Марина Шаповалова (14 мая)

Посвящается вечнообиженным за державу

Когда до позднесоветских людей стало доходить, что потеряла страна в результате захвата власти большевиками, живых свидетелей и участников революционных событий оставалось уже немного. Противников советской власти среди них было и того меньше – не так уж много шансов дожить до седин она им оставляла. И всё же. То ли привычное сравнение всего советского с уровнем 1913 года из убедительного превратилось в смехотворное, то ли экранные их превосходительства и благородия стали зрителю симпатичнее революционных матросов и солдат, то ли загнивающий за железным занавесом капитализм всё привлекательнее благоухал, но сознание масс, целиком воспитанных в духе марксизма-ленинизма, всё заметнее от него уклонялось. До поры невнятные настроения вербализовались лишь в анекдотах. Как про царя Николая Второго, по праву заслужившего самый первый орден Октябрьской Революции. В общем, по общему тогда мнению «с этой революцией что-то пошло не так».

Настоящей бомбой, взорвавшей сознание большинства радетелей за державу, стала публикация действительных данных о 1913 годе. В Перестройку они полились широким потоком в печати и по ТВ, с них начинался каждый эпизод популярного сериала «Жизнь Клима Самгина». Про внешнюю торговлю империи, про темпы роста производств и потребления. В этом свете не то что жизнь людей до революции выглядела или казалась зашибись богатой и вольготной – нет, никто не собирался всерьёз сравнивать быт конца века с его началом, – но роль и место дореволюционной России в Европе и мире представлялись почти завидными. И отставание от ведущих мировых держав, оказывается, не было столь огромным и фатальным, как утверждала советская пропаганда. И темпы экономического роста позволяли отставание неуклонно сокращать. А если бы рост ускорился да без гражданской войны и разрухи, то лет через тридцать быть бы России сильным конкурентом в тройке мировых лидеров. Примерно для таких выводов было достаточно среднего ума и банальной эрудиции. И, надо признать, выводы в целом не были ошибочными.

В деталях, конечно, всё не так гладко, как в воображаемой «альтернативке». Во-первых, Россию революцией взорвало изнутри, козни зарубежных партнёров, мнимые и реальные, решающей роли в этом не сыграли. Сворачивание реформ Александром Третьим и упорное их торможение Николаем Вторым, пожалуй, и создали то непреходящее социальное напряжение, ставшее революционной взрывчатой смесью – запалом могло послужить любое событие кризисного характера. Во-вторых, Николай, останься он самодержцем, не изменил бы стиль правления. А что республиканское оказалось неспособным ни с чем в тогдашней России справиться, мы знаем по опыту. В-третьих, вероятность большой войны (может, не мировой, но всеевропейской) мало зависела от России. А война изменила очень многое в системе международных отношений, нелучшим образом отразилась на мировой торговле, и потому не факт, что темпы экономического роста могли бы соответствовать траектории, построенной методом экстраполяции от 1913 года.

И тем не менее. Россия без большевистской диктатуры оставалась бы частью хоть и пострадавшей в войне, но стремительно развивающейся мировой системы. С сохранением своих рынков зерна и другой сельхозпродукции. С ускорением естественной, частнокапиталистической, с привлечением иностранных инвестиций, а не планово-принудительной, «гулаговской» индустриализации. Не были бы уничтожены тысячи успешных новационных бизнесов и стартапов. Не покинули бы страну и не были бы убиты тысячи учёных и университетских профессоров. Генетика с кибернетикой не угодили бы во вредители. Балет бы не ухудшился – артисты не разбегались бы. Нефть в Сибири все равно бы нашли, не исключено, что раньше. Но на доходы от неё покупали бы не хлеб – свободная страна с институтом Вавилова могла бы кормить не только Европу, но хоть полмира. А «Руссо-Балт» к середине века был бы в топе мирового автомобильного рынка…
И вот это всё в целом правильно дошло до обижавшихся за державу к концу 80-х прошлого века. И причины неуспеха были ими в главном верно определены: последний император не справился с растущими внутренними проблемами страны, а большевистский переворот уничтожил её если не блестящие, то весьма хорошие перспективы. Не случись его – всё могло бы быть иначе и намного лучше. Включая, конечно, международный авторитет любимой державы, подкреплённый одной из первых экономик мира.

Не пройдёт и пятидесяти лет (наверно, с такой дистанции становится лучше видно), как до истинных патриотов-державников начнёт доходить, какие перспективы открывались для России в первом десятилетии этого века. Когда искалеченная руководством вырожденческой партии экономика обновилась и заработала. Частное предпринимательство переросло неказистую стадию «левого ширпотреба на коленке». Деньги перестали быть «деревянными» и «фантиками». Экономический рост доходил до 7-8% в год, а ВВП на душу удвоился. Инвестиции били рекорды в сотнях миллиардов американских уёв. Налоги были низкими, доходы домохозяйств росли. Россия впервые за сто лет вернулась на международный рынок зерна. И, надо ж такому случиться! – в то же время цены на нефть подскочили в десять раз, и углеводородные доходы хлынули в недавно ещё нищий, дефицитный бюджет сразу сотнями миллиардов долларов.

Если нашим потомкам-патриотам кто-нибудь тогда популярно представит, какое место на международной арене заняла Россия, за всего одно десятилетие выкарабкавшись из жалкого состояния, какие баснословные доходы при этом стало получать государство, да ещё и графики нарисуют – каких высот могли достичь эти сумасшедшие вложения в экономику, образование и науку да при стартовой в «нулевых» предпринимательской активностью, да с внешней торговой экспансией – интересно, надо ли им будет объяснять, почему их реальность совсем не похожа на ожидания полувековой давности? Что и почему потом пошло не так?

Куда делись сотни миллиардов, отложенные в стабфонд. Почему внешнеторговые доходы упали, а рынки потеряны. Почему частная инициатива заглохла, наука снова отстаёт, а среди выдающихся учёных, нобелевских лауреатов и всемирно известных создателей всяких новаций – только «бывшие наши». И русский паспорт во всём мире – «чёрная метка».

Впрочем, я не знаю, какие у них там, в их будущем, будут проблемы. Чего им будет не хватать – может, того, что сейчас ещё не изобрели. Неважно. Я зато знаю, что державники не переведутся. И что им будет обидно, что их страна, Россия, не там, где могла быть. Не так богата, как хотелось бы. Что её не уважают, с ней не считаются, а «русский» для всех за границей – не знак качества, а, скорее, наоборот.

И вот, я думаю, что они правильно определят, кто виноват в этом. Даже уверена.