Александр Хоц. “Ну что с того, что я там был..” (9 мая)

Свойство хороших поэтов — проговаривать вещи, которые открываются далеко не сразу. Помню, как меня поразили строчки Юрия Левитанского: “Ну что с того, что я там был, / В том грозном “быть или не быть”, / Я это всё давно забыл, / Я это всё хочу забыть”.

На фоне нынешних “победителей фашизма” думаешь о том же: что с того, что один тоталитарный режим победил другой, если победители «коричневой чумы” принесли Европе не свободу, а чуму другого рода? Если новая идеологическая ложь утвердилась вместо национал-социализма?

Но даже в том, “советском”, смысле путинская россия не имеет никакого права быть наследницей “победы над фашизмом”, потому что бомбит Киев по примеру рейха, убивает украинских ветеранов “ВОВ” и возродила практику аннексий ради имперских амбиций.

В статье “Судьба двух империй” (за которую мне и прилетел штраф от «победителей»), я пытался объяснить, прежде всего, самому себе, как случилось, что разгром одного тоталитарного режима обернулся легитимацией другого, не менее кровавого и лживого.

Ирония истории: “победа над фашизмом” продлила жизнь советскому тоталитаризму, который тоже рухнул (в силу порочной имперской природы), но только полвека спустя.

Нынешняя россия — наследник не “победы над фашизмом”, а того самого сталинизма, который от фашизма мало отличался. Режим (да и сам российский социум, судя по детям в пилотках) “давно забыл” о светлых моментах победы (а они были) ради “свастики русского мира”, о которой пел Володя Котляров.

Горькая ирония: рашисты празднуют «победу над фашизмом». Но “освободители” несли Европе новую оккупацию и расправу над представителями русской эмиграции (так был убит чекистами в Праге в 1945 году замечательный филолог Альфред Людвигович Бем).

В понятии “победа над фашизмом” есть и эта неотчуждаемая память об историческом зле, которая намертво “впаяна” в хронику Второй мировой войны. Более того, именно “победа над фашизмом” гарантировала сталинизму “уважение” в мире и “благодарность человечества” на десятилетия вперёд. Пока имперское мурло режима не сорвало с себя маску “освободителей” и не занялось привычным делом — оккупацией и аннексией, наследуя практикам Гитлера.

Думаю, что лучшие из фронтовиков это понимали. Я не помню Окуджаву, Левитанского или Межирова в медалях. Они прекрасно помнили, кто шёл за ними, продвигая новый террор вслед за линией фронта. В песне «о дураках» (советском руководстве) Окуджава использовал музыку одного из нацистских маршей: «Дураки любят собираться в стаю, / Впереди главный во всей красе»..

У Межирова есть горькое и точное стихотворение “Прощание с Юшиным” 1971 года — о ветеранской памяти и ощущении родства людей одного поколения, независимо от флага, под которым они воевали. “Мы долго так друг друга убивали, / Что я невольно ощущаю вдруг, / Что этот немец в этой людной зале / Едва ли не единственный, едва ли / Не самый близкий изо всех вокруг”.

Именно “близкий” — по горькому сходству тоталитарного опыта и государственного террора. Только ветерана вермахта заставили покаяться и он — свободный человек, а “победительное” зло продолжало жить без покаяния. Сейчас оно “выгуливает” портреты “дедов”, где герои перемешаны с чекистами и убийцами. Очень точный символ нынешней россии — кочующий погост, как символ русского будущего, зомби на прогулке.

Другое сильное впечатление от “дня победы” у меня осталось от воспоминаний советского офицера, который описал выразительную сцену на подступах к Берлину. Машина застряла в заторе, возникшем из-за массовой охоты на беженок, которые тянулись с нехитрым скарбом навстречу советским войскам. Солдаты ловили немок помоложе, тащили их в придорожные кусты и выстраивались в гогочущую очередь, чуть ли не со спущенными штанами.

Машины стояли и очередь двигалась. Затем обессиленных, окровавленных и изнасилованных оттаскивали прочь и брались за новых. Пока водитель офицера бегал пристроиться к одной из очередей, офицер с грустью размышлял о “диких нравах войны” и расчеловечивании, как оборотной стороне солдатской доблести. В конце-концов, “нацистские подстилки” не были людьми для тех, кто чудом остался жив и дошёл до Берлина.

«Вечный огонь» замышлялся как политизированный символ победы. Но это, скорее, символ ожога, который война нанесла обществу “победителей”. Причём это ожог четвёртой степени, несовместимый с жизнью, от которого мучительно умирают. С “наследницей победы” — путинской россией случилось то же самое.

“Ожог” победы медленно убил имперское советское общество, которое не смогло понять смысла “свободы” и “освобождения” (которыми так кичилось), не смогло остаться на высоте своего “подвига” и одобрило вторжение в Чехословакию. Идеология “победы», разжигая имперскую спесь, проторила путь к новому фашизму — уже в 21 веке.

Действительно, “судьба двух империй”… Одна была разбита союзниками, освободив Германию для демократии через разгром самой государственности. Вторая продержалась в ранге “победителя” ещё десятки лет, но точно так же с позором развалилась, потому что была враждебна свободе.

Россия продолжает эту традицию позора и развала (а вовсе не “победы над фашизмом”). Её ждёт тот же исторический финал. Но пока мы видим торжество фальшивой имитации (как и всё в стране вечных декораций, не сумевшей стать частью Западного мира, но веками мимикрировавшей под формы западной жизни).

Кажется, впервые я подумал о фальши “дня победы” в 2006 году, когда ЛГБТ-активисты захотели возложить цветы к вечному огню в Александровском саду (это был первый Московский прайд) — в знак благодарности за освобождение геев, жертв нацизма из концлагерей. В этом слышался понятный диссонанс, поскольку совок продолжал сажать и убивать тех, кого “спасал”.

Но в этом был и гуманный вызов — попытаться увидеть в победе над фашизмом не идеологический, а человеческий смысл. Бенефициаром “великой победы” должен был быть не режим (со своим ГУЛАГом и 121-й статьёй), а сам человек. “Деды воевали” не только “за сталина”, но и за “эру милосердия” (о которой так хорошо сказал герой Зиновия Гердта). В конце-концов, люди воевали за то, чтобы их потомки были свободными и счастливыми.

Но, к сожалению, человеческой версии “победы” не случилось. Она осталась базовой “скрепой” имперской идеологии, гомофобии и нового фашизма. Как любили «острить» менты в 2006 году, “вы хоть представляете, что бы с вами сделал этот неизвестный солдат, если бы узнал, кто пришёл класть ему цветы? Пристрелил бы прямо у кремлёвской стены».

Надо признать, они оказались правы. «Меньшинства», как всегда, «протестировали» социум на его близкое будущее. “День победы” русского фашизма не позволяет в этом сомневаться…