ИРИНА ЕВСА / АНДРЕЙ ШИРЯЕВ / АЛЕКСАНДР ГАБРИЭЛЬ

Ирина Евса

Вороватый март потрошил столицу,
травяной покров обнажив до срока.
…И мужчина был, что похож на птицу, —
ястребиный клюв, ледяное око.

В полутьме прихожей звенел ключами
и смотрел так зорко, почти навылет,
словно, профиль мой со своим сличая,
изначально знал: ничего не выйдет.

Он халат набрасывал мне на плечи,
всякий раз анапестом или ямбом
клокоча на птичьем своём наречье
…и в ночи хотелось мочёных яблок.

А к утру за кормом спешил из дома,
тёмно-синий шарф затянув потуже.
Из такого пуха плели гнездо мы,
что, подобно снегу, и таял тут же.

Но, промозглый север дразня востоком,
залетев фигуркою оригами,
в голубое око зелёным оком
я впадала пристально, не мигая,

отдаляя гибель игрой в гляделки, —
так больной, издёрганный болью в теле,
не сморгнув, читает в глазах сиделки
всё, что с ним случится на самом деле.

Андрей Ширяев

Пчела, прости, я снова о зиме.
Об улье на покинутой земле.
О корке наста на границах тела.
О нас. О наступившем феврале.
О том, как неожиданно стемнело,
и август в каплях оловянной стужи
прошел. О том, что выглянуть в окно
тебе, живущей вечно и снаружи
любого дома, к счастью, не дано.
Твоя невинность – не твоя вина.
Ты так очаровательно верна
родным шестиугольникам, как будто
в садах не шла гражданская война,
и я, садовник маленького бунта,
не подавился предпоследней пулей,
опавшей в пруд и сгинувшей в пруду.
Не бойся. Новый рой покинет улей –
и я уйду.

Александр Габриэль

Глаза, глаза, воронки чёрных дыр…
Скажи, камю ты нужен, посторонний?
А в небе солнце — жёлтое, как сыр,
который как-то Бог послал вороне.

«Светить, не грея» — вот его девиз.
Надежда — кверху брюхом. Rest in peace.
Ветшают жизни, взятые внаём;
собаки рвут пространство злобным лаем,
в котором мы легко распознаём
«Аллах Акбар!» (своих, мол, не бросаем).

Куда не кинешь взгляд — везде бои,
и в них чужими сделались свои.
В одних местах аншлаг, в других аншлюс.
Не зря поэт искал покой и волю…
И ты молчишь. И ты включаешь блюз,
в чужую боль ныряя с головою.

Учи мотив, бубня слова под нос.
Какой ни есть, а всё ж самогипноз.
Повсюду СВР да ЦРУ.
Вздыхаешь вновь: «Азохенвэй, панове…»
и держишься, как ветка на ветру —
на честном слове;
теряешь время, крышу и домен,
рождённый жить в эпоху перемен.