Ночь стерла бальзамин и виноград,
как будто их и не было в природе.
И черный двор – почти уже квадрат
Малевича иль что-то в этом роде.
А в нем завис, пуская пузыри
во глубине волнисто-потаенной,
дом, словно рыба с кем-нибудь внутри:
С живым Ионой и женой евонной.
…Открыв окно, он курит, едкий дым
в целебный воздух юга выпуская.
И красный Марс колеблется над ним,
поеживаясь, как звезда морская.
Иониху знобит. Но вместе с тем
от жарких дум влажна ее подушка,
поскольку в нем, как фосфор в темноте,
просвечивает тайная подружка.
И хочется сказать ему: “Насквозь
я вижу вас!”. Но смахивая что-то,
она бурчит привычное: “Набрось
на плечи куртку и запри ворота”.
И это бормотание, как чек,
что выписан пожизненно обоим.
Уже непотопляем их ковчег
с бесчисленным количеством пробоин,
с жуком, бесцельно бьющимся в стекло,
с наплывами из Ветхого Завета…
Он не уйдет, поскольку с ней тепло
и, как сказал поэт, «не надо света».
Ирина Евса (11 марта)
Ночь стерла бальзамин и виноград,
как будто их и не было в природе.
И черный двор – почти уже квадрат
Малевича иль что-то в этом роде.
А в нем завис, пуская пузыри
во глубине волнисто-потаенной,
дом, словно рыба с кем-нибудь внутри:
С живым Ионой и женой евонной.
Читать дальше в блоге.