Татьяна Вольтская. ПИСЬМО ТАТЬЯНЫ К ПУШКИНУ

Публикация ко дню смерти Пушкина

Я, правнучка девок, слонявшихся по людской,
Пахнувших потом, семечками, тоской,
Обвившейся вокруг прялки, свисавшей с веретена,
Опухших, растрепанных после сна
На сундуке в углу, хихикавших, а когда
Забрюхатят от барина, растворявшихся, как вода,
В черной земле — где-то в курной избе,
Я, давным-давно поймавшая на себе
Их туповатый взгляд, — так же как их зазноб —
Хамоватых лакеев и тощих пахарей, легших в гроб,
Не дожив до старости; я, правнучка ривок, фир,
Засорявших нарядный малорусский эфир
Говором перелетного племени, черных птиц,
Пышных гоголевских жидовок, на дно глазниц
Прячущих ужас погрома, как под грудой белья —
На черный день заначку в платочке, — я,
Как сказал бы Лев Гумилев, одна из химер,
Населяющих землю, Вам пишу, на манер
Вызванных Вами теней, глядящих через плечо.
Я пишу Вам. Чего же еще?

Осени, осени! Мокрого золота, багреца,
Кукушкина льна, отцветающего чабреца,
Первого льда в умывальнике, пустой головы,
Взвинченной ветром. Я, конечно, химера, но ведь и Вы,
Александр Сергеевич, — я не имею в виду
Смуглого предка и прочую ерунду, —
Ведь и Вы, запертый, словно в тюрьму, в урок,
Полководец, легкой когортой строк
Смявший тяжкие вирши модников и чувствительные сердца, —
Вы, кого было столько, сколько хлопка-сырца,
Чугуна и стали на душу, — можно сказать, Вас нет.
То есть я не знаю, чьи слова, как во сне,
Повторяют губы и кто оседал на снег,
Заставив рыдать Марину, да и меня, — зане
Кто же не возрыдает, когда герой сражен? —
Вот и я стою в толпе неутешных жен.
Но не моими глазами плебейскими разглядеть
Вашу усмешку и Вашу смерть,
Еле выбравшись — чудом! — из-под катка
Ваших ямбов, — да нет, просто Ваша рука
Бросила камушек, — и он полетел с горы,
На обломках миров созидая свои миры,
Ныне стоящие, как осенний лес,
Полный холодных огней, высоких небес,
Ангельских арф. Только я хочу
Видеть Ваше лицо, как Психея, несу свечу,
Но, как девка от барской двери — голыми пятками топоча, —
Опрометью по лестнице. Гаснет моя свеча.
Пусть гаснет. В щель между строк не увидать лица
Дуэлянта, картежника, мудреца,
Вольтерьянца, Орфея, придворного, бунтаря,
Волокиты, пророка — попросту говоря,
Протея, трепещущего в руке
Зверем, птицей, чудовищем, отпечатком ступни в песке;
И краснея, робея — что посмела прийти под сень, —
«Я люблю Вас!» — как я скажу им всем?
Не скажу. Только тени — клубами к потолку
Над погасшей свечой. Вцепившись рукой в строку,
Я ищу Вас глазами, но золоченая клетка строк
Открыта. Певец улетел. Ветерок
Еще гуляет, прутиками звеня,
Дует в мокрые щеки. Простите меня.