Ирина Евса
На столе – бедлам. За окном – разруха
в красноватом зареве мятежа.
Между стёкол вдруг оживает муха,
пробиваясь к форточке и жужжа.
То весенних фрезий залётный запах,
то светила циркульный полукруг.
Лишь одно незыблемо: справа – запад,
если ты задумал бежать на юг.
Разольём гороховый суп по мискам.
Из другой эпохи, из тьмы другой
нам с картины чёрная одалиска
золотой подмигивает серьгой.
Уперевшись локтем в парчу подушек,
разгрызая косточку миндаля,
ждёт, пока Альгамбра себя потушит,
покачнувшись в пламени фитиля…
Ввинтим в сумрак лампочку: день недолог.
Мавританке – жемчуг, тебе – горох.
Даже дым отечества нынче дорог, –
поразмыслишь прежде, чем сделать вдох.
Только муха скутером ошалелым
в застеклённой мечется глубине.
Только мокрых веток углы и стрелы
ассирийской клинописью в окне.
Валерий Черешня
Есть промежутки в жизненной основе,
куда вплетается певцов родимых нить, –
час сумерек в лесу сгустится в слове:
«я жить хочу…», и птица вскрикнет: «жить!».
В накате волн холодного залива
волнообразный звук, то глюковский поёт
Орфей, то тютчевский счастливый
прощальный свет над водами встаёт.
Услышишь скат ступенек дальней гаммы –
своих стихов зеркальное тепло;
поднимешь голову – и в небе Мандельштама
чернеет ласточки лекальное крыло.
Но как любить огромное дыханье
пустующего дня, кто им заговорит,
когда весь мир из тяжкого молчанья
несозданных стихов, возможно, состоит.
Лена Берсон
Что с этим краем сближало?
Может, что жизнь дорожала,
Подешевев до зеро.
Если б не столько простора,
Там хоронили бы стоя,
Новых рожая сирот.
Что с этим краем роднило?
Вряд ли холмы и могилы
Вдоль огородов, увы.
Разве что только ограда –
Дедушка сделал когда-то
Из неликвидной трубы.
«Когито ерго» не суй там,
Где производят безумье.
Что с этим краем не так?
Правда, что годы и годы
Там экспортируют горе
И консервируют страх.
Что я к нему прицепилась,
Если без права на милость
Снег обездвижен, как ты.
В дальнем краю, непохожем,
Вижу все те же, все то же –
Прежнего края черты.
Как я немногого стою,
Раз выбираю такое:
Тот же безрадостный вид.
Зренье, попав в мышеловку,
Видит сквозь дымку хрущевку,
Только окно не горит.
ИРИНА ЕВСА / ВАЛЕРИЯ ЧЕРЕШНЯ / ЛЕНА БЕРСОН
Ирина Евса
На столе – бедлам. За окном – разруха
в красноватом зареве мятежа.
Между стёкол вдруг оживает муха,
пробиваясь к форточке и жужжа.
То весенних фрезий залётный запах,
то светила циркульный полукруг.
Лишь одно незыблемо: справа – запад,
если ты задумал бежать на юг.
Разольём гороховый суп по мискам.
Из другой эпохи, из тьмы другой
нам с картины чёрная одалиска
золотой подмигивает серьгой.
Уперевшись локтем в парчу подушек,
разгрызая косточку миндаля,
ждёт, пока Альгамбра себя потушит,
покачнувшись в пламени фитиля…
Ввинтим в сумрак лампочку: день недолог.
Мавританке – жемчуг, тебе – горох.
Даже дым отечества нынче дорог, –
поразмыслишь прежде, чем сделать вдох.
Только муха скутером ошалелым
в застеклённой мечется глубине.
Только мокрых веток углы и стрелы
ассирийской клинописью в окне.
Стихотворения Валерия Черешни и Лены Берсон читать в блоге.