впоследствии обессмертит его имя — жакет назовут «кардиганом»

В сущности, это была мелкая стычка — для сравнения можно упомянуть, что в сражение у Аккермана, например, было введено до 60 тысяч войск только с русской стороны.

Но в Англии на это посмотрели совершенно иначе.

Газета-громовержец — «The Times» — разразилась гневной статьей, в которой клеймила некомпетентность командования. Служебное расследование вовлекло в свои исследования самого лорда Раглана, который сделал было попытку свалить ответственность на лорда Лукана.

Тот предьявил письменний приказ, подписанный самим главнокомандующим.

В конце концов было обьявлено, что лорд Раглан на словах передал добавление к приказу — » … If possible …», a лорд Лукан поклялся честью, что этих слов капитан Нолан, посланный с приказом, ему не передавал.

Обьяснение было тем удобнее, что капитан Нолан участвовал в роковой атаке и был убит, поэтому дальше спрашивать было не с кого. Tем расследование и закончилось.

Война шла своим чередом.

После долгой осады пал Севастополь. Австрия присоединилась к англо-французам. Царь Николай I умер. Его наследник, Александр II, решил закончить дело миром — согласился на переговоры, которые с большой удачей провел князь Горчаков (oн когда-то окончил лицей вместе с Пушкиным).

В результате России удалось выбраться из беды сравнительно без больших потерь и унижений.

Баллада Теннисона стала частью национального культурного наследия англичан.

Куда менее талантливое поизведение, ругавшее на чем свет стоит командира английской балтийской эскадры, которая блокировала Санкт-Петербург, адмирала Непира:
“… А тебя, вампир, адмирал Непир, ждет у нас не пир …» — было благополучно забыто.

Скромный артилерийский поручик русской армии, дворянским рангом равный лорду Кардигану — хотя и не такой богатый, чтобы завести себе яхту — уехал из Севастополя с замыслом — написать об осаде цикл рассказов.

Скромен поручик был только чином — он уже записал в дневнике: «Пора привыкать к мысли, что я умнее других«.

Как это ни странно — он был совершенно прав.

***

Примечание:
Bвиду упавшего уровня гуманитарного образования в Российской Федерации будет нелишним добавить, что поручика, написавшего «Севастопольские Рассказы», звали Л.Н.Толстой 🙂