Короткий рассказ Людмилы Старцевой

Она всегда была некрасивой, сколько себя помнила. По молодости лет печалилась, комплексовала, но с годами свыклась, уже не ждала любви и мужской заинтересованности.

И все же замуж хотелось. Детей хотелось. Мужа, такого же некрасивого, как сама. Чтобы на него не покушались другие женщины, и чтобы понимал, что такой, какой есть, он нужен только ей.

Хотя – нет. У некрасивых родителей дети будут некрасивы в квадрате и несчастливы – в нём же. Пускай муж будет красавцем, но с каким-нибудь физическим недостатком, не передающимся по наследству. К примеру, слепой. Да, слепой муж – это хорошо – думала она. Он не будет каждый день видеть какая она некрасивая. Правда, говорят, что слепые видят руками. Ну, может быть, длинный нос или оттопыренные уши и можно нащупать пальцами. А вот бесцветные ресницы, землистый цвет лица, крупные веснушки, рассеянные по всему телу, руками не разглядишь.

Или вот — чтобы красавец писаный, но без ноги. А еще лучше – без двух. Чтобы полностью от нее зависел, и был рад, что она разрешила ему на себе жениться. Чтобы делать детей, ноги не нужны, а уж она постарается, чтобы все у них получилось, и чтобы наследники рождались здоровыми (как она) и красивыми (как муж).

В поисках красивого инвалида она устроилась санитаркой в военный госпиталь. Безруких здесь было пруд пруди, однако у всех были женщины, которые приносили им домашнюю еду, чистое белье и долгие тихие разговоры — глаза в глаза.

Был и безногий красавец, но к нему, сменяя друг друга, через день, ходили жена и любовница. Оказывается, безногие тоже пользуются спросом. Для нее это было неприятным открытием.
И она уже почти что упала духом, когда однажды, в конце лета, к ним в отделение поступил новенький. Всё как мечталось: высокий, стройный, синеглазый, с половинкой левой руки, и с правой – от плеча и до кончиков пальцев – упакованной в гипс, и зафиксированной на груди с помощью сложной металлической конструкции. Хирург сказал, что собрал руку практически из ничего, но надежда есть.

К новенькому никто не ходил, ухаживать за ним было некому, и он поступил в полное ее распоряжение. Она стала его руками: умывала, брила, кормила, переодевала в выстиранное ею же чистое белье, подавала «утку», бережно придерживая самый главный мужской предмет — возможный источник их будущих детей. Весь день она вращалась вокруг него, ненадолго покидая орбиту, чтобы быстренько вымыть пол в соседних палатах или поесть больничного супа.
Она покупала ему сигареты и водила его курить на лестничную площадку между этажами. После работы бежала на рынок, покупала мясо, творог, фрукты и до полуночи варила, пекла и жарила. Утром приносила ему кофе в термосе и теплые оладушки.

Он благодарно сиял ей навстречу синими глазищами, называл «солнышком» и «моей радостью». А когда она расчесывала его русую голову, закрывал глаза и тихо дышал ей в живот.

Как-то раз она не застала его в палате, пробежалась туда-сюда и обнаружила своего подопечного на лестничной площадке, в компании маленькой блондинки, одетой в широкие больничные штаны и застиранную рубаху. Они, смеясь, курили одну сигарету на двоих — блондинка по очереди подносила ее к своим и его губам. Здесь же стояли блондинкины костыли: она опиралась на них и на правую ногу, левая штанина была сложена вдвое и привязана к поясу – за ненадобностью.
Было такое ощущение, что с размаху ударили по сердцу. Оно вздрогнуло, остановилось, потом забилось с такой силой, что пришлось придерживать его руками, чтобы не вырвалось из груди. Она закричала что-то злобное, разогнала курцов по палатам, потом сбегала в женское отделение и узнала, что блондинка не замужем и что никто не приходит ее навещать.

А через неделю с руки красавца сняли гипс, и он потихоньку учился держать ложку, полотенце, свой главный мужской предмет и вежливо отстранял ее, когда она по привычке хваталась за «утку». Он все так же приветливо ей улыбался, все так же называл «солнышком», но не было уже между ними той связи, что установилась за время его зависимости от нее. Он был сам по себе, и все чаще ходил на лестничную площадку между этажами – мужским и женским.

На десятый день после того, как сняли гипс, его выписали из отделения. Она в это время бегала по своим санитарным делам, и успела лишь увидеть в окно, как он шел через больничный двор – в руке спортивная сумка, на плече – красный рюкзачок с плюшевым медвежонком. Рядом с ним скакала на костылях маленькая женщина с белыми волосами. И сверху, из окна, было видно, что никакая она не блондинка, и что голова у нее – седая.

На следующий день она написала заявление об увольнении по собственному желанию. Причиной указала личные обстоятельства.

Говорят, что ее видели в детском доме, где все свободное от работы время она проводила с маленьким синеглазым мальчиком. У них обоих, кроме друг друга, никого не было.