ИРИНА ЕВСА / КАТЯ КАПОВИЧ

Ирина Евса. ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ

Плыть и плыть, чтоб с горы не сбросили для примера
всем, замыслившим оторваться, взмахнуть веслом.
Плыть, поскольку Агенор — справа, а слева — Гера,
И — куда бы ни повернули — везде облом.

Бог и смертная, обреченные год за годом
дрейфовать, раздувая брызг соляную взвесь.
Два любовника, нарезающие по водам,
круг за кругом. Твердыня — там, но свобода — здесь.

В серых сумерках ненадолго смыкая вежды,
твердо зная, что там опаснее, где ясней,
плыть и плыть, огибая все острова надежды,
только плыть, а иначе, что ему делать с ней?

Он давно бы развоплотился, упал на сушу,
чтоб в предчувствии неопасных семейных гроз,
разомлев от жары, блаженно вкушая грушу
или яблоко, наблюдать за игрой стрекоз.

Но она, все суда погони сбивая с толку,
забывая, что губы треснули и — в крови,
обхватила его ногами, вцепилась в холку
мертвой хваткой и повторяет: «Плыви, плыви!».

Катя Капович

Белый цвет с деревьев так слетает,
будто снег идёт, но он не тает,
а лежит на плитах под ногой,
смутный свет из облака струится,
падает на книжную страницу,
я сижу в саду, и сад другой.

Для чего всё это, моя радость?
Чтобы сердце так не волновалось,
чтоб уверовало в вечный свет,
в то, что есть за этими краями
область с Элизийскими полями,
там всё навсегда, и смерти нет.

Слышится мотив средневековый –
он такой, что падают оковы,
радость моя, кто это поёт?
Это пчёлы или дети в церкви,
и всё тонет в белом фейерверке,
и скамейка лодочкой плывёт.

Отплываем, отдаём швартовы,
свет течёт то жёлтый, то багровый,
облако, как белое крыло.
Крепче обними меня за плечи,
знаешь, это лечит лучше речи –
человечьей жалости тепло.